Новая Земля

[SGolovnev]

[Дмитрий]

В.В. Шевченко (1947–2014 гг.)

Виктор Владимирович Шевченко – контр-адмирал в отставке, службу на Новой Земле проходил с 1993 года в должности заместителя командира войсковой части 77510, отвечающего за специальную деятельность. В 1997 году первым и единственным с этой должности был назначен начальником полигона. Непосредственный участник событий, произошедших на Новой Земле при захвате заложников в 1998 году. За личное мужество Министром обороны РФ маршалом И.Д. Сергеевым был награжден именным оружием. Уволился с военной службы в 1999 году. Автор музыки и слов гимна новоземельцев.

ТЕНЬ КРОВАВОГО ТЕРРОРА НАВИСЛА НАД НОВОЙ ЗЕМЛЕЙ*.

Это субботнее утро 5 сентября 1998 года мало чем отличалось от других дней предзимья. Совещание о ходе подготовки к зиме, проводившееся в штабе соединения еженедельно, должно было начаться в 10 часов утра. Каждые сутки были на вес золота. Весь личный состав с подъема и до позднего вечера был расписан по объектам. Новоземельцы знают – зима спросит строго.

Под разгрузкой у причалов в Белушьей Губе стояла красавица «Яуза», только что разгрузили Ил-76 с товарами Военторга. В общем, основные заботы у всех были связаны с предстоящей зимовкой. Поэтому, когда оперативный дежурный соединения доложил мне о побеге группы арестованных в дисциплинарном порядке матросов, это было, как гром среди ясного неба. Доклад был сбивчивым, так как обстановка постоянно менялась, суть дела удалось прояснить только минут через 10–15.

Как оказалось, группа из 6 военнослужащих была выделена в распоряжение начальника склада артвооружения для установки ограждения вокруг склада. Воспользовавшись тем, что начальник склада на машине убыл за столбами, арестованные напали на конвойного – матроса Никитина – и, убив его, завладели оружием. Доклад об этом произвел один из арестованных матросов, на глазах которого все это произошло. Не желая участвовать в преступных действиях группы, он в суматохе сбежал с места происшествия в расположение своего подразделения.

Поднятые по тревоге караул и подразделения охраны не смогли блокировать преступников, так как их действия отличались быстротой и продуманностью, что говорило о предварительном сговоре. Пройдя по окраине военного городка под видом арестованных в сопровождении «конвойного», они внезапно появились в районе госпиталя и, захватив в заложники начальника медицинской службы гарнизона подполковника медицинской службы
Р.П. Данилюка, потребовали от водителя санитарного автомобиля матроса контрактной службы Климентьева отвезти их в Рогачёво.

Обо всем этом мы узнали несколько позже, когда из Рогачёва доложили, что группа вооруженных автоматом матросов захватила в школе поселка в заложники учителей и детей. Требования были выдвинуты следующие: четыре автомата с двумя снаряженными магазинами к каждому, пять пистолетов Макарова и самолет для вылета с Новой Земли.

Необходимо разъяснить, что расстояние между Белушьей Губой и Рогачёвом чуть больше 10 км. Поэтому преступникам на автомобиле удалось преодолеть его очень быстро. В Рогачёве находится аэродром, дислоцируются авиационные части. Там же проживали семьи офицеров и прапорщиков. Сразу же было ясно, что эти матросы служили в Рогачёве, а когда мне доложили их фамилии, стало понятно, что может нас ждать в дальнейшем.

Это уродливое и страшное по своей сути явление, «годковщина», поразившее в последние годы Вооруженные силы, способно принимать порой самые изощренные формы. Так до недавнего времени было и у нас на полигоне. Но решительными мерами обстановку удалось стабилизировать. Казарменные хулиганы почувствовали, что ни один синяк, не говоря уже о травме, не останется без внимания. Скидок не делается никому. Знали об этом и на авиацион-но-технической базе поселка Рогачёво. Когда подошла пора очередного увольнения в запас, командование части вскрыло факты притеснения старослужащих со стороны матросов более младшего срока призыва. Делалось это очень просто: три-четыре молодых матроса подходили к старослужащему и ставили условие – или ты платишь нам деньги, или мы сейчас одному из нас ставим синяк, идем к командиру с заявлением, что ты выбивал из нас определенную сумму, а мы все этому свидетели. Или тюрьма, или платишь и уезжаешь домой. Таким образом им удалось обработать около десяти человек. Старослужащим же было стыдно признаться в этом друг другу. Когда о произошедшем доложили в штаб, я приказал арестовать виновников и начать дознание для возбуждения уголовного дела. Арестованные матросы Мальсагов, Бугаев, Шарипов, Шамхалов были доставлены на гауптвахту, рассажены по одиночным камерам.

Накануне, в пятницу вечером, недавно назначенный в гарнизон военный прокурор проверял содержание арестованных на гауптвахте. Не имея достаточного служебного и житейского опыта, этот офицер поверил россказням фактически преступников и приказал начальнику гауптвахты перевести их всех в общую камеру. Подкрепив все это убийственным тезисом: «Что, тебе лишние рабочие руки мешают, что ли?». Зная, что их ждет, имевшие определенный уголовный опыт Бугаев и Шарипов (они уже были судимы до призыва) спланировали сценарий своих преступных действий. Там же, в общей камере гауптвахты содержался еще один участник этой группы – матрос Хозяинов. Призванный на полигон из Архангельской области, он, как местный житель из неблагополучной семьи, был оставлен в городе Северодвинске в воинской части обслуживания полигона. Это отличная часть, о службе в которой можно только мечтать. Все родители, навещавшие своих сыновей, просто умилялись теми бытовыми условиями, в которых оказались их сыновья. Однако Хозяинову армия пришлась не по душе, он неоднократ-но предпринимал попытки самовольного оставления части. Промучившись с ним несколько месяцев, командир части попросил перевести этого хронического бегуна на Новую Землю. Что и было выполнено.

Таким образом, состав группы и ее характер были ясны. Оставалось уточнить детали требований преступников и их дальнейшие шаги, чтобы избежать новых жертв.

Оставив на командном пункте полигона начальника штаба контр-адмирала Г.Г. Горбова, я с начальником тыла полковником С.Д. Астаповым и начальником особого отдела капитаном 1-го ранга Д.П. Руссиным убыл в Рогачёво. Обширная площадка перед школой была пустынна, а в дверном проеме здания военнослужащий с автоматами на плече передавал оружие кому-то в школу. Это был капитан Исаков, дочь которого училась в начальных классах, а сам он, случайно оказавшись рядом, вызвался переговорить с преступниками. Разговоры дальше требований принести оружие под угрозой расправы с заложниками не шли, и вот теперь Бугаев, принимая автоматы, стрелял в воздух, проверяя их исправность. Неподалеку находились командиры частей, дислоцирующихся в Рогачёве. Когда мне доложили уточненную обстановку, я приказал немедленно отправить с аэродрома Ил-76, а капитану Исакову передать террористам, что любое должностное лицо полигона готово стать заложником, лишь бы отпустили детей. Через некоторое время Исаков доложил, что преступники согласились начать переговоры со мной. Уходя, я оговорил с полковником С.Д. Астаповым такую деталь, что для преступников матрос Никитин жив, ему сейчас делают операцию. То есть пока еще возможна добровольная сдача. Взяв две рации, пошел к школе. В дверях меня тщательно обыскал Бугаев, среагировавший на чей-то крик: «Смотри внимательно!».

Когда я вошел в коридор первого этажа, увидел прижавшихся к стене школьников и учителей с перепуганными лицами. Руководил всем Мальсагов, остальные выполняли его команды. Оружие у всех было со снятым предохранителем. Чувствовалась общая нервозность. Стараясь хоть как-то сбить напряжение, я попытался завязать разговор с Мальсаговым о том, что же они хотят. Говорил как можно медленнее, просил не ругаться в присутствии детей и женщин, но крики и матерная брань от этого не уменьшились. Зная, что главное – выиграть время, я всячески затягивал выяснение дальнейших действий. Ждал только одного – когда улетит самолет. Минут через 10–15 удалось уточнить, что преступники намерены загрузить всех заложников в самолет и, прикрываясь ими как живым щитом, вылететь в Москву, а далее на Кавказ. Чувствовалось, что особой ясности в своих действиях после Москвы они не имеют. Хотя в дальнейшем, уже на аэродроме, Хозяинов проговорился, что сбудется его мечта побывать в Чечне. Ну а пока, продолжая переговоры, я попросил освободить детей, ведь я же пришел к ним добровольно и выполняю все их требования. Мальсагов ответил, что меня он отпустит на аэродроме, когда все погрузятся в самолет. Я сказал, что ничего не знаю о том, что нужен само-лет. Мол, по команде с командного пункта авиации в Москве он улетел. Мне не поверили, так как не было слышно шума двигателей, начали подготовку к посадке заложников в автомобиль. Я опять стал уговаривать отпустить детей – все в автомобиль все равно не поместятся. Это был грузовой ЗИЛ-131 со смонтированной на шасси «будкой». Еще раз попросил прислушаться к моим просьбам об освобождении хотя бы самых маленьких детей, хватало взрослых. Террористы согласились отпустить младшеклассников. Я попытался отправить детей по домам. Пока они разбирались, кого отпустили, опомнившиеся преступники вернули всех обратно в школу и уже затем отпустили самых маленьких.

В кузове автомобиля мы все, взрослые и дети, оказались в положении «селедок в бочке» под охраной усевшихся у задней двери Мальсагова и Хозяинова. Причем, двух мужчин, меня и Климентьева, плотно «затрамбовали» школьниками к самой кабине во избежание попыток овладения оружием. Под управлением Шарипова машина направилась на аэродром под борт Ил-76. Покружив по летному полю и не обнаружив самолета, остановилась на стоянке вертолетной эскадрильи. Всем заложникам приказали вылезти из кунга, а сами преступники стали советоваться, что делать дальше. По поведению Мальсагова и Бугаева было понятно, что лидеры они. Я стал убеждать их обсудить создавшееся положение. Сегодня суббота, аэродромы далеко, начальников на месте нет, связь плохая и т.п., то есть приводил различные доводы, выигрывая время для принятия решения по освобождению всех нас. Наоравшись и постреляв вволю, преступники согласились подождать часа 2–3 до прилета самолета из Архангельска. Но самолета-то быть не могло. Надо было что-то предпринимать.

Я попросил установить телефонную связь с местом нашего нахождения на летном поле – все переговоры по рациям прослушивались Бугаевым, взявшим себе одну из них. Вскоре это было сделано. Выйдя на связь с госпиталем, дал Бугаеву удостовериться, что матрос Никитин жив, ему делают операцию. Затем попросил, чтобы разрешили пройти на летное поле врачу, т.к. многим женщинам-учителям и детям было плохо. Врачу подойти не разрешили, но медикаменты привез на машине Шарипов, съездивший к вышке командно-диспетчерского пункта (КДП). Он же еще пару раз ездил за водой и теплыми вещами, т.к. на аэродроме было довольно ветрено, а находиться всем сразу в кузове из-за тесноты было невозможно. Минут через 30 после нашего приезда на аэродром террористы стали ссориться, даже стреляли поверх голов друг друга. Вскоре один из них, это был Шамхалов, положив оружие на землю, ушел в сторону КДП.

Как объяснил мне потом Шарипов, Шамхалов решил добровольно сдаться командованию. Особого облегчения мы, заложники, не почувствовали, т.к. наиболее агрессивно вели себя Мальсагов и Бугаев.

Командованием полигона предпринимались попытки организовать переговоры террористов с земляками или сослуживцами. Все они наталкивались на категорический отказ и пресекались стрельбой. Я стал по очереди разговаривать с каждым из них, чтобы хоть как-то смягчить жесткое отношение к заложникам. Совершенно неожиданно Шарипов признался мне, что он давно бы ушел, как Шамхалов, но не хочет оставлять меня одного с этими, как он выразился «зверями» Мальсаговым и Бугаевым. «Если они хоть кого-то убьют, то я стану стрелять по ним. Только прикажите мне, товарищ командир». Я ему не поверил, во-первых, потому что чувствовалось, что он был неискренним, а во-вторых, как имевший уже уголовный опыт, он на всякий случай готовил запасной вариант. Напряженность после ухода Шамхалова привела к тому, что Мальсагов, взвинчивая самого себя, стал вдруг кричать на своих подельников, а затем расстрелял из автомата колеса автомобиля. Это был один из самых напряженных моментов.

Заканчивалось время, отведенное нам террористами, а ни самолета, ни известий о нем не поступало. Я звонил по телефону, ругался с мифическими начальниками, требовал самолета. Разговоры были фикцией, велись для того, чтобы создать иллюзию активности. Надо было убедить преступников, что все их требования выполняются и повода для беспокойства у них нет. Так же внезапно, как и в ситуации с расстрелом колес автомобиля, Мальсагов снова начал стрелять в воздух, командуя, чтобы все заложники построились на летном поле. Часть детей и взрослых находилась в кузове. Матроса Климентьева, спрыгнувшего одним из первых, Мальсагов с Бугаевым потащили в конец рулежной дорожки, угрожая прострелить голову. Тогда начальники начнут шевелиться и поймут, что с ними не шутят.

Я бросился к ним, уговаривая не делать этого. Еще раз объяснил, что пока на их руках нет крови, поэтому не нужно брать на себя грех убийства. Поорав минут 10–15, преступники потребовали доставить им пистолеты, о которых они забыли, а также две 20-литровые канистры с бензином. Через некоторое время были принесены два пистолета ПМ. Я объяснил Бугаеву, что эти пистолеты изъяты у дежурной службы, т.к. для доставки большего количества потребуется много времени. Пока вскроют склады (а склады-то в Белушьей Губе), пока найдут, пока доставят и т.д. Мои объяснения были с недовольством приняты. Мальсагов поставил канистры в центр группы заложников и приказал Хозяинову в случае необходимости стрелять прямо по канистрам.

С КДП пришло сообщение, что самолет в Архангельске теперь уже точно заправляется горючим и в ближайшее время вылетит к нам. Неофициально, через капитана 1-го ранга Д.П. Руссина, удалось получить информацию, что раньше, чем часа через четыре помощи ждать будет неоткуда. Поэтому надо всячески тянуть время и успокаивать террористов. Информацию по самолету я сообщил Бугаеву и попросил его успокоить Мальсагова. Что же делать, если таковы обстоятельства.

Мало-помалу удалось снизить напряженность. Чтобы не мерзнуть на летном поле, был подогнан автобус в арктическом исполнении, доставлены обед, минеральная вода. Двоих детишек, которые плохо себя чувствовали, отпустили домой. И даже допустили к нам врача, т.к. многие дети и взрослые нуждались в медицинской помощи.

После обеда всем заложникам приказали зайти в автобус, а канистры с бензином поставили на ступеньках. Потянулись минуты ожидания. Преступники по двое грелись в автобусе, двое других сторожили снаружи. Я постоянно находился рядом с полевым телефоном, который стоял на бампере. Наконец удалось установить связь с кавказскими республиками, но разговаривать с родителями террористы отказались. Правда, главу Дагестана М.А. Магомедова, а затем президента Ингушетии Р.А. Аушева они выслушали. О чем шла речь, я мог только догадываться, но, судя по реакции, разговоры были непростые и, что главное для нас – продолжительные. Разговаривал один Мальсагов. Из-за неустойчивой связи разговоры периодически прерывались. Время шло, напряженность то возникала, то спадала. Пропущенный террористами на летное поле капитан Исаков сообщил, что самолет уже на подлете и скоро произойдет посадка. Мне он, улучив момент, шепнул, что нужно задержать автобус на стоянке, т.к. в самолете находится группа захвата. Действовать приходилось экспромтом. Когда самолет заходил на посадку, Мальсагов в кабине автобуса разговаривал с Р.А. Аушевым. За рулем находился Бугаев, который порывался ехать к месту посадки. Поддерживаемый мной, Мальсагов так увлекся разговором, что долго не реагировал на крики Бугаева. Когда разговор был закончен, автобус рванул с места. Спешка и отсутствие навыков вождения сослужили Бугаеву плохую службу. Он слишком долго разворачивался, и когда, наконец, мы двинулись к месту посадки, самолет, развернувшись на ВПП, уже шел нам навстречу.

Тут уже я закричал на Бугаева, чтобы он немедленно стал сдавать назад, т.к. самолет может всех нас порубить винтами. Все это было выполнено. Дождавшись, когда винты самолета остановились, мы, по команде Мальсагова, выбрались из автобуса. Канистры с бензином опять поставили в центр группы заложников. С Бугаевым и Хозяиновым мы остались на летном поле, Мальсагов с Шариповым пошли к самолету. Из открывшегося пассажирского люка показался мужчина, который сказал, что он – помощник депутата Госдумы от Дагестана Хочилаева и прибыл сюда (на Новую Землю) для решения всех возникших проблем. С ним были еще два одетых в штатское человека, но реакция на всех прилетевших со стороны террористов была нулевой. Приказав опустить аппарель, Мальсагов с подручным тщательно осмотрели самолет. Убедившись, что он пуст, они дали команду заложникам подниматься на борт, где опять сгруппировали всех вместе в середине салона, поставив в центре канистры с бензином. Преступники вели себя очень настороженно, с большим подозрением относились к любым переговорам, особенно – среди членов экипажа. Они удалили из самолета двоих прилетевших, гражданского и летчика, которые по комплекции, как им показалось, походили на бойцов специальных подразделений. Бугаев с Шариповым прошли в гермокабину, где стали обсуждать с прилетевшими время вылета, маршрут полета, заправку топливом. Мальсагов с Хозяиновым контролировали поведение заложников, членов экипажа, подступы к стоянке. Переговоры почему-то затягивались, Мальсагов периодически что-то кричал Бугаеву, приоткрывая гермодверь, успокаивал его. Минут через 40 Бугаев подозвал к себе Мальсагова, а Шарипова отправил ему на смену. От последнего я узнал, что прилетевший помощник депутата хороший человек, разговаривает с ними на родном языке, убеждает освободить заложников и начать серьезные переговоры. Не зная фактического плана нашего освобождения я, в ожидании начала активных действий, попросил Шарипова передвинуться в хвост самолета, поближе к Хозяинову, и перекрыть тому сектор стрельбы по канистрам в случае штурма самолета. Шарипов отказался это делать, хотя Хозяинов был наиболее слабым звеном в этой преступной группе. Я понял, что все разговоры о его готовности помочь – всего лишь слова.

Через час меня пригласили в гермокабину. Там сидели двое гражданских и Мальсагов с Бугаевым. Чувствовалось, что им удалось наладить какое-то взаимопонимание. Обсуждался вопрос о том, как несправедливо обошлись с этой группой матросов, что нельзя доверять молодые ранимые души таким черствым и тупым командирам-воспитателям, как в Рогачёве. Я, сориентировавшись, начал корить себя и обещать, что «раздеру в клочья» виновников происшествия. Все это обязательно будет, но, прежде всего, попросил отпустить детей, которые уже 7 часов находятся под дулами автоматов. Меня поддержал и помощник депутата. К удивлению, террористы, посовещавшись, согласились. Я, под предлогом помощи детям, на минуту вышел из гермокабины. Этого было достаточно, чтобы передать информацию на КДП об обстановке в самолете и планах на дальнейшие действия.

Переговоры тем временем продолжались. Когда я снова к ним присоединился, Бугаев уже называл помощника депутата «дядей Володей», а тот, через фразу переходя на дагестанский, рассказывал им о своей жизни на Родине, своей семье и т.д. Когда я предложил подключить к решению вопроса высших должностных лиц Вооруженных сил, это не вызвало неприятия. Посовещавшись между собой, террористы решили, что на переговоры по телефону с начальником Генерального штаба поедет Бугаев, а остальные будут ждать его в самолете. Я попросил освободить остальных заложников. Заложников освободили. Мысленно поблагодарил Бога, что все остались живы, ну а нам, военным, как уж придется. Вернувшийся Бугаев рассказал, что разговаривал с генералом армии Квашниным, тот дал уже команду на перевод всей группы для дальнейшей службы под Москву. «А с виновником, кто довел вас до такого состояния, – пообещал он, – мы разберемся самым строгим образом». Кто играл эту роль – я не знаю до сих пор. Благополучно завершающиеся переговоры были неожиданно осложнены требованием Мальсагова дать письменное подтверждение. Пришлось опять передавать на КДП «сценарий действий», и вскоре телеграмма за подписью генерала армии Квашнина была получена. Оставалась самая сложная часть операции – разоружение и захват террористов.

Я предложил продумать следующий вариант: т.к. матросы переводятся к новому месту службы, на руках у них должны быть все документы с печатями. Мы едем в штаб авиационно-технической базы, где их оформляем, после чего самолет заправляется и вылетает в Москву. К тому времени «дядя Володя» уговорил террористов разрядить автоматы и даже «выщелкнуть» патроны из магазинов. Но, когда встал вопрос о поездке за документами, преступники взяли с собой 2 пистолета, а Хозяинова со снаряженным автоматом оставили в самолете с приказом: если что – мочить всех налево и направо. У въезда на аэродром, куда я прошел за машиной, полковник С.Д. Астапов предупредил, что группа захвата будет ждать нас в кабинете начальника авиационно-технической базы. Через некоторое время мы вшестером (3 переговорщика и 3 террориста) на уазике поехали к штабу. Гарнизон был словно вымерший, ни одной живой души не встретилось нам по пути. И надо же было такому случиться, что, когда мы выходили из машины, кто-то из террористов предложил зайти в казарму забрать личные вещи. Так как мы играли по правилу «полное доверие», я вынужден был согласиться. В пустой казарме на первом этаже находился дежурный по части – прапорщик и дневальный, хороший матрос из Дагестана, пытавшийся еще в начале всех этих событий помочь в переговорах с земляками-террористами.

Все поднялись на второй этаж. Собрав свои вещи, Мальсагов с Шариповым задержались в комнате информирования и досуга, а Бугаев спустился вниз попрощаться с дневальным. Через пару минут с пистолетом в руке он вернулся назад. «Что же вы нас обманывали, матрос Никитин умер!». Позвал подельников. Я начал оправдываться, что этого не может быть, откуда такая информация. Оказалось, прапорщик, дежурный по части, решив проявить свои лучшие качества «воспитателя», стал журить Бугаева: «Зачем же вы убили конвойного?». В этой непростой ситуации сохранил хладнокровие «дядя Володя». Он, со смешком: «Да кому вы, ребята, поверили», – взял за стволы направленные на нас пистолеты и тем самым сразу же разрядил обстановку. «Все, самолет не ждет», – сказал я, и мы направились в штаб базы.

Как прошла операция по захвату террористов, я не буду описывать по ряду причин. Скажу только, что все произошло за считанные секунды. Но оставался еще вооруженный Хозяинов, и с ним надо было что-то делать. Опять мы втроем поехали к самолету. Нам удалось бесшумно подняться в салон. Резко распахнув двери гермокабины, мы бросились на Хозяинова. «Дядя Володя» схватился за автомат, а я обхватил его руками, не давая возможности пошевелиться. Щелкнули наручники. Все было закончено.

Так завершилась драма с захватом и освобождением заложников на Новой Земле, которых было более 50 человек (и только 11 из них – взрослые). Очень жаль, что погиб молодой человек, матрос Никитин, чья жизнь оборвалась из-за подонков, которые все вместе не стоили его мизинца. Террористы получили разные сроки тюремного заключения, от 10 до 18 лет. Не могу назвать имена и фамилии всех участников описанных событий, особенно тех, кто действовал на заключительном этапе. Низкий поклон им и глубокая признательность.


*По этим событиям ФСБ был снят документальный фильм «Молодые и старые».


_________________
в\ч ЮЯ-03308 мыс Морозова 3 ЗРДН "Воздержанный" весна 1980-82г.

[vladiz.]

Мы уже касались этих событий здесь, на форуме.
Будучи уже совсем глубоко на гражданке, мне мама как то сказала- слушай, тут недавно твою Новую Землю показывали. Писали газеты, репортажи ЦТ.

[SGolovnev]

[vladiz.]

Дима притих, готовит очередную выкладку?
Интересно, а есть что в изданиях,может перспективных, про жизнь солдатскую ? Например-Подвиг радиста-), или- Тайны секретной части? Как то здесь один мой сослуживец, по моему прадед-) писал, что он секретные ключи к ЗАСовской аппаратуре в роту притащил, забыл уничтожить. Это скажу вам- подвиг, ибо сразу тюрьма. Хотя очень надеюсь-что он пошутил. Т.е. что то такое приближенно-приземленное к рядовой обычной жизни, службе скажем. Солженицин же Нобелевскую премию получил за такой вот простой и чудесный рассказ одного дня жизни рядового сидельца Ивана Денисовича. Думаю это тоже было бы интересно как не все командовали полками и пожарными частями, руководили полетами и производили атомные взрывы-).
В последнем рассказе, повести, про молодых шантажировавших дедов -НЕ верю-), как говорил Станиславский. Но и обсуждать это не хочу.

[Дмитрий]

[vladiz.]

Ой, когда это было, что б еще номера приказов помнить-). Осталось лишь в памяти- ключи сжигались сразу после установки новых в 12 ночи в присуствии не менее двух человек. Под роспись. Да и в роту их, не сожженные тащил не я, а до меня.
Дима, выложи что нить хорошее, светлое!!, что б прочитать и, утерев слезу снова в Армию захотелось. А то если так пойдет....- Голливуд перекупит книгу под сценарий фильма-катастрофы.

[Дмитрий]

С.П. Шувалов.

Сергей Петрович Шувалов – старшина 2-й статьи, службу на Новой Земле проходил с 1956 по 1959 год в 32-й отдельной бригаде кораблей специального назначения. Ветеран подразделений особого риска.

О МОЕЙ СЛУЖБЕ НА НОВОЙ ЗЕМЛЕ.

Призывался я на срочную службу в 1955 году Ленинским райвоенкоматом Москвы. Меня зачислили в Школу оружия, находившуюся в городе Молотовск (ныне Северодвинск). После выпуска из нее был направлен служить в 84-ю бригаду кораблей охраны водного района, которая располагалась на Северной Двине.

Летом 1956 года из матросов нашей бригады сформировали команду численностью 10 человек, куда зачислили и меня. Подошло время, нас посадили на небольшой военный корабль, как потом мы узнали – тральщик. Уже в море прошла информация, что наша команда направлена для прохождения службы на Новую Землю в поселок Белушья Губа.

На причале нас встречал капитан-лейтенант Е. Брагин – начальник отдела вспомогательных судов и гаваней (ОВСиГ), который сообщил нам, что службу мы будем проходить в войсковой части 77510, где начиналось формирование 32-й отдельной бригады кораблей специального назначения (ОБКРСН). «Вы здесь первые ласточки, – сказал капитан- лейтенант, – с чем я вас и поздравляю».

Метрах в пятидесяти от уреза воды стояли несколько небольших деревянных домиков. «Вот это наше хозяйство», – пояснил начальник. В одном из домиков размещался оперативный дежурный бригады (ОД), а также был кабинет капитан-лейтенанта Е. Брагина. В состав хозяйства ОВСиГ входило еще два понтонных моста, примерно по сто метров длиной. «Это пока всё, что мы имеем, – сказал Е. Брагин, – по прибытии нового штата плавединиц вы будете назначены на должности согласно вашим воинским специальностям. Жилья у нас больше нет, – добавил он, – пока получите на складе палатку и поставьте её рядом с домиком оперативного дежурного».

Нам разъяснили, что в ста метрах от причала есть столовая, где нас всегда накормят. Кормили в столовой вкусно и без ограничений. После обеда мы поставили палатку, занесли кровати, разместились и стали обихаживать наше жилье. Из разговоров со старожилами узнали, что палатка особенная, очень теплая, в таких зимовали строители, когда начинали строить военный городок и объекты.

Был август месяц, на Новой Земле стоял полярный день, солнце светило круглые сутки. Постоянно у причалов разгружались суда, пришедшие из портов Архангельска и Мурманска – навигация. Кранов на берегу еще не было. Мы с энтузиазмом участвовали в разгрузке, нам нравилась эта работа.

В конце августа в ОВСиГ открылись долгожданные, как мы их называли, штатные плавединицы. Для комплектования 32-й бригады приходили различные суда и корабли, а с их приходом нас стали распределять для дальнейшего прохождения службы. Однажды пришла самоходная баржа БСС-110150, на ней был некомплект людей, поэтому после разговора с начальником ОВСиГ Е. Брагиным я был зачислен в штат баржи на должность боцмана. Обучение и подготовка к выполнению новых обязанностей были краткими. Представившись командиру самоходки, познакомился с экипажем, на это ушло не больше часа. Еще через час мы отчалили от причала, так началась моя служба в новой должности.

Самоходная баржа была небольшого водоизмещения, имела два трюма по 150 тонн, радиальный кран для погрузочно-разгрузочных работ. Главные двигатели, дизеля марки ЗД-6, обеспечивали ход до 10,0 узлов, а два якоря в случае необходимости – постановку у берега. Первое время мы работали по Новой Земле и побережью Баренцева моря, несколько раз проходили через пролив Маточкин Шар. Принимали на борт промышленников, перевозили грузы факторий. Промышленников доставляли в поселок Лагерное. Плохую погоду пережидали у причала. Осматривали механизмы, помещения, проводили необходимый мелкий ремонт, готовились к предстоящим походам. В середине навигации в помощь самоходке был выделен 600-тонный тральщик. Оставшееся время навигации мы с тральщиком работали в паре.

Зимовать самоходка вместе с другими судами осталась в Белушьей Губе. Встали к причалу, завели дополнительные концы, подвели электропитание, утеплили как следует. Вместе с нами у причалов оставались зимовать буксиры бортовые номера 102 и 101, лихтер «Чукотка», плав казарма, катера, баржи. Начальником ОВСиГ по-прежнему был капитан-лейтенант Е. Брагин. С наступлением полярной ночи наблюдали северное сияние. С появлением припая льда на побережье видели на нем тюленей. Вслед за тюленями стали появляться белые медведи, охотившиеся на них, но к нам они не приближались.

Заканчивался 1956 год, полигон Новой Земли молчал, отдыхая после первого подводного ядерного взрыва. Кстати, назывался он в это время Морской научно-испытательный полигон МО СССР и был предназначен, в первую очередь, для испытаний морского оружия и изучения стойкости кораблей к поражающим факторам атомного взрыва. Уже в дальнейшем на нем стали испытывать опытные заряды и ядерное оружие всех видов Вооруженных сил.

Перезимовав в Белушьей Губе и в полной мере оценив все прелести «вариантов», весной я был переведен служить на буксир МБ-102, который готовили к навигации 1957 года. Из ледяного плена все суда у причалов, в том числе и нас, освободил ледокол «Байкал». МБ-102, приняв на буксир лихтер «Чукотка», взял курс на материк. На буксире меня зачислили в штат рулевых. Командиром группы был старшина 1-й статьи Демьянов Николай.

Пришли в Кольский залив. Работали сначала по побережью залива, потом перешли в Архангельск. После завершения работ, с лихтером «Чукотка» на буксире, вернулись на Новую Землю. Оставив «Чукотку» у причала Белушьей Губы, мы снялись и пошли в губу Черную. Здесь включились в работу по подготовке подводного ядерного взрыва, который был намечен на 10 октября 1957 года.

Задача команды буксира МБ-102 состояла в том, чтобы отводить поврежденные взрывом корабли-мишени на мелководье. К моменту взрыва в акватории губы Чёрной десять «подопытных» надводных кораблей и подводных лодок (без личного состава) были расставлены на бочки, которые крепились к якорям на тросах. Каждый корабль стоял на отведённом ему месте на разных расстояниях от места подрыва. На МБ-102 сформировали команду из шести человек, которые должны были отдать швартовы на поврежденных кораблях. В состав этой команды входил и я.

Настало 10 октября 1957 года. Наш буксир МБ-102 стоял на якоре в семи милях от эпицентра взрыва. Погода была штормовая, ветер переменных направлений, временами усиливался до десяти и более метров. Команда готовилась к работе, одеты мы были по погоде, дополнительно на каждом – химкомплект. В установленное время подводная лодка с большого расстояния произвела пуск торпеды с ядерным боезарядом, подрыв был произведен на глубине 35 метров (при глубине в акватории бухты около 70 метров). Из многих тонн воды стало расти дерево, похожее на кипарис, достигшее в высоту несколько километров. Все это сопровождалось мощными громовыми раскатами, потом вода стала оседать, волны уменьшаться. Через некоторое время командир буксира старший лейтенант Моял по рации получил приказ снимать поврежденные корабли с бочек и отводить на мелководье. Подняли якорь, пошли в акваторию, где произошел взрыв.

Нашему взору предстала удручающая, жуткая картина. Некоторые из кораблей затонули сразу, другие, притопленные взрывом, имели жалкий вид. У части из них отсутствовали мачты, были разрушены надстройки, повреждены корпуса – степень повреждений зависела от места стоянки корабля. Наш буксир правым бортом подошел к ближнему кораблю. Это был эсминец «Гремящий», он принял значительное количество воды, получив дифферент на нос и крен на левый борт, хотя был ориентирован к центру взрыва правым бортом. Командир буксира дает команду высадиться на бочку и отдать швартов, называет мою фамилию.

Быстро прыгаю через борт на бочку, отцепляю конец, удерживающий корабль, запрыгиваю обратно на палубу буксира. Через шесть часов мы отбуксировали корабль на мелкое место и посадили на грунт. Грамоту, которой меня впоследствии наградили, храню до сих пор. Это память о том времени и тех людях, для которых слово долг не было пустым звуком.

Следующим на бочку выпрыгивает старшина 1-й статьи Лычагин Валентин Николаевич. Он попадает в сильный порыв ветра, соскальзывает с бочки, оказывается в ледяной воде. С борта буксира ему бросают спасательный круг, снабженный шкертом. Спасательный круг проплывает рядом с Валентином, но он не в состоянии схватиться за него руками. Очевидно, что холодная вода и одетый поверх одежды химкомплект сковали его движения. Парусностью наш буксир отнесло от Валентина, вскоре мы потеряли его из вида. Командир буксира доложил по рации о произошедшем на командный пункт. Нам была дана команда: «Пришвартоваться к причалу, ждать указаний».

Через некоторое время к нашему борту подошёл водолазный катер и передал тело Валентина. Прибыл врач, констатировавший смерть В.Н. Лычагина. Погиб наш товарищ, которому шел 21-й год, хорошо подготовленный физически, прекрасно плававший, но все это ему не помогло. Лычагин призывался из Ленинграда, там его и следовало хоронить. Был выделен самолет. В группу сопровождения груза-200 назначили лейтенанта С. Клейменко, старшину БЧ-5 и меня, старшину 2-й статьи С. Шувалова. В Ленинграде нас встречали комендант с отделением матросов и родители Валентина. Хоронили его на Серафимовском кладбище с воинскими почестями, прощальным салютом. Я и сегодня часто вспоминаю старшину, про себя повторяю: «Вечная память Лычагину Валентину Николаевичу».

Больше натурных испытаний такого масштаба на Новоземельском полигоне не проводилось. Они позволили установить безопасные и критические размеры радиусов удаления для боевых кораблей. Полученные экспериментальные данные были положены в основу расчетов по улучшению взрывостойкости кораблей, которые строились по программе военного судостроения тех лет. Вот в таких условиях ковался ядерный щит нашей Родины. Только его надежность сохраняет сегодня мир и покой нашего народа. Я преклоняюсь перед новоземельцами, учеными и испытателями, всеми, кто создавал ядерный щит Советского Союза, горжусь тем, что внес свой небольшой вклад в это дело.

Прослужив в Военно-морском флоте четыре года, в 1959 году я уволился, дальше началась гражданская мирная жизнь со всеми ее повседневными буднями и заботами. Но служба на Новой Земле не забывается!
_________________
в\ч ЮЯ-03308 мыс Морозова 3 ЗРДН "Воздержанный" весна 1980-82г.

[vladiz.]

Интересный рассказ, правда далёк от моей службы солдата-связиста, тем не менее. Мне видится, судя по вышеизложенному, тогда, когда я еще не родился служба в Армии была более мотивирована. Недавно кончилась война, Сталина снесли на погост, расстреляли Берию, во время службы будет разывенчан культ личности Сталина... Интересные времена. Слава богу,что пожить в них не пришлось-)

[iks]

[Дмитрий]

В.А. Голубчиков

Вячеслав Александрович Голубчиков – старшина 1-й статьи, проходил службу на Новой Земле в войсковой части 90214 с 1961 по 1964 год. Ветеран подразделений особого риска.


О МОЕЙ СЛУЖБЕ В ПОСЕЛКЕ СЕВЕРНЫЙ.

Родился я 21 мая 1940 г. в городе Рассказово Тамбовской области. В 1957 году окончил среднюю школу. После школы поступил в техникум в Тамбове, по окончании которого в 1959 году стал работать на Тамбовском механическом заводе.

В июне 1961 г. был призван в ряды Вооруженных сил, направлен сначала в Северодвинск, а потом на военном корабле «Эмба» – на Новую Землю.

По прибытии в Белушью Губу нас определили в экипаж, где мы стали осваивать азы военной службы. Учились ходить строем, в том числе на прием пищи, обращаться с оружием, познакомились с требованиями уставов, читали и старались запомнить наизусть текст военной присяги. Произошло мое первое знакомство с природой, животным и растительным миром этого замечательного края Арктики. Первое время к концу дня уставал, но спать не хотелось, на улице было светло, постепенно втянулся в новый для себя ритм. После принятия присяги, через месяц, на эсминце был направлен на постоянное место службы в войсковую часть 90214, сейчас это испытательная станция в поселке Северный.

Станция предназначалась для подготовки и обеспечения ядерных испытаний. Период 1961–1962 годов был самым интенсивным по проведению воздушных испытаний, на полигоне было произведено 59 ядерных взрывов. Личный состав войсковой части 90214, непосредственно участвовавший в обеспечении специальных работ, сначала составлял около ста человек. Из них около 10–12 человек командного состава и 85–90 военнослужащих срочной службы (срочники). Срочниками в части были укомплектованы должности радистов (связистов), электриков, водителей-механиков, специалистов тыла, метеоспециалистов и специалистов, обеспечивающих жизнь и деятельность поселка. Штатный личный состав повседневно обеспечивал работу всех объектов в суровых условиях Арктики. В период подготовки и проведения ядерных испытаний численность военнослужащих и гражданских специалистов увеличивалась до 300–400 человек. Это были специалисты, прикомандированные из Москвы, Ленинграда, Североморска, Белушьей Губы, различных научных институтов, которые тогда называли «почтовыми ящиками». Личный состав нашей части обеспечивал их работу, в том числе принимая участие в демонтаже приборов регистрации поражающих факторов ядерного взрыва, сборе полученных результатов и их отправке в Белушку для последующей обработки.

Пройдя курс первичной подготовки, после соответствующей проверки я был направлен в секретную часть. Служба на этом участке требовала высокой ответственности, четкости, пунктуальности и оперативности, особенно в периоды проведения испытаний. После каждого ядерного взрыва морским (кораблями) или воздушным (вертолетами) транспортом, ГТС из района взрыва в секретную часть доставлялись контейнеры с отснятыми кассетами. В регистрирующую аппаратуру, размещенную в специальных защитных сооружениях, заряжались новые пленки. Контейнеры мною опечатывались, оформлялись как секретный материал и фельдъегерской почтой переправлялись в штаб войсковой части 77510 для дальнейшей расшифровки. Данная работа оперативно проводилась в любое время суток и при любых погодных условиях. Все понимали важность задачи, поэтому своевременность ее выполнения не обсуждалась. И это был наш вклад в создание ядерного щита Родины.

Вспоминаю, что организацией фельдъегерской связи руководил капитан 2-го ранга С.Г. Левченко (как впоследствии выяснилось – сын адмирала Г.И. Левченко). Доставку материалов осуществляли самолетом Ан-2, наверное, лучшим самолетом того времени для условий Арктики. Когда производились взрывы мощностью более 5–10 мегатонн, личный состав укрывался либо в защитных сооружениях, либо на кораблях, которые выходили в открытое море. Это позволяло обезопасить людей от воздействия поражающих факторов ядерного взрыва.

Зараженность местности определялась с помощью дозиметрических приборов. Каких-то мер защиты, кроме дезактивации в виде смывания твердых частиц (пыли) с одежды и открытых участков тела под распыленной водяной струей, не было. Могу сказать, что бывали случаи существенного превышения допустимых норм радиации, но в силу своего возраста мы тогда о последствиях не задумывались.

Командиром войсковой части 90214 в 1961 году был капитан 2-го ранга Михаил Гориславец. Всегда выбритый, подтянутый, строгий, требовательный прежде всего к самому себе и только потом – к остальным. Пользовался заслуженным авторитетом у командования полигона и всего личного состава части. В воспоминаниях одного из начальников полигона генерал-лейтенанта Гавриила Григорьевича Кудрявцева (1959–1963 гг.) он отмечался как лучший командир части того периода. Когда капитан 2-го ранга Гориславец убывал к новому месту службы, его провожали со слезами на глазах. В 1962 году командиром нашей части был назначен капитан 1-го ранга Геннадий Петропавловский – участник Великой Отечественной войны. В годы войны в составе Волжской военной флотилии он принимал участие в обороне Сталинграда. Петропавловский (1924 года рождения) стал самым молодым капитан-лейтенантом на Волжской флотилии, а затем и самым «юным» капитаном 3-го ранга на Балтике. Он умело организовывал боевую и специальную подготовку личного состава в повседневной деятельности, а также выполнение поставленных задач при проведении испытаний.

Многие офицеры части в период моей службы были отмечены высокими государственными наградами, неоднократно поощрялись командованием полигона. Это заместители командира подполковник Бочкарев, капитан 2-го ранга Улановский, капитан 3-го ранга Черняк; начальник командного пункта автоматики (КПА) капитан 3-го ранга Смирнов; начальник метеослужбы капитан Нятин; начальник медицинской службы капитан Станислав Рохлин, врач-специалист лейтенант медицинской службы Валерий Прохоров; начальник интендантской службы майор Федор Сотов.

После завершения экспериментов прикомандированные покидали поселок Северный, жизнь возвращалась в более спокойное русло. В выходные и праздничные дни можно было почитать, посмотреть кинофильмы. За весь период службы в части не помню ни единого случая нарушения воинской дисциплины. Служба была нацелена на выполнение поставленных задач.

В одну из зим из-за сбоя в работе дизельной электростанции мы остались без электричества, что привело к размораживанию системы отопления в казарме, столовой и камбузе. Это произошло не столько по халатности вахты у дизелей, сколько вследствие суровых погодных условий.

Когда начинается «новоземельская бора», температура воздуха быстро понижается на 10–15 градусов, ветер усиливается, в порывах достигает 45–50 метров в секунду, видимость ухудшается до 1–2 метров. И все это происходит в условиях полярной ночи. Встал вопрос об эвакуации личного состава части в базовый поселок Белушья Губа. Но мы взялись своими силами восстановить отопление в этих сложных условиях, командование поддержало нашу инициативу.

В течение 40 дней круглосуточно проводилась подготовка траншей, укладка труб, замена батарей в помещениях. Нам всем выдали специальные меховые спальные мешки, спать в казарме приходилось при температуре 20–30 градусов ниже нуля. Но паники в части не было, никто не жаловался на трудности и холод, не возмущался, и самое удивительное, что никто не заболел.

Это была наша победа не только над стихией, но и над собой, что еще больше сплотило коллектив.

В период Карибского кризиса практически весь личный состав части написал рапорта о желании отправиться на Кубу – помогать противостоянию кубинского народа американской экспансии.

Нерешенной бытовой проблемой тех лет в поселке Северный остался дефицит пресной воды. В короткий летний период использовалась вода из небольшой речки, берущей начало в горных ледниках. С наступлением морозов речка замерзала и сразу появлялись сложности. Приходилось колоть лед, пилить уплотненный снег, грузить и везти «твердую» воду в снеготаялку на котельную. Это было весьма трудоемким и малоэффективным занятием. К моменту моего увольнения с военной службы вопрос по воде так и остался открытым.

Весной, с прилетом огромного количества птиц, появлялись «птичьи базары». Чтобы несколько разнообразить свой рацион питания, мы занимались сбором яиц, а летом – ловлей очень вкусной новоземельской рыбы – гольца. Справедливости ради необходимо сказать, что питание, особенно в период проведения испытаний, было качественным и калорийным. По результатам испытаний выдавались разнарядки на поощрение. Руководители, ученые и офицеры получали ордена и медали. Старшины и матросы поощрялись в основном начальником полигона или командирами воинских частей. В числе поощрений были краткосрочные отпуска на Большую землю.

Три года службы на ядерном полигоне прошли незаметно и позволили мне стать взрослым мужчиной, закалили характер. После службы я окончил Московский институт стали и сплавов, работал на Ступинском металлургическом комбинате, в Министерстве авиационной промышленности, Сибирской алюминиевой компании. Понимание того, что я принимал непосредственное участие в создании ядерного щита Отечества, наполняет меня гордостью. Уверен, что именно этот щит позволяет нам и сегодня жить в мире и быть уверенными в своем будущем.
_________________
в\ч ЮЯ-03308 мыс Морозова 3 ЗРДН "Воздержанный" весна 1980-82г.

[vladiz.]

Секретная часть- это уже ближе.
Писал заявление на Кубу!
Я тоже писал, только в Сирию-), не шучу. Замполит меня, я даже то место помню в бочке где произошло, замполит, столкнувшись в узком коридоре, произнес- ты совсем сдурел солдат-), служить будешь здесь.
На том мой почин воина-интернационалиста и закончился.
Воспоминания о солдатской службе какие то древние, Дима, есть что посвежее, поближе к нашим дням?

[Дмитрий]

А.Ф. Журавлев

Александр Феликсович Журавлев – капитан 1-го ранга запаса, проходил службу на Новой Земле в 1985–1999 годах, пройдя путь от инженера-испытателя до заместителя начальника отдела НИЧ, затем, вернувшись, с 2001 по 2005 годы был заместителем начальника полигона. Ветеран подразделений особого риска. После увольнения с военной службы работал во ВНИИА им. Н.Л. Духова главным специалистом по испытаниям, главным инженером. В настоящее время – начальник отдела ФЦНИВТ «СНПО «Элерон», ведущего предприятия ГК «Росатом» по разработке систем безопасности критически важных объектов.


НАЧАЛО МОЕЙ НОВОЗЕМЕЛЬСКОЙ САГИ

Окончив школу в родном Кривом Роге, я поступил в ЧВВМУ им. П.С. Нахимова. Поступал осознанно, хотел быть не просто военным, а квалифицированным инженером. В выборе специальности помог мой дядя, к тому моменту он был главным инженером одного из объектов 12-го ГУМО. Об этом своем желании я сказал начальнику 2-го факультета Юрию Аршаковичу Гарамову, когда он разговаривал с нами, абитуриентами. Он разговор запомнил и на приемной комиссии, когда меня спросили, на какой факультет я хочу, Гарамов, опередив меня, ответил: «Он ко мне в шестые классы хочет». Большое ему спасибо за ту сложную науку, которую он мне преподнес за первые пять лет службы. Эти уроки я помню до сих пор.

С момента окончания училища и получения распределения в войсковую часть 77510 прошло уже 37 лет. Изрядное количество воды утекло, но многое помнится так, словно это было вчера. Итак, лето 1985 года…
Распределение на Новую Землю мы получили вдвоем с моим одноклассником Валерой Даржания. В отделе кадров нам сказали, что в училище служит офицер, который недавно перевелся оттуда. И отправили нас к нему за информацией о том, как добраться к месту службы. Этим офицером оказался Евгений Васильевич Варгатый. Он в подробностях рассказал нам непростой логистический алгоритм, который, как выяснится позже, не все (это я о себе) четко усвоили.

Датой прибытия в часть было определено 28 июля (воскресенье). Ближайший к этой дате рейс самолета из Архангельска на Новую Землю летел в субботу 27 июля. Мы и решили ориентироваться на него. Ближе к концу отпуска мы с Валерой созвонились. Выяснилось, что он прилетает в Архангельск из Симферополя в пятницу, а я приезжаю поездом из Москвы утром в субботу. Значит, решили мы, встретимся в аэропорту. И вот я, в форме № 3, в белой фуражке, с двумя чемоданами в руках, оказываюсь на привокзальной площади столицы Поморья – Архангельска. Евгений Васильевич назвал номер автобуса, на котором надо было ехать до аэропорта, но меня тут же обступили таксисты и стали предлагать свои услуги. За двое суток дороги и пересадки в Москве мне уже изрядно надоело таскать чемоданы, поэтому я принял предложение одного из них. Сел в машину, а дальше – практически дословный, диалог:
– Куда едем?
– В аэропорт.
– В какой?
– Что значит в какой? Их что, несколько?
– Ну да! Талаги и Васьково. Тебе куда дальше лететь?
– На Север! (Называть Новую Землю вслух было строжайше запре-
щено).
– Так мы и так не на Юге! Котлас, Нарьян Мар, Лешуконское? Тогда это
в Васьково.
– Нет! Мне не туда!
– А куда? Из Москвы ты приехал. В Ленинград, Мурманск? Зачем тогда
сюда ехал?
– На Север!
Долгая пауза со стороны таксиста.
– Слушай, лейтенант, а тебе, случаем, не на Новую Землю нужно?!!
Нечленораздельное мычание.
Занавес.

Шокированный тем, что страшная тайна не является таковой, я приехал в аэропорт Талаги. Дальше шел согласно инструкции. Левое здание аэропорта, от входа в коридорчик направо и по правой стороне – дверь без всяких надписей. Там находился режим. В ту пору там «правил бал» мичман Остапчук. Посмотрел он на меня, сказал, что вчера уже прибыл один лейтенант (Валера) и что на сегодня билетов уже нет. Тем не менее предложил пройти вместе с ним на регистрацию, после которой меня, возможно, удастся определить «на подсадку». Так я вместе со своими «оккупантскими» чемоданами оказался в другом здании аэропорта. По ВПД, с приложением «квиточка», который выдал мне Остапчук, получил в кассе билет до аэропорта Амдерма-2 с открытой датой. В какой-то момент к стойке регистрации, у которой появился Остапчук, стали подходить и выстраиваться в очередь люди с большим количеством груза. Туда же подошели я. Был среди них и Валера, который радостно сказал: «Птица! Если ты не улетишь сегодня, то я в режимной гостинице предупредил, чтобы мое место никому не отдавали и держали для тебя». Перспектива куковать до вторника мне совершенно не улыбалась, поэтому все свои эзотерические способности я направил в сторону отлета сегодня. В те годы к нам еще летал Ту-134, и перед моими глазами прошли регистрацию порядка 70 человек. Потом они ушли на посадку, сданный багаж увезли (тогда этот сервис еще работал), Остапчук куда-то (потом я понял, что на посадку) ушел, за стойкой началась другая регистрация. Я продолжал стоять там, где меня поставили. Через некоторое время в зал выбежал Остапчук и стал энергично махать мне. Я рванул к нему. «Давай шевелись, лейтенант, берут тебя на борт, но самолет сейчас уже поедет на взлет», – на ходу говорил мне мичман. Какими-то служебными ходами он быстро вывел меня на летное поле. Самолет стоял у самого здания, люк был закрыт, трап уже отъезжал. Остапчук закричал и сумел-таки вернуть трап обратно. Хлопнул меня по взмокшей спине, попрощался: «Удачи тебе, лейтенант!» Так я понял, что означает загадочное слово «подсадка».

Перелет по маршруту Архангельск – Амдерма-2 был не самым продолжительным. Всего полтора часа. Вначале мы увидели в иллюминаторы «лунный пейзаж» Новой Земли, а потом и ступили на ее землю. Первым же порывом гостеприимной новоземельской боры моя шитая на Минной стенке Южной бухты Севастополя белоснежная фуражка была сорвана с головы и колесом покатилась в направлении бескрайней тундры. Чемоданы были брошены, коллективными усилиями фуражку выловили, вернули законному владельцу. За это время багаж был разгружен возле борта, пассажиры стали разъезжаться на встречавших их транспортных средствах. Через несколько минут площадка у самолета оказалась пустой. Мы с Валерой подхватили свои вещи и пошли в сторону строения, напоминавшего здание аэропорта. В здании КДП (эту терминологию мы постигли уже позже) с горем пополам выяснили, что прибытием в Рогачёво наше путешествие не заканчивается. Нам предстояло добраться в поселок Белушья Губа в гостиницу № 5. В качестве транспорта был предложен ГАЗ-66. «Птица! Надо было меньше щелкать клювом», – сказал Валера и полез в кузов. Забросив в него наши вещи, взобрался туда и я. Все пространство тентованного кузова заполняла мелкодисперсная пыль, которая стала добавляться во время движения. И все это укладывалось на нашу черную форму и белые фуражки. Кстати, никого больше в белых фуражках мы не увидели. Все были в черных, что, по нашему мнению, было грубейшим нарушением правил ношения военно-морской формы одежды. Позже нам объяснили, что в белых фуражках на НЗ ходят только приезжие, вернее, пришедшие на кораблях и прилетевшие на самолетах.

Долго ли, коротко ли, ГАЗ-66 привез нас к гостинице № 5 (в простонародье именуемой «Бастилией») в Белушке. От входа были направлены в комнату дежурной по гостинице, в которой находилась сама заведующая ею – Зоя Львовна Красова (Тигра Львовна, как ее, любя, звали все обитатели Бастилии). Дальше последовал примерно такой диалог:
– Здравствуйте. Мы приехали служить. Нам бы разместиться где-нибудь.
– Здравствуйте. А куда служить-то?
– В войсковую часть 77510.
– А какая буква?
– Хмммм…
– Понятно. Значит, в кадры пойдете, там скажут.
– А вот вы знаете такого, Даниловича Андрея? (выпускник нашего училища на год старше нас, которого мы знали). А Матковского Владимира Ивановича? (начальник лаборатории нашей кафедры). Мы, наверное, в ту же часть, где они служат. А они где живут? И штаб где?
– Значит в БИТ! А они на Севере. Штаб за озером Шмидта. По дамбе пройдете и туда попадете.
– Хмммм, а мы что, на Юге?
– Потом все узнаете. Селю вас в номер переменного состава. Если вас определят в БИТ, то переедете потом в их блок. Но у них там мест нет.

Так мы обрели две койки в небольшом номере на втором этаже. Основная цель была достигнута: мы прибыли к месту службы. Позже мы узнали, что означает загадочная аббревиатура БИТ – база измерительной техники. Так, по легенде прикрытия, называли нашу научно-испытательную часть. А сколько еще будет загадочных и «вкусных» аббревиатур впе-
реди! Но об этом позже.

Здесь я хочу сделать небольшое отступление. Пару десятилетий спустя, уже будучи заместителем начальника полигона, я принимал участие в разработке и реализации плана по приему выпускников училищ, прибывающих к месту службы. В этом плане было все, вплоть до определенного количества ложек, вилок, тарелок и кастрюль в номерах для семейных лейтенантов. Не было только оркестра, да красной ковровой дорожки от трапа до автобуса. Так что прогресс по встрече лейтенантов налицо.

Продолжу. Сидим на койках, время близится к ужину, мы только завтракали. А еще озеро Шмидта с дамбой надо найти. Переоделись, вышли на главную улицу – улицу Советскую, которая и по сей день носит это же название, несмотря ни на какие перипетии. Первым делом
у какого-то офицера выяснили местонахождение штаба и направление движения к нему. Потом нам показали продуктовый магазин «Полюс», куда мы и отправились, благо он находился в нескольких десятках метров от гостиницы. Помните шок, который испытал Али-Баба при попадании в пещеру с сокровищами? Так вот его состояние не идет ни в какое сравнение с тем ощущениями, которые испытали мы, войдя в магазин. Все помнят прилавки магазинов в те годы (ну, кроме московских, наверное). А тут! Чего только не было – от сгущенки до сыровяленной колбасы «Московская» в бочонках, от болгарского зеленого горошка до венгерского «Глобуса» в банках разного калибра и содержимого, от чая индийского (со слоном) до растворимого кофе, от Токайского до невиданного нами «Спирта питьевого». Голодными мы не остались. Позже узнали, что в этом же здании находится хозяйственный магазин «Кристалл», с торца – магазин уцененных товаров, а с обратной стороны – фотоателье. В доме напротив – книжный магазин, а на Советской, 14 – промтоварный «Метелица».

Поужинав, привели в более-менее приличный вид извлеченную из чемоданов парадную форму, попытались дождаться темноты на улице, поняли, что это бесполезно (так мы познакомились с полярным днем), и легли спать. Наутро я проснулся, искусанный клопами. Это был мой первый и, слава Богу, что последний, случай знакомства с этими представителями «дикой» природы. Наскоро выпив чаю, согретого кипятильниками, мы при полном параде, с кортиками, двинулись в сторону штаба. Накануне мы не обратили внимания, что все в гарнизоне ходят в плащах и шинелях. Никого, кроме нас, на улице в тужурках не было. О чем мы достаточно быстро пожалели, поняли, что Новая Земля – это не Севастополь, но возвращаться не стали. В 8.00 мы были у дверей штаба. Внутри нас встретил дежурный по штабу, мичман в кителе с кортиком и с повязкой «рцы» на рукаве. Узнав о нашем желании доложить о своем прибытии, он сказал, что сегодня, во-первых, воскресенье, во-вторых, день ВМФ (о чем мы во всей этой суете как-то забыли), и весь гарнизон в 10.00 будет построен
возле ДОФа, ну и что приходить нам нужно сюда завтра, в это же время, но в верхней одежде и черных фуражках. Первая попытка начать офицерскую службу провалилась. Мы вернулись в гостиницу, как провели этот день, уже не помню. Естественно, что без замечаний.

На следующее утро в парадной форме с кортиками, но в плащах и черных фуражках, мы вновь прибыли в штаб. Но и эта попытка оказалась «учебной». Уже другой дежурный по штабу объяснил нам, что до обеда в штабе проводится общее политзанятие и прибывать нам следует к 14.00. С третьей попытки (уже без кортиков) мы доложили о своем прибытии начальнику штаба полигона контр-адмиралу (тогда еще капитану 1-го ранга) Евгению Павловичу Горожину, после чего были переданы под по печительство начальника отдела кадров. Там определили, что службу мы будем проходить в войсковой части 77510-Д (БИТ), выдали направления в тыл полигона для постановки на все виды довольствия, показали пальцем, в какой стороне находятся тыл и наша часть. Но первым делом наказали вернуться в гостиницу и в отделе режима, который находился на первом этаже напротив КЭСа, пройти вводный инструктаж. На этом инструктаже нам дали прочитать «Инструкцию о правилах поведения в гарнизоне», приказ начальника гарнизона № 180 «О штормовых готовностях» и предупредили, что слова «острова Новая Земля», «полигон», «испытания» нельзя произносить даже во сне и бреду. Что мы служим в городе Архангельск с почтовым отделением № 55. Что нельзя описывать в письмах и тем более сообщать кому-либо по телефону сведения о животном и растительном мире этих мест, а тем паче – собирать образцы грунта, растительности и т.д. В конце инструктажа мы расписались в соответствующей книге (хорошо, что не кровью) и отправились в тыл. К концу дня мы стали обладателями «железных шуб» (нулЁвых!), меховых двухпалых рукавиц, были поставлены на продовольственное довольствие в офицерскую столовую. Два слова про столовую. В те времена на первом этаже работал буфет, в котором можно было купить всяких вкусняшек, выпить сока и других прохладительных напитков. Старожилы рассказывали, что в еще более стародавние времена там и покрепче напитки наливали. С приходом на должность начальника штаба полигона Сиррина Сулеймановича Мазитова вход в офицерскую столовую был разрешен только в тужурках. Исключение составляли люди с повязкой «рцы» на рукаве.

В промежутках между переходами мы зашли на почту, которая тогда находилась на улице Фомина, 4, и дали телеграммы домой о нашем благополучном прибытии.

На следующее утро, следуя указанным в отделе кадров курсом, мы прибыли в расположение войсковой части 77510-Д на первую площадку. Погода была хорошая, поэтому за воротами на пятачке между 17-м корпусом и АкЗС (аккумуляторной зарядной станцией, это мы узнали уже потом), выложенном деревянными плитами, собирался немногочисленный личный состав. Как выяснилось позднее, основной личный состав части находился в поселке Северный, где готовили к испытанию очередную штольню. А в расположении оставалось минимальное количество офицеров и мичманов для несения дежурной службы и выполнения плана по подготовке к зиме. Командовал ими Олег Юрьевич Трунов, в жизни – начальник ЭВМ, а на тот момент – врио командира. Вот ему мы и доложили о прибытии. Как происходил доклад, кто еще с нами разговаривал, по каким критериям и соображениям нас с Валерой разделили по отделам, я уже запамятовал. По-моему, к этому решению приложил руку Сергей Сергеевич Боголюбов. Но в итоге случилось то, о чем я никогда не пожалел. Я попал в 4-й отдел (регистрации быстропротекающих процессов), а Валера в 1-й отдел на АкЗС.

В этом месте своего повествования я хочу перечислить всех тех, к кому в руки я попал на воспитание и обучение. Это наш 4-й отдел. Перечислю без должностей и званий, могу ошибиться в том, что некоторые из перечисленных пришли в отдел чуть позже, тем не менее, это первые мои друзья и наставники: Владимир Петрович Думик, Александр Дмитриевич Семенов, Петр Иванович Хомутов, Николай Васильевич Касаткин, Алексей Павлович Строцкий, Анатолий Степанович Карасев, Геннадий Леонидович Козлов, Илья Николаевич Козлов, Сергей Сергеевич Боголюбов, Олег Леонтьевич Коротун, Валентин Сергеевич Малышев, Александр Иванович Скальский, Михаил Кириллович Ляховчук, Юрий Владимирович Панасенко, Николай Олегович Тиханэ, Александр Витальевич Кравец, Павел Михайлович Попов, Александр Анатольевич Максименко, Валерий Георгиевич Кауров, Сергей Шалвович Бенделиани, Николай Тимофеевич Крупко, Анатолий Яковлевич Фомин. Каждый из них чему-то научил меня, чем-то помог и на первых порах, и в дальнейшей службе. Спасибо всем огромное!

Вот в этом коллективе и началась моя служба. Первые пару-тройку недель, до возвращения из Северного основного коллектива (в 1985 году из-за объявленного руководством страны моратория испытания не проводились), я под руководством врача-радиолога Юрия Владимировича Панасенко, которого все тогда и до сих пор с любовью называют Доктором, занимался строительством эстакады для аппаратурных комплексов. Это такое сооружение вдоль стены 17-го корпуса, обращенной к заливу Гаврилова, благодаря которому мы могли попадать в наши аппаратурные комплексы практически «в тапочках». В районе хранилища № 5 были складированы ящики из-под датчиков МГШ (ломов в просторечье), которые я разбирал на щиты, а потом эти щиты монтировал на эстакаде.

Чуть раньше нас с Валерой из Серпуховского училища РВСН в часть прибыл еще один выпускник – Андрей Логинов. Через неделю праведных трудов чьими-то усилиями нас троих таки переселили в БИТовский отсек 5-й гостиницы. Он представлял собой три обособленных блока и один проходной, по 4 комнаты в каждом. Как и предупреждала нас заведующая Зоя Львовна, свободных мест в блоках не было. Но в этом отсеке была общая кухня и комната, которую использовали под спортзал. Вот в этот спортзал мы и поселились. Так втроем мы и прожили до начала 1986 года. Потом, по мере освобождения мест в блоках, нас расселили.

Как я сказал раньше, в том году руководством страны было принято решение о введении моратория на проведение ядерных испытаний. К концу недели нашего пребывания на Новой Земле НИЧ стала возвращаться к месту постоянной дислокации. Часть личного состава прилетела вертолетами, а основная масса прибыла на БДК и БМСТ «Яуза» вместе с аппаратурными комплексами. Вот тут уже началась для меня та работа, которой мне пришлось заниматься всю свою службу. Сначала я принимал участие в разгрузке АК (фургонов) с кораблей, потом тягачами транспортировал их на площадку. Смотрел, как старшие товарищи, командуя матросом, сидящим за рычагами трактора, филигранно устанавливают фургоны к эстакаде с интервалом между ними менее полуметра. Потом мы подключали фургоны к электропитанию, герметизировали стыки с эстакадой, дабы снег зимой не проникал в нее.

В это же время я представился своему начальнику отдела – капитану 2-го ранга Думику Владимиру Петровичу. Владимир Петрович предметно расспросил о моей биографии, а затем предложил доложить о теме своей дипломной работы. Чуть позже, представившись командиру части капитану 1-го ранга Чугунову Валентину Васильевичу, я снова с мелом в руке стоял у доски у него в кабинете. Понял, что полученные в училище знания не только будут востребованы, но и подлежат серьезному развитию и совершенствованию.

Первым моим начальником лаборатории стал подполковник А.Д. Семенов, а первым учителем-консультантом – старший лейтенант П.М. Попов. Вот тут началось самое интересное. Сначала я стал изучать технические описания и инструкции по эксплуатации той техники, которую мне предстояло эксплуатировать: СУР, СРГ и С9-4А, СБР и РУСА, СУПИ и СБПК, СФР и «Снежинка», «Дон-2» и фильера с кюветой, ЭЛУ и ССДИ, НГ и ПАУ. Потом последовали практические занятия в аппаратурных комплексах по включению, настройке регистраторов, распайке разъемов СР и ТВШР, набору линий задержки (5 нс на метр) и делению сигналов аттенюаторами. Затем настала очередь методик физизмерений: МВИ, МКР, МТР, МРТГ, МПИ. Это было пиршество постижения нового и очень интересного. Все эти названия до сих пор звучат для меня, как музыка!

Паша Попов помогал постигать теоретические основы и их практическое применение. Николай Васильевич Касаткин, Сергей Сергеевич Боголюбов, Валентин Сергеевич Малышев, Алексей Павлович Строцкий учили работать руками, просто показывали, как сделать из ничего что-то нужное – и для дела, и для дома, семьи. Помню один из первых разговоров на данную тему:
– Лейтенант, ты женат?
– Нет.
– Понятно. Тогда тебе телевизор делать необязательно.
– ??? А зачем его делать? Купить совсем не вариант?

Далее следовал рассказ о том, что телевизор – это такая маска (кусок гнутого на муфельной печи оргстекла) на ручке для предохранения лица от сильного ветра и пурги. А телевизором она называется потому, что придумана была давно, до прихода на Новую Землю телевидения. Изготавливалась из фанеры со вставкой небольшого стекла на манер маски сварщика. Вот это прямоугольное стеклышко и было окном во внешний мир – телевизором.

Процесс подготовки был достаточно напряженным, потому что до следующего лета надо было сдать зачеты на право самостоятельно управлять аппаратурным комплексом, быть ответственным за регистрацию сигналов в ходе физизмерений. Владимир Петрович Думик, увидев меня в коридоре, мог пригласить к себе в кабинет, поставить возле доски и спросить о том, что я успел познать за период, прошедший с последнего моего стояния на этом месте. И спрос был жесткий. Кто тогда мог предположить, как моя судьба повернется дальше? Но об этом позже.

По мере необходимости принимал участие и в разных хозяйственных работах. Ремонтировали тогда нашу слесарную мастерскую. Я помогал Сергею Шалвовичу Бенделиани. Разгребали какой-то мусор, железяки, деревяшки и провода, вытаскивали хлам на свалку. Наткнувшись на многожильный кабель, торчащий из стены, с разделанным и изолированным
черной изолентой концом, поинтересовался, что с ним делать. Шалвович пальцами (кулак у него был размером с голову пионера) содрал изоленту, поводил по оголенным концам отверткой и сказал: «Руби!» Я подложил под кабель деревянный чурбачок, сходил за топором с деревянным топорищем (рядом лежал с металлическим, но что-то остановило меня его взять) и рубанул… Взрыв, искры, дым!!! Как на грех, мимо по коридору проходил Владимир Петрович:
– Лейтенант!!! Ты что творишь?!!!
– Ммммм…
Сергей Шалвович:
– Петрович, это я ему сказал рубить.
– Бендель, ты что, решил лейтенанта угробить? Больше не дадут…

В ноябре наступила полярная ночь, и задули «варианты». Как-то совершали переход из части в гостиницу по «Вьюге-3» на грани «Вьюги-2». Шли, как и положено, группой. Замыкал группу самый опытный, таковым был Коля Тиханэ. Выходим из-за Советской, 14 к Советской, 12. Тогда еще не было построено новое здание Военторга и между домами со стороны залива Гаврилова дуло, как в аэродинамической трубе. Ветер меня подхватил и «задул» в прямоугольный бетонный оголовок колодца, который стоял на углу дома. Коля, извлекая меня оттуда, проворчал:
– Набирай вес, лейтенант.

Мы славно трудились и весело отдыхали, ходили на дискотеки в ДОФ, пока позволяла погода, обследовали близлежащую тундру. В процессе досужего времяпрепровождения я стал ухаживать за своей будущей женой Кариной. Окончив музыкальное училище в Ленинграде, она прилетела тем же самолетом, что и мы с Валерой. Ее папа, Шевяков Альберт Иванович, служил в штабе, а мама, Диана Трофимовна, работала в поликлинике. Альберт Иванович вместе с сотрудниками НИЧ готовил корабли к облучательным опытам, а Диана Трофимовна работала вместе с женой Е.П. Горожина. Как только я стал оказывать знаки внимания их дочери, мое полное «досье» мгновенно лежало перед ними. После его изучения было получено «добро» на общение.

У Коли Тиханэ в комнате гостиницы висел постер с изображением памятника латышским стрелкам в Риге. Они там стоят втроем – спина к спине. Но ракурс съемки был выбран такой, что на фото было видно только двоих. Посиделки у Коли назывались «съездить в Ригу, увидеть третьего», ибо в процессе общения начинал «проступать» третий.

Не обо всех своих друзьях и товарищах я рассказал, но всех их с большим теплом вспоминаю!

Время до начала нового 1986 года пролетело незаметно. Уж не помню, какими судьбами, но перед самым Новым годом мне было поручено ответственное задание – стать Дедом Морозом, поздравить детей нашей части. Вместе со Снегурочкой Ирой Сысоевой (женой Саши Сысоева, экономистом нашего ОПНИИР) мы на командирском уазике объехали практически все дома от Советской, 18 до Фомина, 2, в которых жили наши семейные сослуживцы. Погода в это время стала ухудшаться, в часть мы вернулись при жесткой «Вьюге-3». Когда я выходил из машины, всю верхнюю часть костюма, шапку с бородой, усами мгновенно сдуло и унесло в сторону Баренцева моря. Попытка поймать имущество женсовета не увенчалась успехом, более того, я запутался в полах дедморозовской шубы, упал, и меня самого едва не утащило в том же направлении. Вот так невольно мной был нанесен материальный ущерб женсовету части.

После Нового года время спрессовалось еще больше. Сначала в январе я съездил в командировку в Москву, в НИИИТ на обучение эксплуатации системы телеметрии на базе очень продвинутой по тем временам ЭВМ «Электроника-60». Потом, в феврале, еще одна командировка туда же, на приемку нового аппаратурного комплекса СГ102А, начальником которого я был назначен. Из первой командировки я привез обручальные кольца, сделал предложение Карине. Свадьбу запланировали на 29 марта 1986 года. Все помнят, что в то время велась борьба не просто с пьянством, а с употреблением спиртных напитков вообще. Работниками политотдела мне было предложено провести безалкогольную свадьбу. Хорошо, что в процесс подготовки вмешался мой будущий тесть, Альберт Иванович, и этот вопрос снялся с повестки дня. Однако официально на столах в кафе «Фрегат» было разрешено и поставлено только шампанское, да и то из расчета 1 бутылка на 5 человек. Все остальные напитки подносились и разливались специально назначенными людьми. Свадьба прошла очень весело. Было только два минуса. Первый из них – это то, что на ней не могли присутствовать мои родители. А второй – нам с Кариной было очень жарко сидеть во фрегатовских монументальных креслах-тронах, обитых оленьими шкурами.

Для проживания нам с Кариной выделили комнату в нашем же отсеке 5-й гостиницы. Однако на первые дни медового месяца свою недавно полученную квартиру нам уступил Валера Кауров, который тогда еще не успел привезти свою жену. В части дали 3 дня отпуска по семейным обстоятельствам, из которого в середине последнего дня я был срочно вызван к В.П. Думику.

Мне снова надо было собираться в командировку. Но теперь уже не в Москву и на более длительный срок. Ранее я упоминал о своем назначении начальником АК СГ102А. Принятый мной от предприятия изготовителя АК остался опломбированным на территории предприятия
в ожидании навигации. Приборы этого комплекса обеспечивали регистрацию по 33 каналам осциллографии (лучам). Главный конструктор НИИИТ В.Н. Михайлов, ставший впоследствии министром МАЭП, обратился к начальнику 6-го управления ВМФ вице-адмиралу Г.Е. Золотухину с просьбой разрешить использовать данный АК в серии испытаний «Карбид» на Семипалатинском полигоне. Геннадий Евпатьевич согласился с условием, что в этих работах пройдет «обкатку» штатный начальник АК, то есть я. Вызвавший меня Владимир Петрович сказал:
– Оформляй командировку и поезжай в войсковую часть 52605 в Семипалатинск-21. Старшим у тебя там будет начальник экспедиции НИИИТ Воронов Борис Федорович.
– А где это? – задал я глупый вопрос.
– Как выйдешь из кабинета, сразу налево, – ответил Владимир Петрович, после чего я получил полный и подробнейший инструктаж. Для того чтобы попасть на полигон, предстояло получить еще одно командировочное удостоверение от 12-го ГУ МО, в чьем подчинении он находился.

Улетел я бортом Ан-12 в Остафьево 14 апреля, через четыре часа из зимы в минус 20°С попал в весну с плюс 15°С и зеленеющей травкой. Через сутки после прилета в Москву уже летел в Семипалатинск со вторым командировочным удостоверением в кармане и дополнительными инструкциями от офицера 12-го ГУ МО подполковника В.П. Фролова (через десяток лет – главного инженера 12-го ГУ МО, генерал-майора). Много лет спустя, уже сам став начальником, я часто вспоминал свою первую самостоятельную командировку и пришел к выводу, что никогда бы не отправил лейтенанта «в одиночное плавание» с таким заданием. Владимир Петрович, спасибо за доверие!

Рассказ о семипалатинском периоде моей службы – это отдельная история. Скажу только одно, что из-за Чернобыльской катастрофы 26 апреля 1986 года и последовавших за ней мораториев на ядерные испытания однократная командировка превратилась в четыре командировки по два месяца каждая. Окончательно я вернулся из Семипалатинска в июне 1987 года. Следом за мной прибыл и мой боевой аппаратурный комплекс. В Семипалатинске я принял участие в четырех полномасштабных испытаниях. За три года, остававшиеся до полного запрещения ядерных испытаний, мне довелось принимать участие еще в четырех полномасштабных испытаниях на Новой Земле. В двух последних – как ответственный за постановку методики физизмерений. Опыт и навыки, приобретенные на Семипалатинском полигоне, были бесценными для меня.

После возвращения из первой командировки в Семипалатинск меня пригласил к себе Владимир Петрович (он был еще и председателем жилищной комиссии части) и спросил:
– На каком этаже хочешь жить, на первом или на пятом?
– На втором, – ответил я.
– Тогда будешь жить рядом со мной, на пятом, – сказал Думик.

Так я получил свою первую квартиру на Новой Земле – ул. Фомина, дом 4, кв. 16. В квартире (в комнате) на тот момент были полутораспальная панцирная кровать, двустворчатый шкаф и два полуразвалившихся стула. Эксклюзивом этой квартиры было то, что в ванной труба к полотенцесушителю шла на расстоянии 50 см от стены строго на уровне глаз над раковиной. Такой дизайн бойцы КЭС сочли авангардным и привлекательным. Коля Тиханэ познакомил меня с работниками КЭСа, с их помощью мы быстро сделали легкий косметический ремонт. Из пятой гостиницы под покровом ночи в полярный день я утащил две тумбочки и прикроватный коврик. С этого началось наше обустройство. Всем новоземельцам известен процесс собирания мебели из квартир отъезжающих товарищей, переписывание ее в домоуправлении с одного лицевого счета на другой. А еще – собственноручное изготовление из подручных материалов. Полки для кухни я впоследствии сделал из ящиков от ЭЛУ-09. Конструкторы ИКЕИ каким-то образом это подсмотрели – и сейчас торгуют стеллажами именно в стиле ящиков из-под ЭЛУшек.

В этом подъезде я прожил до своего перевода в Питер в 1999 году, сменив только однокомнатную квартиру на двухкомнатную в начале 90-х. Соседями были замечательные люди, жили очень дружно и весело.

Таким вот образом прошел первый год моей службы на Новой Земле. Тогда я не мог себе даже представить, что продлится она целых 18 лет, что за это время у меня родится дочь Ника, что здесь она пойдет в первый класс школы г. Архангельск-55, потом уедет в Кронштадт, а аттестат зрелости получит уже в средней школе № 150 Министерства обороны г. Москва-300. Что через пять лет после прекращения ПЯИ начнутся неядерновзрывные эксперименты, которые позволят сохранить и наше оружие, и полигон в боеспособном состоянии. Что я, последовательно пройдя все должности в НИЧ от инженера-испытателя до заместителя начальника отдела, уеду служить в Питер в НИЦ БТС (легендарную войсковую часть 70170), а через два года после этого не смогу устоять перед предложением, от которого нельзя отказываться, и вернусь назад, уже в должности заместителя начальника полигона. Что потом получу очередное предложение, уволюсь из Вооруженных сил по окончании срока контракта и уеду работать в Москву, во ВНИИА им. Н.Л. Духова, который все наши выпускники знали по имени главного конструктора – Аркадия Адамовича Бриша, и стану в этом институте главным инженером. Все было впереди, служба только начиналась…

* продолжение воспоминаний Журавлева А.Ф.
_________________
в\ч ЮЯ-03308 мыс Морозова 3 ЗРДН "Воздержанный" весна 1980-82г.

[Дмитрий]

*продолжение воспоминаний Журавлева А.Ф.


СОВЕРШЕННО НЕПРОСТОЙ 1990-Й ГОД
Авария

Был предпоследний год существования Советского Союза. Слава Богу, что авария произошла именно в это время, а не двумя-тремя годами позже, когда начался полный развал нашего государства. В этом случае я бы не взялся прогнозировать судьбу гарнизона, из дальнейшего рассказа, думаю, станет понятно, почему я так думаю.

Шла последняя декада января 1990 года. Точных дат память не сохранила. Второй или третий день в гарнизоне действовала «Вьюга-1». Для людей, живших на Новой Земле, эта ситуация знакома. Для тех, кто не был там, вкратце поясню. В зимнее время, а на Новой Земле это практически с ноября по май, при ухудшении погодных условий вводятся некоторые ограничения по осуществлению повседневной деятельности гарнизона. Порядок определения штормовых готовностей, действия при их введении определены специальным приказом начальника гарнизона. Упрощенно этот порядок выглядит так: если суммировать абсолютные цифры температуры и скорости ветра, исчисленной в метрах в секунду, и эта величина
равна 36–42 – то вводится штормовая готовность «Вьюга-3», если она равна 43–45 – то «Вьюга-2», если 46 и более – то «Вьюга-1». При видимости менее 200 м, а в условиях снежной вьюги это в 80% случаев, вариант штормовой готовности ужесточается на единицу. На тот момент мороз был под минус 30°С, а ветер больше 25 м/с.

Так вот, на улице завывала «Вьюга-1». Детский сад, школа, магазины, женщины и часть мужского контингента не работали. Во всех частях были развернуты посты живучести, на объектах жизнеобеспечения произведены усиления вахт. Одиночное передвижение по гарнизону запрещено. Смена дежурства и вахт производилась централизованно, на транспорте повышенной проходимости, с обязательным докладом оперативному дежурному о времени выезда транспорта и времени прибытия в каждой точке. За неделю до описываемых событий я с женой и полуторагодовалой дочкой вернулся из отпуска. Отсидев в Архангельске, как положено, свои пять дней в ожидании погоды, девчонки мои простудились и лежали с высокой температурой. По этой причине начальник лаборатории, замечательный человек Николай Васильевич Касаткин, к несению вахт на посту живучести меня не привлекал, и я целиком был поглощен исполнением обязанностей медбрата. Ближе к вечеру, собравшись напоить болезных чаем, обнаружил в кранах полное отсутствие воды. Периодические отключения воды в гарнизоне были привычным делом, поэтому никакого волнения этот факт не вызвал. Недовольство стало нарастать, когда вода не появилась ни через час, ни через полтора. Стал звонить дежурному КЭС (квартирно-эксплуатационной службы), телефон которого был постоянно занят. С условно 25-го раза услышал раздраженное: «У нас авария!» Еще через некоторое время ожил приемник гарнизонной радиотрансляционной сети, и после известных всем новоземельцам-ветеранам позывных радиоузла «Снова нам сигналят расставанье…» раздался голос заместителя начальника политотдела Николая Ивановича Троцко, который с интонациями Левитана сообщил примерно следующее: «Внимание жителей гарнизона! Говорит радиоузел Дома офицеров. Сегодня на станции второго водоподъема произошла серьезная авария. Масштабы и последствия аварии выясняются. Принимаются все меры к возобновлению водоснабжения поселка Белушья Губа. Просьба ко всем жителям исключить расход воды из системы отопления». В те времена радиоузел Дома офицеров был единственным оперативным средством массовой информации. С этого момента каждый житель со страхом и надеждой ждал каждого нового сообщения.

Уже позже, когда погода улучшилась и мы прибыли на службу, до нас довели все обстоятельства этой, без преувеличения сказать, трагедии. Все произошло следующим образом. На озере Глубоком, которое расположено между поселками Рогачёво и Белушья Губа, находятся две станции водоподъема – ВНС-1, работающая на Рогачёво, и ВНС-2, работающая на Белушью Губу. Водозабор на мостках вынесен в сторону от берега. На этих мостках установлены центробежные насосы с опущенными на глубину заборниками воды. Вот на этих мостках в тот злосчастный день и произошло короткое замыкание или в двигателе, или в токоподводящих кабелях. Начался пожар. Из-за плохих погодных условий потушить его силами вахты не удалось, а пожарная команда к водоподъему пробиться не смогла. Достаточно быстро мостки прогорели и вся конструкция с насосами, кабельными линиями и т.д. ушла под лед и воду. Ветка водовода от ВНС-2 до ВНС-3, расположенной на входе в гарнизон, составляет порядка 4,5 км. Она проложена по поверхности в коробах на ряжевых основаниях. По всей длине водовода имеются колодцы со спускными кранами. В создавшихся условиях было необходимо слить воду из трубопровода. Но, как уже отмечалось, из-за погодных условий и нахождения всей трассы под снегом, сделать этого не удалось. Через несколько часов вся трасса оказалась замороженной. Не помню почему, но резервная нитка водовода в тот момент тоже была не в строю. Таким образом, поселок с числом жителей более четырех тысяч человек остался без воды. Естественно, о происшедшем было доложено командованию Северного флота и войсковой части 31100. Стали готовить план ликвидации последствий аварии.

Вернусь к личным ощущениям. Вода в ближайшее время не появится, где ее взять? Единственным источником оказался снег, которого, белого и пушистого, на улице было более чем достаточно. Натаскав на 5-й этаж (мы тогда жили на ул. Фомина, 4–16) ведрами с полванны снега, я стал его топить в кастрюле на плите и ванне лучами рефлектора-обогревателя. Каково было мое удивление, когда белоснежный снег (простите за каламбур) превращался в мутноватую жидкость с плавающими на поверхности сажей, мусором и еще неизвестно чем. Но другой воды просто не было, приходилось ее процеживать (никаких бытовых водоочистителей и фильтров в те времена еще не существовало) и использовать. Из динамика гарнизонной трансляции Николай Иванович Троцко продолжал призывать жителей не расходовать воду из системы отопления.

Обоснованность этих призывов была очевидной, так как теплоцентраль, отапливающая поселок, оказалась под угрозой остановки. В идеальном варианте система отопления представляет собой замкнутый контур. В теории – сколько подготовленной специальным образом и нагретой воды уходит для отопления, столько охлажденной ее и возвращается. Возможно, что где-то так оно и есть, но только не на Новой Земле. Всегда существовало множество протечек по трубопроводам, с которыми, с большим или меньшим успехом, перманентно боролись. Эта же вода использовалась для заливки радиаторов автомобилей в автопарках, для мытья посуды на отдельных объектах, ее же сливали из системы отопления для улучшения циркуляции и повышения температуры в помещении. На ТЦ есть резервная емкость воды, объемом 3000 м3. И вот эта емкость, в отсутствие подпитки, начала опустошаться. Дальше все пошло по принципу домино. На ТЦ снизили давление воды в системе. В помещениях стало холодать, стали больше сливать теплоноситель, включили электрообогреватели, как следствие – стали перегружаться и отключаться дизель- генераторы, к отсутствию воды добавилось периодическое отсутствие электричества. Командованию гарнизона в первые дни после аварии стоило больших усилий урегулировать эти взаимосвязанные, но хаотичные процессы.

В тот момент, когда произошла авария, начальник полигона контр-адмирал Горожин Евгений Павлович находился на Большой земле (он был или в госпитале, или в отпуске). Не знаю, планировалось ли его увольнение в запас или просто так совпало, но уволен он был менее чем через месяц после того, как случилась авария. Уехал он с Новой Земли очень тихо и незаметно, еще в период устранения последствий аварии, и совсем не так, как принято уходить командиру такого ранга и с такими заслугами. Но, видимо, авария была поставлена ему в вину. После увольнения Евгений Павлович прожил не более двух месяцев.

Опять возвращаюсь к ощущениям жителей поселка. В первые сутки после аварии мы продержались на топленом снеге. Затем погода улучшилась до «Вьюги-2», и было объявлено, что в определенное время к 5-й гостинице прибудет водовозка с питьевой водой из Рогачёва. Вот эта картина достойна пера художника или объектива оператора. Старая водовозка на базе ЗИЛа, патрубок с вентилем под пожарный рукав расположен сзади под днищем. Очередь из жителей выстроилась от входа в гостиницу до магазина «Кристалл» (сейчас там склад сухого пайка). Задувает, пуржит, мороз ниже минус 20°С. В очереди стоят взрослые, дети, в руках у них кастрюли, ведра, тазы, банки, чайники. Ни дать, ни взять – очередь к проруби на Неве в блокадном Ленинграде. К патрубку подобраться неудобно, струю воды сдувает ветром. В емкости с узкой горловиной вода практически не попадает. Та вода, которую сдул ветер, ледяным панцирем оседает на одежде, лицах, руках стоящих в очереди. При том количестве и таком способе раздачи воды ее хватает далеко не всем. Водовозка уезжает, народ остается ждать следующего привоза. В это время объявляют, что следующее место раздачи будет в районе дома № 14 на Советской. Все бегом устремляются туда. В конце концов, я стал обладателем молочного бидончика (помните, были такие в старые времена, с которыми ходили за молоком на разлив) чистой воды. Это было настоящее богатство. Пока я его донес до дома, вода сверху и по краям бидона превратилась в лед. Получился ледяной бидон внутри металлического.

Еще через день погода улучшилась до «Вьюги-3», все вышли на службу и работу. К этому времени на ТЦ в резервной емкости воды уже практически не осталось. Стали отключать от системы теплоснабжения концевые точки. Сначала отключили НИЧ и тыл (1-ю и 18-ю площадки), потом 16-ю площадку (ЭТБ, электросеть) и постепенно все остальное. Сохраняли с отоплением только госпиталь и жилой городок. Для пополнения емкости на ТЦ было принято решение бросить нитку водовода из озера Шмидта. Главное назначение этого озера известно каждому новоземельцу. В зимнее время по льду озера проложена более короткая тропинка в штаб от начала улиц Фомина, Советской и переулка Снежного (ныне нежилого), ну а круглогодично – это хранилище канализационных вод практически всего жилого городка. Да, еще забыл: в старые времена на день ВМФ по нему устраивались шлюпочные гонки. Сейчас, к сожалению, с приходом 12-го ГУ МО РФ и уходом с полигона дивизиона кораблей эта традиция утрачена. Так вот, по поверхности этого озера спешным порядком проложили нитку трубопровода. С учетом толщины образовавшегося льда и донных отложений воды было не так уж и много. При этом вода из озера еще использовалась для охлаждения дизелей на ДЭС-1. Так что трубопровод лишь слегка продлил агонию.

На третий-четвертый день после аварии погода успокоилась настолько, что появилась возможность принимать и отправлять самолеты. И вот тогда проявилась вся мощь еще не развалившегося Советского Союза и его Вооруженных сил. Была сформирована комиссия по определению причин аварии и организации работ по ее ликвидации. Председателем комиссии был назначен заместитель командующего Северным флотом вице-адмирал Игорь Владимирович Касатонов. Одним из первых бортов эта комиссия прибыла на полигон. Достаточно оперативно были определены потребности в специалистах, материалах и технических средствах, необходимых для ликвидации последствий аварии. И пошли самолеты с людьми, трубами, сварочными аппаратами, передвижными котлами и т.д., и т.п.

В этот же момент в гарнизоне было официально объявлено, что женщинам с детьми будет без всяких проволочек предоставлен отпуск без сохранения зарплаты для их выезда на Большую землю. Конечно, при сложившихся обстоятельствах, на мой взгляд, правильно было бы объявить эвакуацию женщин и детей, ибо бытовые условия оставляли желать лучшего. Но такое решение повлекло бы за собой сильный резонанс по всем Вооруженным силам (а может, и в стране в целом) и большие материальные затраты. Поэтому хорошо, что хоть таким образом командование решило облегчить жизнь и жителям, и самим себе. Потому как чем дальше, тем менее весело становилось. Отключенные от системы теплоснабжения площадки стали потихоньку замерзать. Даже при слитой из системы воде, полностью пустой она не оставалась. В батареях отопления образовался осадок, из-за всяких прогибов в трубопроводах вода полностью не сливалась. А это значит, что она замерзала, разрывала и трубы, и батареи. Вообще это достаточно жуткое зрелище – чугунная батарея, разорванная льдом. Для облегчения работы основной ТЦ стали реанимировать старые угольные котельные, разбросанные по всем площадкам и работавшие последние годы в качестве узлов смешения. Однако все эти меры не решали основной проблемы – отсутствия воды. И если с питьевой водой все более-менее определилось (был разработан и строго исполнялся график подвоза воды из Рогачёва пожарными автомобилями и водовозками), то с водой на ТЦ вопрос оставался открытым.

В ходе поиска водоема, из которого было бы возможным подать воду на ТЦ, какая-то горячая голова обратила свой взор в сторону залива Гаврилова (фактически – морского залива). Из-подо льда были взяты пробы воды и, видимо, результаты показали, что она пресная, хотя на самом деле этого быть не могло в принципе. Но, тем не менее, было принято решение очередную нитку водовода тянуть от залива Гаврилова, что и было сделано. Результатом оказалось засоление одного из котлов на ТЦ. Стали искать очередной источник воды. Самым близким оказалось озеро Гагачье, старое питьевое, за 18-й площадкой. К этому моменту с Большой земли были доставлены специальные трубы, которые собирались в трубопровод без сварки, с помощью специальных фланцев. На озере установили передвижную котельную, начальником смены кочегаров в которую стали назначать офицеров научно-испытательной части в звании не ниже майора. Остальной личный состав, в том числе офицеры и мичманы, были распределены на сборку этого трубопровода и на демонтаж замерзших участков системы тепловодоснабжения от водоподъема до поселка и по гарнизону.

Отвлекусь снова на бытовое восприятие происходящих событий. Помимо отсутствия воды совершенно неожиданно подкралась еще одна, далеко не пустяковая проблема. Практически весь жилой городок канализационные воды сливает на рельеф – или в озеро Шмидта, или в залив Гаврилова. Так вот, в отсутствие нормального непрерывного слива, а также в отсутствие в этом сливе горячей воды, стала постепенно замерзать канализация. Нашему подъезду повезло, у нас оказался какой-то индивидуальный слив, и мы, предвосхитив возможные последствия, на общем собрании мужчин решили сыпать в унитазы соль, топить снег и регулярно лить горячую воду. Благодаря этим мерам мы смогли сохранить канализацию подъезда в работоспособном состоянии и пользовались гальюнами, как нормальные люди. Чего нельзя сказать о большей части остального гарнизона. Для тех, у кого канализация замерзла, на улице установили дощатые туалеты. Честное слово – такие, которые у многих стоят на даче. По улице Фомина они стояли вдоль спуска к озеру на бруствере из снега. Естественно, что ими никто не пользовался, при первом же усилении ветра их благополучно повалило и разметало. Но помои в ведрах выносили и сливали туда же, под уклон к озеру. Потом, летом, когда уже все растаяло, весь этот склон засыпали хлоркой. Зрелище было не для слабонервных. А вот еще зимой идешь, бывало, вдоль дома и вдруг перед тобой падает обувная коробка, разлетаясь при этом, и ты понимаешь, что кому-то не хотелось идти с пятого этажа с ведром вниз, и этот кто-то решил проблему радикально. Простите меня за такой натурализм в повествовании, но из песни слова не выкинешь. К моменту появления «приличных» туалетов я уже свою семью вывез в Питер, мне дали 10 суток по семейным обстоятельствам. Поэтому все бытовые неурядицы меня мало трогали.

Мне была поставлена задача с командой матросов демонтировать замерзшую ветку теплоснабжения по 1-й площадке (площадка НИЧ). Целыми днями мы вскрывали короба, выпиливали трубы со льдом. Там где трубы были проложены в земле, мы долбили этот мерзлый грунт и выковыривали их. Во всех зданиях, которые были отключены от системы отопления, в первую очередь – в казармах, стали ставить печки-буржуйки. Оказалось, что на складах КЭС чуть ли не со дня основания полигона хранилось огромное количество этих печек. Вот сейчас они и пригодились. Все здания стояли, ощетинившись печными трубами, выведенными в окна. Внутри пахло, как на вокзале, при приличном ветре снаружи большая часть дыма оставалась в здании. Однажды произошел такой курьезный случай. Я заступил дежурным по части. Одна печка топилась в рубке дежурного, другая – в торце коридора. Весь первый этаж был в легком дыму. Открывается входная дверь. На пороге возникает мужик в лохматой рыжей шапке, черном полушубке, в унтах и без всяких знаков различия. В то время по площадке бродило много гражданских сантехников, сварщиков и т.д. Выйдя из рубки, я вопросительно (типа чего тебе надо?) посмотрел на мужика. Так же вопросительно, но с оттенком легкого удивления, он уставился на меня. Некоторое время он молчал, потом сказал:«Я – Касатонов!». Тут я поперхнулся, заорал: «Смирно!» и произвел соответствующий доклад. Оказалось, он прибыл проконтролировать проведение восстановительных работ у нас в части.

В ту зиму, как нарочно, погода не баловала. Все время балансировала в промежутке между «Вьюгой-3» и «Вьюгой-1», что, естественно, создавало дополнительные трудности. В период, когда начались масштабные работы по прокладке трубопровода от озера Гагачьего, на полигон прибыл новый командир контр-адмирал Виктор Алексеевич Горев. Принял он часть в очень непростое время. Сразу же окунулся в ремонтно-восстановительные работы. Виктор Алексеевич прибыл с Кольского полуострова, где до этого командовал соединением подводных лодок. То есть с Севером он был знаком не понаслышке, но (не хочу его обидеть) большей частью из прочного корпуса. И вот, в один из дней, когда была объявлена штормовая готовность «Вьюга-1», Виктор Алексеевич решил, что наши метеорологи сильно завысили фактические погодные параметры, что не способствует скорейшему проведению работ, и волевым решением снизил готовность до «Вьюги-3». После этого на ГТС-М отправился по местам работ, чтобы контролировать их проведение. В ходе этой поездки, где-то в тундре, он отошел в сторону справить нужду. После этого его искали в течение минут двадцати. В последующем Виктор Алексеевич с большим вниманием относился к рекомендациям метеорологов. Вообще новоземельская погода никогда не прощала вольного с ней обращения. Сколько было случаев, когда матрос в январе выходил вынести мусор, для чего надо было пройти 10 метров, а находили его уже в июне, за много километров от этого места.

Ближе к третьей декаде февраля был введен в строй трубопровод от озера Гагачьего до ТЦ. При запуске этого жизненно важного для поселка трубопровода старшими на его участках были назначены офицеры в званиях не ниже капитана, на вентилях – не ниже майора, в котельной подогревом воды руководил подполковник. Таким образом, были спасены от размораживания и сама ТЦ, и большая часть системы теплоснабжения гарнизона.

В начале марта практически вся НИЧ выехала в поселок Северный для продолжения подготовки очередного испытания. Тогда еще никто не подозревал, что испытание, проведенное 24 октября 1990 года, окажется последним в истории нашего государства. Бытовые условия в Северном всегда оставляли желать лучшего, но после того, что мы испытали в Белушьей Губе, они воспринимались на уровне номера люкс гостиницы «Метрополь». К нашему возвращению в Белушью в конце мая водовод от водоподъема до поселка был восстановлен. Однако полное устранение всех последствий аварии продолжалось еще не менее полугода, а может и больше.


СОВЕРШЕННО НЕПРОСТОЙ 1990-Й ГОД
Гринпис

Начало 90-х на Новой Земле характеризовалось такими же непредсказуемыми событиями, как и в целом по стране, тогда еще «в великом и могучем» Советском Союзе. После Чернобыля, нештатной ситуации на полигоне в штольне А-37А, на фоне развившейся повальной радиофобии и желания руководства страны выглядеть в глазах мирового сообщества «белыми и пушистыми» проведение ядерных испытаний стало весьма непростым делом. Сам процесс подготовки к проведению испытания, как был, так и остался сложным, высокотехнологичным, дорогостоящим. А вот на процесс принятия решения на проведение уже подготовленного испытания, помимо объективных факторов – таких как: готовность объекта, методик физизмерений, вспомогательных сил и средств, наличие необходимых метеоусловий и др. – стали оказывать влияние сугубо субъективные, как то: встречи глав государств, время поступления очередного транша кредитов, массовые выступления сторонников Олжаса Сулейменова (движения доморощенных «зеленых») и т.п. Вот о подобных «зеленых» и пойдет речь в этом рассказе.

Осенью 1989 года началась подготовка к проведению очередного испытания, которое должно было быть проведено в штольне А-13Н. Эта штольня располагалась на левом берегу реки Шумилихи, практически в прямой видимости от вертолетной площадки поселка Северный. Площадка КПА, с которой должны были управлять экспериментом, располагалась рядом с вертолеткой. Для доставки грузов, оборудования и испытателей к месту проведения работ через Шумилиху была построена насыпная дорога. Кабельная трасса КПА – ППА также была проложена через Шумилиху на металлических треногах. Штольня была длинная, имела в своем составе 7 концевых боксов, поэтому процесс подготовки занял значительное время. Штольня под забивку была сдана в конце ноября – начале декабря.

Подготовленная к испытанию, она стояла в ожидании с января 1990 года. Выезд в конце августа 1990 года был уже третьим по счету (выезд в марте, о котором было сказано в предыдущей части, оказался холостым). От начала подготовки эксперимента прошел год. А политическая ситуация все не складывалась должным образом, позволяющим провести испытание. Так как входа в штольню не было, работа по контролю состояния детекторов, кабельных линий и т.д. проводилась дистанционно из аппаратурных комплексов. Возможности заменить или исправить вышедшую из строя штольневую часть управляющей и измерительной схемы уже не было. Поэтому сохранности всех кабельных линий придавалось серьезное значение.

Где-то в середине сентября (точной даты не помню) ранним утром мы проснулись оттого, что начальник отдела объявил «боевую тревогу». Спросонья в голову полезли самые нехорошие мысли, начиная от всеобщего помешательства, заканчивая возможным крестовым походом Запада против агонизирующего Советского Союза. Через пару минут после общего построения в кают-компании ситуация прояснилась. Оказалось, что к границе территориальных вод напротив пролива Маточкин Шар подошло судно Гринписа. Маневрируя и уклоняясь от сопровождавшего его корабля погранвойск, судно спустило на воду несколько быстроходных надувных лодок, которые сразу бросились врассыпную. Две или три лодки понеслись в сторону пролива. Цели этих лодок, контингент, находящийся на борту, поставленные ему задачи, естественно, были неизвестны. Одной из наиболее вероятных целей представлялся срыв проведения подготовленного испытания. Самым простым способом ее достижения был вывод из строя неохраняемой по всей протяженности (порядка 4 километров) кабельной трассы КПА – ППА. Нам (личному составу научноиспытательной части) ставилась задача по охране и обороне этой трассы. Не очень понимая, кто же будет на нее посягать, какими силами и с каким вооружением (тем более что на тот момент мы, по-моему, еще не знали, что все это происки именно Гринписа), из строя задали вопрос о нашем вооружении. Учитывая, что как минимум у 50% личного состава имелись личные охотничьи ружья, было предложено использовать его по предназначению. В ответ последовал категорический запрет. На следующий довольно логичный вопрос: «А как же тогда оборонять кабельную трассу?» – последовал четкий военный ответ: «Задницами!». На том и разошлись для выполнения поставленной задачи.

Рассредоточившись вдоль трассы на сухих местах (в основном она шла через реку Шумилиху), мы стали наблюдать за подходами к ней со стороны пролива. Но никакого движения в нашу сторону замечено не было. Один раз со стороны пролива услышали что-то, напоминающее автоматные очереди. Но полной уверенности, что это именно автоматные очереди, у нас не было. Поохраняли мы в таком режиме часа два-три. Затем поступила команда на возвращение на базу. Вернувшись в гостиницу узнали о некоторых подробностях происшедших событий. Оказалось, что пара надувных лодок промчалась по проливу, причем одна из них дошла фактически до причала, где развернулась и ушла в обратную сторону. Автоматные очереди действительно были. Это поднятый по тревоге взвод охраны и обороны под командованием мичмана Мишина по команде командира открыл огонь поверх голов отчаянных «зеленых». Думаю, что по возвращении на свой пароход штанишки им пришлось сменить. А вот бравого мичмана компетентные органы потом долго мучили вопросами на тему, кто позволил ему дать такую команду. Он логично отвечал, что пытался задержать нарушителей государственной границы и режимной территории. После этого вышеназванные органы сочли за благо не муссировать данный вопрос далее.

Когда все лодки уже покинули акваторию пролива, а с пароходом разбирались пограничники, из Белушки прилетела группа захвата во главе с комендантом гарнизона Киевским Владимиром Степановичем. Все вроде бы успокоились. В это время находящийся в своем аппаратурном комплексе КП-РС (комплекс располагался на КПА и обеспечивал все виды связи руководству экспериментов) прапорщик Кищук производил мониторинг радиоэфира. Он и засек кратковременный выход в эфир чужой радиостанции и при этом определил, что выход был произведен с места вблизи поселка. Все, естественно, снова напряглись.

За достоверность следующей байки не ручаюсь, но рассказывали именно так. У причала стояла «Двина», какой-то матрос, праздно наблюдавший в дальномер за красотами северной природы, обнаружил на склоне горы за Шумилихой яркое пятно. Затем начался цирк. Матрос наблюдал за этим пятном, с телефона у вахтенного на трапе докладывали о перемещениях этого пятна дежурному по штабу руководства, помощник дежурного передавал эту информацию в радиорубку, а из радиорубки наводили на цель экстренно поднятый в воздух вертолет с группой захвата.
Когда вертолет завис над обнаруженной группой, последняя развернула какой-то антиядерный плакат и стала ждать пленения. По рассказу очевидцев задержания, публика была серьезно напугана и готова к любым действиям группы захвата, как то: укладыванию мордой в грязь, получению дубинками по разным частям тела и т.д., и т.п. Однако у нас, у русских, собственная гордость, нарушителям вежливо предложили проследовать в вертолет. Было их человек пять, включая одну даму. Самое интересное заключалось в том, что их целью якобы было противодействие проведению подготовленного испытания, но они «заблудились» и вышли к устью аварийной штольни А-37А (1987 г.).

Вся группа была доставлена в поселок Северный и препровождена в кают-компанию «адмиральской» гостиницы «Снежинка». Там происходил опрос (допрос). Я при этом не присутствовал. Переводчиками выступали Женя Сизов и Павел Попов. Подробностей их рассказов я уже не помню, но в памяти отложилось несколько моментов. Первый – все наши курящие товарищи категорически отказались от предложенных супостатами «Мальборов» и «Винстонов», а гордо курили свои «Беломоры» и «Примы». Пепельницы в этом помещении не были предусмотрены, поэтому наши свернули из обрывков бумажек фунтики, в которые и стряхивали пепел, а супостаты стряхивали прямо на пол. Их накормили шикарным обедом и даже со спиртным (по-моему, коньяком), что в условиях тогдашнего негласного сухого закона было за гранью реальности. После проведения всех формальных процедур и обмена какими-то сувенирами «зеленых» погрузили на стоящий у причала сторожевой корабль и отправили на свой пароход (или на пограничника).

На этом историю можно было бы и закончить. Но не тут-то было. Спустя некоторое время на полигон с очередным визитом прибыл начальник 6-го управления ВМФ вице-адмирал Г.Е. Золотухин. Он рассказал, что, по данным ГРУ, большая часть гринписовцев оказалась сотрудниками ЦРУ (или подобных организаций), они смогли на перчатках и одежде утащить малоактивные пробы с устья аварийной штольни, по которым американские специалисты сделали выводы. Это-то еще полбеды и не очень обидно – каждый выполняет свою работу. Но вот то, что в ряде американских и европейских СМИ появились интервью с участниками этого десанта, в которых они рассказывали о жестоком обращении с ними военных – вот это действительно задело.

Вот такая история произошла осенью 1990 года. Слава Богу, что она никак не повлияла ни на политическую ситуацию, ни на техническое состояние объекта и 24 октября 1990 года было произведено полномасштабное ядерное испытание в штольне А-13Н. Как выяснилось уже позже, это было последнее полномасштабное испытание в СССР.

С 1990 по 1995 год поселок Северный боролся за живучесть. Сначала, в связи в отсутствием испытаний, из него вывели части военных строителей, сократили персонал горняков из экспедиции № 2, в итоге в нем остались только военнослужащие испытательной станции и вертолетной площадки. Ветшало и разрушалось все, что не использовалось – склады, мастерские, БРУ, гостиницы испытателей. Только с началом проведения неядерновзрывных экспериментов в 1995 году Северный стал реанимироваться. Процесс реанимации, как это у нас бывает, растянулся на очень долгие годы, но это уже совсем другая история...
_________________
в\ч ЮЯ-03308 мыс Морозова 3 ЗРДН "Воздержанный" весна 1980-82г.

[vladiz.]

Интересная повесть, жизненная, сам через такое прошел отчасти.
Еще в старой деревянной казарме, осень или зима 82-го года,- пропало отопление . Уже не помню почему, заморозили трубу или что еще..., бедные мы!!, бедные здоровые черные крысы, что тянули службу вместе с нами. Последние сбежали в стройбат, мы же спали под матрасами тех,кто был на смене. В казарме минус 12, шинель, два матраса на себя и в кровать. Зато заступая на смену в бочку- морило прямо на разводе от жары. Тем, кто не ходил на БД приходилось тяжело.

[Игорь]

[SGolovnev]

Просмотрел обе книги, фотографии учебного заведения так и не нашел. Закрадывается сомнения, что речь идет именно об этих книгах. Гражданскому человеку сложно понять, что такое послужной список военного. И если уж на "Орбите" вы варились в собственном коллективе, то не стоило затрагивать данную тему. Про редактирование - кто выпустит книгу без редакции? И по живому, Игорь, еще как по живому! А присылают гораздо больше, чем может вместить в себя даже многостраничное издание. Про кризис темы заблуждаешься. Их хватает и в прошлом, и настоящем Новой Земли.

[Игорь]

привычный снобизм военного человека по отношению к гражданскому.
Не учел только одного-я все таки срочную отслужил задолго до Новой земли, и из семьи военного, жизнь военных, офицероа и солдат представляю не по книжкам и не по военному училищу.
Что касается "варились в собственном соку"..все служившие рядовые служили варясь в собственном соку, ну не гуляли же они по соседним в/ч.Непосредственно в испытаниях не участвовали очень многие.Но все так или иначе что то обеспечивали. Чем хуже Орбита тог же госпиталя в этом смысле не очень понимаю.
Военные слабо представляют как жили гражданские. А у нас жизнь была посложнее в бытовом смысле намного.Это не из зависти, я уже писал что отношусь в большим уважениям к военным,к морякам особенно, особенно к тем кто реально делал что то серьезное. Но начиная с превого дня свою жизнь мы организовывали сами. Нам не полагался паек и вещевое довольствие, это правильно, даже не помню что бы нам что то кто то давал .Даже разнарядку-по ней товары ,дефицит иногда препадал и нам случался крайне редко.Я помню как делили детскую шубку на профсоюзном собрании ..навряд ли кто то из военных об этом знает. Но это быт.У нас не было своего транспорта,был закрепленный Урал. Мы приспосабливались. Даже рыбалка у нас и у военных была разная.У военных на ГТС с матросом за фрикционами.У нас 2 ноги ,весь груз включая канистры с бензином и буры, ружья и 18км по Рогачевскому заливу на Поморское. вот из таких деталей и складывалось совершенно иное представление о жизни там. И никто не стонал и не жаловался-принимали как положено, военные и их задачи первичны, наше дело помогать. Кстати и о медиках у меня сложилось свое впечатление-и оно разное. Одни просто молодцы , жена там рожала , я сам ни разу не обращался за все время, другие -я их никогда не забуду , помню пофамильно-приторговывали внезапноставшим дефицитным антистафилококовым гамоглобулином. Это неприятная страничка,я ее опустил в своих записках..может быть не прав, резал себя по живому,не хотел вспоминать.
Связистов вспоминают тогда когда связь вдруг прерывается.Обычно матом.
В день профилактики телефон обрывали граждане с просьбами включить ТВ. Ты видимо забыл,что именно Орбита "поставляла" на гарнизон практически бесперебойно ТВ ,радио. Кто то вспомнит возможно эфирное радио из ДОФ с тресками и шумами, сравнит его с трансляцией Маяка и !программы радио в безупречном качестве. Я не меряюсь пиписками-просто напоминаю ,что связь помимо чисто бытовых аспектов Орбита давала и узел связи, Декорации ,т.е обеспечивала полигон высококачественной постоянной связью с Москвой и другими городами.
Ну и особисты часто позванивали от нас по трубке проятнутой в коридор или из предбанника спец аппаратной.
Поэтому предположил ,что кухня внутренняя этой работы и быт людей таких же новоземеьцев будет интересен многим. Экскурсии на Орбиту и военных и школяров были регулярными с непременным показом Тома и Джерри на 2 часа в конце.
так что общий посыл не понял в адрес Орбитыю.а насчет падения интреса-не я написал о том что тираж рапсродается хуже (второй альманах). Право на мнение у меня такое же как у всех новоземельцев. Я не принадлежу ни какому объединению, ничью честь мундира я не защищаю, старался писать объективно. как резать или не резать, это не мой вопрос. Продукт я потребляю-а вопросы к производителю продукта и это его головная боль как сделать воспоминания людей читабельными и интересными.
Время покажет что будет дальше. Буду рад если я ошибаюсь.
_________________
Орбита. 1980-83 1986-90

[SGolovnev]

Гражданского персонала в госпитале было значительно больше, чем военных. И далеко не у всех мужья были военными. Навскидку могу назвать фамилии Саленко, Синицыной, Сергеевых, Варламовых, Шабуниных, Селиных, Мочайло. Начальнику госпиталя по должности было положено знать о том, как живут его подчиненные... Что касается первой книги, то половина тиража уехало на Новую Землю, чем, собственно говоря, и объясняется её дефицит на материке. С переизданием сразу не сложилось, сейчас этот вопрос снова в повестке дня. Хочется исправить некоторые ошибки и внести дополнения.

[Игорь]

у нас жена Славы Коняева работала в госпитале. Вообще персонал Орбты был связистами профессиональными (обученными по профилю ,например в Бонче-это Бонч Бруевича) немного. Они костяком технической службы были. Часть песонала была как я - преучивающися на ходу инженер ,но с другой специализацией-радиосистемы,это ближе к радиолокации.Приходилось переучиваться.
Очень приличную ,если не сказать бОльшую чсть песонала составляли жены военных.Иногда как ,например Анна Федоровна Покладьева -инженер профильный, ходила нач.смены. В смене стрались собрать хотя бы 2 мужчин и остальные женщиныюЭто было сязано с производственными делами.Не вегда удавалось. ряд процедур были нервными, преключение в щитовой с ДЭС на ДЭС сопровождалось шумом, било по нервам.Ну и 10000в непроизвольно всех зставляло собраться. Один чих и угли на шинах.ВОХР-все жены военных.
Работы было мало на НЗ, поэтому ее искали и шли на любую, потому что все З+премии умножались на районный и полярку.с Годами это выливалось в три оклада.
Электромеханиц цеха №8 в 1980г получал 122р,50коп. Это факт,потому что не было места ИТР и я согласился на электромеханика в преспективе с преходом на ИТР.
Через пару месяцев вакансия открылась и я стал ИТР с зарплатой кажется 145р.
До НХ в НИИИСе у себя в Нижнем я получал после защиты дипло ма там же в институте-140р сразу.
Понятно что ехал я не землю обетованную не за бабаками..просто такой вот был расклад в Минсвязи. Никогда не был Минсвязи богатым, даже не знаю почему.
Вообще просто к слову змечу.
Не знаю как у военных,тонее знаю что не так.Но гражданские получают что то за годы проведенные в Арктике надбавку в 2 случаях- когда ты полсрока от 15 лет отработал ,т.е 7,5 лет и когда не менее 15лет отработал и тогад 100%.
Я считаю это несправедливым. Испытао культурнй шок-когда при выходе на пенсию мне не зачли 7лет чтобы добавить..и начислили 8630р.
Как видно нехватило полгода. Формально правы,никаких возражений.Но досадно.
Из льгот мне сообщили что я мог в 57лет выйти на пенсию,ноь не подсказали на что жить:))

и появилась у меня мысль о пресмотре этой процедуры введенной еще в СССР и кажется еще до войны..

Логика простая-начислять прибавку к пенсии посуточно( помесячно,по годам).
Самая справедливая мера-это учет стажа на Северах посуточно. И тогад при выходе на пенсию каждому точно пое го времени пребывания начислять надбавку. за 10дней- ну рубль к пенсии, тыщу ,то что насчитается.
Возможно слишком мелкая суммы-но можно считать хоть неделями в зачет иоли месяцами.

Это просто подобрать надо чтобы суммы были не микроскопическими а реально помогающими.Песионеру и 100р хорошо.Покрайней мере сегодня к пенсии иногда добавляют раз в год примерно столько и пенсионеры рады.
Такая система точна , она необидна.Не получается такой разницы дискриминирующей- проработл 7лет и условнор говоря 7лет и 4 месяца.И ордному прибака 50% а другому шиш. Но ведь климат и прочие факторы на этих ребят действовали одинаково и вего лишь на месяц меньше.
Очевидная несправедливость.
Идею дарю депутатам.Северяне памятник поставят воплотившему это идею. Мне ине надо-нет времени на это .да и живу я не на пенсию к счастью.
Сегодня пенсия выросла, после 60 еще 5 лет поработал и стала 14, а сейчас после мелких прибавок за 8лет еще на 1500 примерно.уже 16тыс.К 80 годам думаю 30 набежит ,эх загуляю!!
_________________
Орбита. 1980-83 1986-90