Я служил на арктическом атомном полигоне (2)

начало

Места там великолепные. Тундра, покрытая мхом и лишайником. Изредка – полуметровая стелющаяся березка. Небольшие фиолетовые цветочки - очень похожие на картофельный цвет. Вечно заснеженные горы до 1500 и более метров полные россыпью нетронутого хрусталя. У нашего командира Касимова О.Г. был геологический молоточек с длинной рукояткой, и он частенько приносил показать довольно-таки крупные экземпляры горного хрусталя. В заливе: рыба, нерпа, изредка белый медведь. «Каркает» коричневатый песец, зимой он - белый. Летом под ногами кишат полевые бесхвостые мыши - лемминги. Чирикают пуночки - что-то среднее между хитрым воробьём и доверчивой синицей. На утесах - тысячи кайр, которые устраивают такие птичьи базары, что рядом ничего не слышно. Гусей, в период линьки, бери голыми руками.

Там впервые в горном озере я ловил рыбу… «по телевизору». Пешнёй вырубается лед размером с небольшой экран. Подстелив картон, ложишься в овчиной шубе на лед, опускаешь в прорубь на леске несколько крючков-тройничков и ждешь пока «по экрану» не поплывет приличная рыба - голец, из семейства лососевых. А там уж азартно подсекай: за что прихватил, за то и вытащишь. Другая рыбалка - кто, на спор быстрее других, наловит почтовый бумажный мешок рыбы. В апреле уже тепло и рыба в озерах начинает задыхаться от нехватки кислорода. Если прорубить пешней небольшую лунку, а работа эта не из легких - пробить лед толщиной более метра, то она просто кишит от сайки и наваги, которую успевай подсекать тройниками и вытаскивать. Самый трудоемкий процесс - отцепить рыбу.

 

Много интересных людей побывало тогда у нас. Один из них – заместитель министра среднего машиностроения СССР П.В.Дементьев, курировавший ядерную энергетику. Однажды на вертолёте прилетел какой-то крупный учёный, который знакомился с обстановкой на боевом поле. Время к обеду. Командир даёт мне поручение пригласить его к столу. Учёный под два метра ростом в меру упитанный в кожаной лётной куртке и лётном шлеме прогуливался по территории. Я пригласил. Тот отказывается. Ну, думаю, может быть, не так пригласил. Повторяю, как просьбу командира. Учёный мне говори: «Не беспокойтесь, молодой человек, я вот уже 30 лет как вообще не обедаю». Я на доклад к командиру. А один из военных, сопровождавший учёного, сей факт подтвердил.

 

Первый ядерный взрыв СССР был произведен 29 августа 1949 года на Семипалатинском испытательном полигоне, последний - на 24 октября 1990 года на Северном испытательном полигоне Новая Земля (СИПНЗ).

Первое ядерное испытание подводное мощностью 3,5 килотонн было произведено на СИПНЗ еще 25 сентября 1955 года.

В 1957 году ещё четыре, в том числе: 7 сентября - единственное наземное ядерное испытание, мощностью 32 килотонн; 24 сентября - первое воздушное испытание - сброс авиабомбы мощностью 1600 килотонн.

В 1958 году – 24 ядерных взрыва в атмосфере. Этот год был особенно напряженным для гарнизона. Только в октябре было произведено 12 испытаний. Но нас это не коснулось. Хотя вместе с нами в казарме жили ребята уже побывавшие на боевом поле «А» в губе Чёрном, но говорить на эту тему им было запрещено. Конечно же, разговоры были, всё-таки, интересно послушать бывалых.

В 1959-1960 гг. и до 1 августа 1961 года СССР не проводил ядерных испытаний, участвуя в моратории на ядерные испытания вместе с США и Великобританией.

Таким образом, нашей команде предстояло подготовить техническую базу для продолжения ядерных испытаний на боевом поле Д-8. Месяца через два меня отозвали, в связи с предстоящей демобилизацией.

 

Обстановка в мире была напряженной и противостояние двух атомных сверх держав усиливалось. В этих условиях, ожидаемый нами приказ Министра обороны СССР о демобилизации, попридержали на неопределенный срок. В конце июля 1961 года около 20 старослужащих пригласили к начальнику штаба в/ч 77510 контр-адмиралу Стешенко В.К. Василий Константинович, сославшись на кадровый голод, военно-политическую обстановку и сложившуюся ситуацию с демобилизацией, предложил остаться на сверхсрочную службу. В числе немногих я подписал контракт на два года. А приказ о демобилизации Министр, все же, подписал в декабре.

 

В то время я был вольной птицей. Дома, кроме взрослых сестер, никто не ждёт. Квартира бронируется. Северный двойной коэффициент на зарплату. Полное военное довольствие.

 

Оформили надлежащим образом, одели, обули, посадили на эскадренный миноносец ЦЛ-80 и снова комендантом палаточного городка на Д-8. Этот корабль Северного флота прибыл обеспечивать работу испытателей в Северной зоне. Мы вышли из Белушьей Губы в Баренцево море и пошли к месту назначения. По какой причине нас выпустили в море при штормовом предупреждении мне не ведомо. Но если в начале волнение на море было балла 3-4, то потом оно стало нарастать и дошло до 9 баллов, а это уже волны более 5 метровой высоты. Наш эсминец бросало только так. К тому же, северо-восточный ветер, а отсюда и киле-бортовая качка.

 

Помня свой первый морской переход, я сразу же завалился спать на верхнем ярусе парусиновой койки. Проснулся из-за того, что чуть было не выпал из неё. Шторм уже был в разгаре. Мы размещались в носовом кубрике. Когда я встал на ноги и корабль взлетал на очередную волну, то у меня подкашивались колени от сильнейшего притяжения к палубе. В то время, когда нос корабля проваливался с гребня волны вниз, то казалось, что я висел в воздухе, а все мои внутренности перемещались ближе к горлу, пытаясь проскочить через него. Тому, кто, летая самолетом, падал в затяжные воздушные ямы, будет несложно представить себе эти ощущения.

 

Кстати, оказывается, что лишь небольшое число моряков не испытывают морской болезни, значительное же большинство даже тех, кому надо отстоять при любых погодных условиях свою вахту, блюют в приспособленные подручные средства - я видел у матросов на шее, подвешенную на веревочке, пустую консервную банку и... проблема решена. Мы были менее сообразительны и бегали в гальюн (туалет) до тех пор, пока в желудке ничего не оставалось. Тем не менее, до места добрались.

 

Боевое поле, где проходило испытание ядерного оружия, находилось за сопкой в нескольких километров от палаточного городка, куда, обычно, добирались на ГТС. Однажды из любопытства с группой испытателей, в составе которой был мой земляк матрос Анатолий Ломоносов из Стерлитамака, побывал с испытателями непосредственно на точке. Однако кроме обвалованных бронеказематов и оптических пунктов киносъёмки, в которых устанавливали регистрирующую и оптическую аппаратуру, ничего необычного не увидел, потому что это было до начала испытаний.

 

А наблюдали за испытаниями ядерного оружия с командного пункта, расположенного юго-восточнее от нас на полуострове Паньковая Земля в 97 километрах от боевого поля. Командный пункт автоматики был построен в 1957 году для проведения ядерных взрывов в атмосфере и использовался с 1958 по 1962 годы включительно. Испытания проводились в трудных полярных условиях, в том числе и в полярную ночь, с большим риском для здоровья и жизни испытателей, личного состава гарнизона и прибывших на учение кораблей.

 

10 сентября 1961 года с целью испытания ядерного оружия был произведен воздушный взрыв мощностью 2700. Бомбу доставил самолет-носитель. На это время мы вышли на эсминце в безопасное место. В ожидании взрыва задраили люки, иллюминаторы. Но мы были молоды (мне-22 года) и любопытны. У кого не было защитных темных очков пользовались закопченными стеклами. Около 9 часов над боевым полем мы увидели огненный шар. Яркая вспышка и световое излучение длилось несколько секунд. Огненный шар, увеличиваясь в размерах поднимался вверх, образую грибовидную головку. Затем ударная воздушная волна дошла до нас и с шипением стала проникать через плотно закупоренные иллюминаторы. Страха не было, но всё же было немножко не по себе.

 

После получения данных с самолета-дозиметриста об уровнях радиации на боевом поле, на опытное поле с вертолётов был высажен десант испытателей, которые сняли плёнки и необходимые измерительные приборы, снова зарядили аппаратуру поля для следующего взрыва. Наиболее высокие уровни радиации были зафиксированы в эпицентре взрыва. Затем на эсминце прибыл основной десант испытателей. Он провёл наземную разведку, полностью восстановил боевое поле и подготовил к очередному испытанию. Нас встретила лишь ослепшая собака, разбросанные около пирса пустые бочки из-под бензина № 105 для заправки вертолетов и пустые площадки нашего палаточного городка. Выдали средства химзащиты: комбинезон, бахилы и личные счетчики Гейгера для измерения радиации. Они были схожи с авторучкой, внутри которой встроена и просматривалась шифровая шкала набежавших рентген. Наш врач капитан Цветков заносил данные счетчиков в свой медицинский журнал, а я этим мало интересовался, так как реальной радиационной опасности тогда не представлял. В составе инвентаризационной комиссии принимал участие в оценке материального ущерба, нанесённого в результате ядерного взрыва.

 

Завершив работы на поле вернулись в Белушку, хотя испытания затем продолжались, и в 1961 году было произведено 24 ядерных взрыва, в том числе 30 октября мощностью 50000 кт. - самое мощное ядерное испытание СССР.

 

В 08.33 утра 30 октября 1961 года взрыв состоялся над боевым полем и на заданной высоте. В Белушке мы наблюдали как клокочущий ядерный шар быстро поднимался вверх, размеры его увеличивались. Внутри его ещё несколько секунд продолжались вспышки. Создавалось ядерное грибоподобное облако. Дошла сейсмическая, а сразу за ней и воздушная ударная волна. За этим громоподобные мощные звуки. Но в посёлке никаких разрушений не было, хотя нас всех предварительно вывели из казарм.

 

За участие в специальных учениях многих наградили орденами и медалями, а мне:

«Г Р А М О Т А

Награждается Старший сержант Аюпов Т.Г. За успехи в боевой и политической подготовке, за добросовестный труд и хорошее содержание вверенной техники.

Командир в/части 77510-Ф Инженер-капитан 1 ранга Голованов.

30 апреля 1962 года.»

 

Так моё участие в работах на боевом поле в 1961 году оценил руководитель работ на боевом поле, а Министр обороны СССР маршал Советского Союза Р.Я.Малиновский объявил своим приказом благодарность, о чём внесли запись в мою военную учётную карточку.

 

Жили мы на втором этаже новой гостиницы в северо-восточном районе посёлка в двухместном номере со старшиной Балясниковым Петром Дмитриевичем - бакинцем, очень воспитанным и выдержанным, приятным в общении, знатоком многих исторических фактов. Это был период увлечения поэтическим творчеством. Ни дня - без строчки.

 

Однажды, сидим в офицерской столовой, и мой товарищ старшина Геннадий Злобин рассказывает мне, как он всю ночь мучился, сочиняя песню, и, кажется, получилось. И напевает: «Хорошо, когда снежинки падают на ресницы и на волос твой. Хорошо, когда тебя обрадует твой любимый дорогой...» Исполнив куплет, он сказал, что было бы неплохо, если бы я помог ему закончить эту песню. Я в восторге от слов и музыки песни, даже стал подбрасывать кое-какие мысли по поводу продолжения. Геннадий доволен, от похвалы потирает руки. Минут 10-15 идёт живейшее обсуждение темы.

 

Вдруг по радио, раньше это практиковалось очень часто, просят приготовиться для записи новой песни и звучит: «Хорошо, когда снежинки падают...». Я смотрю с недоумением на своих друзей: Геннадия Злобина, Ивана Ворника, Геннадия Данилова и они начинают дико хохотать, видя результат своего розыгрыша на моём лице.

 

Атмосфера закрытого гарнизона, конечно, угнетала многих офицеров из нашего окружения.

Однажды на дежурстве наш сослуживец, очень даже габаритный майор Виктор Журко решил попробовать - сможет ли он застрелиться. Приложил пистолет к виску и выстрелил в потолок. Утром нам демонстрировал опаленные волосы на виске. Тогда и у меня родилось:

Лежу тихонько под землёй.

Уж не стучит в висках

И смерть холодною змеёй

Мой охраняет прах.

Ветер с надгробного камня

Всё успеет стереть,

Песни же петь меня помня,

Будет нетленная - Смерть.

Для оценки материального ущерба, нанесенного самым мощным ядерным взрывом, в начале 1962 года небольшая комиссия во главе с начальником ОНЧ подполковником Касимовым Орестом Гусейновичем, в состав которой меня также включили, вылетала на вертолете в поселок Северный в проливе Маточкин Шар.

 

То, что я увидел там, меня поразило. От клуба, который должны были ввести в эксплуатацию 7 ноября, остались только два крыла, а центральную часть вместе с залом - как ножом срезало. Потом мне специалисты разъяснили, что ударная волна идет не стеной, а в виде турбулентного потока, а он пришелся как раз на среднюю часть клуба.

 

Напрочь были снесены также все жилые строения. Осталось только часть стены от большого вещевого склада. Многие материальные ценности, видимо, просто не успели вывезти. Сапоги, валенки и прочее военное имущество взрывной волной развеяло по льду пролива. Рулонами валялись вафельные полотенца, тюками - портяночный материал. Особенно много было коробок из пищевого металла с запаянными в них галетами. Склад, устроенный в скале, был забит сливочным маслом в коробках по 24,5 кг.

 

В августе 1962 года снова на одном из кораблей обслуживания дизельэлектроходе «Байкал» прибыли к месту полевых испытаний. Жили на корабле. Заведовал продовольственным складом мой земляк Валентин Саломатин, который, узнав, что у меня 30 августа день рождения, пригласил земляков отметить его у него на складе. Он же и научил - как нужно пить спирт: наливаешь полстакана виноградного сока, затем туда же по лезвию ножа вливаешь спирт, который, не размешиваясь, остаётся наверху, выдох, затем залпом выпиваешь спирт и запиваешь соком. И так - каждый тост. Утром стакан воды – и снова, как бы, день рождения.

 

С 5 августа - новые серии взрывов, начали с 21100 кт. Мы вышли в море и, несмотря на запреты, задраенные люки и иллюминаторы, подвергая себя рисковой опасности, ухитрялись наблюдать за развитием ядерного взрыва. Всего по декабрь было произведено более 30 ядерных испытаний различной мощности. Наибольшее количество испытаний было произведено в сентябре.

 

В сентябре, когда уже появился первый снег, начали строить палаточный городок в оконечности мыса на пологом берегу. Вначале поставили штабную конторку на санях - типа прорабской. Два кабинета: слева и справа, а в центре - буржуйка, отапливаемая углем. Я с разрешения командира стал жить в ней и охранять вверенное мне имущество, которое кроме белых медведей и тащить-то некому, да и тем не надо.

 

В то время я увлекался английским поэтом Байроном и вечерами в своем стихоплётстве подражал ему:

Рукою теребя свои монисты,

Не пишешь ты,

И знал я наперед, что это будет так,

Какой же, в самом деле, я чудак.

Питаться ходил на корабль, который был пришвартован к пирсу. Однажды попросил у коков (поваров) куриные яйца, чтобы иногда готовить у себя и не ходить лишний километр. Они положили мне с десяток яиц в бачок из-под второго и, чтобы по дороге не разбились, переложили их соломой, которая используется при транспортировке (тогда у нас ещё не знали что такое гофре). Была метель, запорошенный снегом бачок оставил на полу, и яйца с соломой смерзлись так, что не отодрать. Тогда я залил их водой и поставил на буржуйку.

 

В это время, оказывается, прилетел на вертолете начальник гарнизона генерал-лейтенант Кудрявцев Гавриил Григорьевич и решил осмотреть - как подготовлена площадка под палаточный городок, а меня об этом не уведомили. Лежу и читаю Байрона, как вдруг открывается дверь и входит генерал со свитой.

 

Вскочил, докладываю: «Комендант палаточного городка старшина Аюпов». Подошел ко мне, пожал руку. Взял в руку книгу и удивленно: «Байрон?!». Пару вопросов о ходе работ и на выход, однако, остановился у буржуйки и со словами: «А что готовите?» открыл крышку бачка, а там - под парами яйца в соломе.

 

Конфуз! Особенно, после Байрона. Генерал молча накрыл крышку и вышел из «штабной». Командир Касимов О.Г. в воспитательных целях погрозил мне кулаком и вышел вслед. А я остался наедине с Байроном в руках и яйцами в соломе.

 

Через два-три дня в палаточном городке осталось не более 15 офицеров ( в том числе: капитан третьего ранга Вадим Васильевич Маслевцов, капитан-лейтенант Евгений Кокорев, старший лейтенант Геннадий Тумчёнок и др) и пять-шесть матросов - в основном водители ГТС. Жил в офицерской палатке, в которой было 10 двух ярусных армейских кроватей со спальными мешками. В центре - буржуйка. В углу - стол и 200 литровая бочка 96 градусного спирта (совсем недавно узнал, что спирт выводит из организма стронций, тогда мы об этом не знали, но организм с его помощью активно защищали). В принципе он предназначался для технических целей: им промывали регистрирующую аппаратуру на точках каждый раз, когда выезжали снимать с них показания.

 

Кстати, я оказался неплохим цирюльником. Такие под ножницы модные причёски делал - закачаешься. Мои сыновья потом оценили мой профессионализм и стриглись только у меня. Не без слёз, конечно.

Для помывки оборудовали баню в одной из палаток: из двухсотлитровой бочки сварили печку, рядом поставили для горячей воды другую бочку, срезав верхнюю крышку, и наполнили её снегом.

 

Приказ командира: первому опробовать баню - коменданту. Ветреная погода, мороз - градусов 15. В этих условиях со мной согласился на эксперимент лишь старший лейтенант Геннадий Тумчёнок. К сожалению после службы наши пути не пересекались, хотя мы очень ладили. Он был всего на год старше меня, заводной москвич, жил на ул. Кузнецкий мост. Заходил туда я, будучи проездом в отпуск летом 1962 года. В большой московской с высокими потолками кухне пили чай с его отчимом, Федором Тимофеевичем, и мамой, Раисой Павловной, за разговором о нашей службе.

 

Натопили углем так, что печь раскалилась - до красна, рядом стоять невозможно - обжигается та часть тела, которая к печи, а противоположная - замерзает. Ни на скамейке посидеть, ни на полу постоять - все прихвачено морозом. Пританцовывая и матерясь, начали мыться. Намылились, а вода не смывается: горячая вода из снега и охлаждали её снегом. Дали команду матросам - нарубить срочно лед и только после этого банный процесс удалось завершить.

 

Однажды со старшиной Титовым решили поймать песца. Они частенько крутились около помойки невдалеке от палатки-столовой. Зверь очень осторожный. Стрелять – шкуру испортишь. Тогда я, припомнив, как в детстве ловил синичек, взял большую фанерную коробки из-под папирос, поставил на кучу пищевых отходов, и, подперев сторожевой палочкой, залёг за палаткой. Пришёл подкормиться песец и тут я накрыл его коробкой, выдернув нитью сторожевую палочку. Титов, одев меховые рукавицы, чтобы песец не прокусил руку, вытащил его из-под коробки. Зверь был просто красавиц – северный лис - чисто белого окраса. Принесли, показали и другим поселенцам, но потом решили отпустить. Держать живьём – негде. Шкуру обработать – некому.

 

Тумчёнок подстрелил нерпу. Их на льду в заливе, особенно в солнечную погоду – тьма. Но очень чуткий зверь. Близко не подпускает - сразу в лунку и под лёд. Однако Геннадий в белом маскхалате сумел достаточно близко подползти и из автомата расстрелять нерпу. Все потом пробовали её печень и говорили, что очень похожа по вкусу на свиную. Но я не стал её пробовать.

 

К ноябрьским праздникам в залив зашел знаменитый ледокол «Красин». На нём пришли крупные ученые-ядерщики из Ленинграда и высокопоставленные военные чины из Москвы. Это было связано с подготовкой заключения договора 1963 года о запрещении ядерных испытаний в трех средах и переходом на реализацию программы подземных ядерных испытаний.

 

Всех офицеров-испытателей пригласили на корабль. Командир – начальник ОНЧ Касимов О.Г. включил в состав группы и меня. Корабль стоял в километрах двух. Добирались на лыжах. Поднимались по штормтрапу на борт высотой не менее 10 метров. Пока шло совещание офицеров, мне организовали небольшую экскурсию по легендарному ледоколу - познавательно и интересно. Экипаж - гражданский.

 

После завершения совещания в честь испытателей - банкет. Я единственный старшина – комендант палаточного городка принял участие в шикарном банкете. Кают-компания блестит богатым убранством: вся обшита красным деревом, большой овальный стол из дуба, из него же кресла с резными орнаментами и мягкими сидениями. После наших палаток - это был рай. На столе - все по высшему разряду. Из-за молоденьких официанток чуть не свернули свои шеи, а глаза крутились, как у хамелеонов, на 180 градусов.

 

Утром проснулся с такой головной болью, что не только ходить, даже говорить не хотелось. Остальные были уже при деле. Спал я на втором ярусе, а через проход спальный мешок пустовал – хозяин был в отьезде. Вот туда и перебрался, замаскировав своё место так, как будто я сплю в своем спальном мешке, и снова забылся глубоким сном.

 

Через какое-то время слышу шум, крики. Встал и начал одеваться. В палатке сидел капитан-лейтенант Евгений Кокорев (классный волейболист, никто не мог принять мяч, который он, как гвоздь, забивал рядом с сеткой), увидев меня, стал смеяться.

 

Оказалось, что после того, как я перебрался в чужой спальный мешок в палатку пришел командир и спросил меня. Ему сказали, что я ещё сплю. Тогда он подошёл и стукнул своим геологическим молотком по спальному мешку, чтобы, таким образом, разбудить меня. Тут выясняется, что в спальном мешке меня нет. Все в удивлении - спецпошив (так мы называли утепленную штормовку) здесь, а самого нет, а на улице мороз под двадцать.

 

Пошли искать, выкрикивая мою фамилию. От этого шума я и проснулся.

Кокорев меня предупредил, что командир очень злой и всыплет - по первое число.

 

Я быстренько оделся, отогнул край задней стенки брезентовой палатки, вылез наружу и скрытно побежал в стороны своего склада, где хранились «буржуйки», искрогасители, трубы и прочее. Схватил первый попавшийся искрогаситель, сунул его подмышку и пошел в сторону своей палатки, у входа в которую стоял офицеры и командир, занятый моими поисками. Ему показали в мою сторону, и он с удивлением спросил: «Где был?» Докладываю: «Меняю искрогаситель». Зашел в палатку, забросил в угол ненужный теперь искрогаситель и залез в свой спальный мешок - досыпать.

 

Последний ядерный взрыв на полигоне состоялся 23 декабря 1962 года. Палаточный городок расформировали, нас на вертолетах вернули в поселок Белушья Губа. Подвели итоги работы на боевом поле: испытателям - заслуженные ордена и медали, а мне:

«Грамота: Старшине Аюпову Т.Г.

За умелые и самоотверженные действия при подготовке и проведении специальных учений и проявленные при этом высокую организованность и дисциплинированность. Командир войсковой части 77510 генерал-лейтенант Г.Кудрявцев. 24 января 1963 года».

 

Грамота ценна мне тем, что, во-первых, не всем подряд такую вручали, а, во-вторых, эту Грамоту Начальника военного гарнизона на островах Новая Земля можно сейчас приравнять к Почётной Грамоте Президиума Верховного Совета БАССР, которую мне вручили как высшую правительственную награду республики к 50-летию со дня рождения.

 

Новый 1963 год встретил в костюме Деда Мороза и на новогоднем вечере в Доме офицеров пригласил на вальс жену начальника гарнизона генерал-майора Гавриила Григорьевича Кудрявцева. И чуть не опростоволосился - объявили вальс, а оказалось, что это - вальс-бостон, который я танцую неважно. Выручила смекалка и поддержка партнёрши.

 

В 23 часа 50 минут я должен был сидеть за столом с ребятами у Геннадия Злобина, который к этому времени женился на Большой земле и привёз в Белушку свою жену. Смотрю время уже без 15 минут. Все потянулись к банкетному столу. Я в костюме Деда Мороза выскочил из Дома офицеров и припустился по главной улице посёлка к месту назначения. Встречные с удивлением и восхищением кричали мне что-то вслед, но я бежал из всех сил. С первыми ударами Кремлёвских курантов я открыл дверь в комнату моих друзей - к их восторгу.

 

Частенько проводил время за большим 12 футовым бильярдным столом в Доме офицеров.

В один из январских дней 1963 года вызывает меня, ставший к этому времени начальником КЭЧ и подполковником, Клёнов Николай Николаевич и говорит: «Сформирован новый взвод инженерного батальона, офицерских кадров не хватает. Учитывая Ваше образование и опыт работы, принято решение назначить Вас командиром этого взвода».

 

Я краем уха слышал, что до этого несколько старшин сверхсрочников нашей части уже отказались от такого назначения. Я что - рыжий? Зачем мне это нужно, тем более что в конце лета заканчивается срок моего договора. И заявляю, что категорически против.

 

В это время звонок «по вертушке». По тому, как вытянулся Клёнов, я понял, что звонит начальник гарнизона, и хотел деликатно улизнуть, но Николай Николаевич остановил меня движением руки, предлагая присесть. Я остался.

 

Клёнов доложился, в том числе и о ходе формировании взвода, добавив, что есть проблема с назначением командира, так как старшина Аюпов отказывается исполнять приказ. «Тот самый»: сказал Клёнов и передал мне трубку.

 

«Старшина Аюпов, принимайте взвод» - услышал я в трубке знакомый голос генерал-лейтенанта от артиллерии Кудрявцева Гавриила Григорьевича. «Есть, товарищ генерал»- ответил я и пошел принимать взвод.

 

В инженерном батальоне было три роты: дорожников, строителей и обслуживания водо-тепломагистралей и котельных. В роте обслуживания, где командиром был капитан Сысоев, сформировали третий взвод из числа матросов и солдат разных частей, которых просто некуда было пристроить, после полевых работ. В основном, это были старослужащие, у которых впереди - демобилизация. Им по 22, а мне 23 с половиной, но приказ есть приказ - его надо исполнять, тем более что формальности были уже улажены, и представление состоялось.

 

И вот отутюженный и начищенный до блеска пришел заранее в казарму на первый подъём. В 7 часов утра вхожу в спальную комнату и объявляю: «Подъём!». Зашевелились и стали одеваться. Человек пять-шесть и не думают. Подошел, сдернул с них одеяла. Начали вставать и эти, но один снова натянул на себя одеяло и лежит. Повторно сдернул одеяло, тот продолжает лежать. Был у меня тогда помощником командира взвода какой-то безвольный старшина второй статьи ему я и поручил поставить на ноги рядового Лапшина. Поставили. «Всем умыться, одеться и построиться на утреннюю поверку».

 

Построились. Объявляю: «Рядовой Лапшин выйти из строя». Стоит. Повторяю. Вышел. «За невыполнение приказа при подъёме два наряда вне очереди». Молчит, хотя по Уставу должен был сказать: «Есть два наряда вне очереди». Объявляю: «Три наряда вне очереди». Молчит. «От имени командира роты четыре наряда вне очереди». Молчит.

 

Командую: «Разойдись!». Сам - на доклад к командиру роты. Он приглашает рядового Лапшина и в моём присутствии начинает воспитывать: «Ты что же, сопляк, сраные усы отпустил, а команды выполнять не научился? От имени командира батальона 5 суток гауптвахты». «Есть пять суток гауптвахты», - отвечает мой подчинённый. Лед тронулся, господа присяжные заседатели!

 

Оформил приказ командира батальона и отвел Лапшина «на губу». Заодно попросил своего знакомого старшину Мацкевича, чтобы он поставил моего - на «золотое место», т.е. чистить туалеты типа - сортир, коих в гарнизоне было предостаточно. Через пять дней Лапшин вернулся - как шёлковый.

 

Я за это время пригляделся и внёс командиру роты предложение о переназначении младших командиров. Он поддержал и из числа, выявленных мной, неформальных лидеров, произвел назначения и представил их к присвоению соответствующих званий: матрос Кирьянов стал младшим сержантом и помощником командира взвода, и три ефрейтора, с подачи Кирьянова, - командирами отделений. Проблема дисциплины было снята. Мне оставалось лишь контролировать, чтобы не было перегибов со стороны младших командиров. Для закрепления их авторитета, я всегда удовлетворял просьбы на предоставление им, а через них матросам и солдатам, увольнительных из части не только в воскресные, но и будние дни.

 

Мне повезло: мои младшие командиры ни сами не нарушали дисциплины, ни другим не позволяли, да так, что наш взвод очень скоро стал числиться на хорошем счету у командования. Вскоре выяснил, что досрочной демобилизации будет способствовать поступление в высшее учебное заведение. Я принялся за дело и выбрал в качестве объекта - переводческий факультет Института иностранных языков имени Мориса Тореза в г. Москве. Заручился поддержкой:

«Согласовано.

Врио начальника политотдела в/ч 77510 капитан первого ранга Полухин.

15 июля 1963 года.

Рекомендательное письмо.

Старшина сверхсрочной службы Аюпов Талгат Гареевич за время службы в КЭЧ войсковой части 77510 на должности техника-строителя, а затем на должности командира взвода, показал себя дисциплинированным, исполнительным, требовательным к себе и подчиненным, знающим порученное дело командиром.

За хорошую службы неоднократно поощрялся командованием части, имеет благодарность от Министра Обороны СССР.

Являясь секретарем комсомольской организации, проводит большую работу среди комсомольцев по разъяснению политики партии

Окончил годичную партийную школу с оценкой - «хорошо». Внутреннюю и внешнюю политику партии и Советского Правительства понимает правильно и разъясняет её личному составу.

Государственную и военную тайну хранить умеет.

Тактичен и вежлив в обращении. Пользуется заслуженным авторитетом среди командования и подчинёнными.

Рекомендуем старшину Аюпова Т.Г. для поступления в институт иностранных языков.

Секретарь партийной организации в/части 77510 «Б» майор т/с Ульев».

 

Так состоялась моя демобилизация.

Кстати, это единственный документ «с синей печатью», подтверждающий, что я действительно в звании старшины занимал офицерскую должность командира взвода. Ни в военный билет, ни в учётную карточку, как потом выяснилось, эта запись не была внесена.

 

Офицерское звание я всё же получил, но значительно позже. Лейтенанта мне присвоили 31.03.1972 г., а старшего лейтенанта – 30.04.1977г. С 1.01.1994 г. исключён с воинского учёта Кировским РКВ г. Уфы в связи с достижением предельного возраста., но уже при росте 170 см.

 

В 1992 году в центральной газете «Правда» впервые предали гласности факты ядерных испытаний на Новой Земле. О неразглашении которых с меня, в своё время, было взято обязательство. А в начале 1995 года я узнал, что при Доме офицеров начали формировать республиканское отделение Комитета ветеранов подразделений особого риска Российской Федерации.

 

Организационными делами занимался Ягафаров Наиль Гизатович - член Комитета. Он принимал участие в испытаниях ядерной бомбы на Тоцком полигоне, в создании Комитета ВПОР РФ и республиканского отделения. Наиль Гизатович мне подсказал, куда следует обратиться по поводу оформления документов.

 

Через Кировский райвоенкомат я обратился к командиру в/ч 31100 с просьбой подтвердить моё участие в ядерных испытаниях. В день рождения получаю ответ: «Настоящим сообщаю, что Вы утверждены командиром войсковой части 31100 в списках непосредственных участников испытаний ЯО на о. Новая Земля.»

 

В Ленинграде прошел Мандатную комиссию. Вскоре вызвали в Башвоенкомат и вручили Удостоверение Ветерана Подразделений Особого Риска Российской Федерации.