Company Logo

Реклама

.....

Читайте еще

А. А. Борисов и его северные картины

Александр Алексеевич Борисов (2 (14) ноября 1866, деревня Глубокий Ручей, близ Красноборска, Вологодская губерния — 17 августа 1934) — русский художник, первый живописец Арктики, писатель, общественный деятель, исследователь полярных земель, внесший значительный вклад в разработку вопросов транспортно-экономического освоения Севера.

В музее на Поморской (полное название «Музей художественного освоения Арктики им. А. А. Борисова) посмотрел картины Александра Борисова, пофотографировал, хотел быстренько запостить несколько фотографий, но нашел дома старую книгу, и зачитался.

Н. П. Борисов «Художник вечных льдов» (Ленинград, 1983 г.).

Потом вспомнил, что давно скачал из Интернета книгу А. А. Борисова «У самоедов» (1907г.), цветные иллюстрации для которой печатались в Лейпциге, заодно и ее начал читать.

А. А. Борисов «У самоедов» (1907 г.)

Книга лежит здесь www.emaproject.com. правда, сайт второй день не открывается, но когда заработает, скачать книгу сразу будет нельзя. Каждая страница – джипеговский файл, и сохранять надо каждую страницу в отдельности. Много времени это не занимает, зато качество файлов хорошее, и читается текст без проблем.

 

Родом Александр Борисов был из красноборских крестьяном, подростком жил в Соловецком монастыре, куда был отправлен по обету, после того, как зажили ноги, поврежденные свалившимся на них возом дров. Севернее Соловков, на Кольском полуострове, он побывал в 1894 году, когда был включен в качестве художника и фотографа в число лиц, сопровождавших министра финансов Витте. На Новой Земле Борисов впервые побывал спустя два года.

«Момент полного солнечного затмения» (1896 г.)Первое время Борисов жил в Малых Кармакулах, где наблюдал солнечное затмение, и написал два этюда, а по возвращении в Петербург, написал картину «Момент полного солнечного затмения» (1896 г.). Репродукция из книги Борисова «У самоедов». Куинджиста, как называли учеников Куинджи, за версту видать. Увы, но где сейчас находится картина – неизвестно.

«В гостях у самоеда» (1896 г.) Потом Борисов перебрался к западному устью пролива Маточкин Шар, где жили несколько ненецких семей. В доме Прокопия Вылки Борисов написал этюд «В гостях у самоеда» (1896г.).

«Драма свершилась. Новая Земля» (1896 г.).

 

Борисов в Архангельске после возвращения с Новой Земли (1896 г.). Когда Борисов вернулся в Петербург, Павел Третьяков купил у него около 60 этюдов, заплатив восемь тысяч рублей.


Аппетит приходит во время еды, и Борисову захотелось пожить на Новой Земле не только во время короткого северного лета, но и перезимовать там. Для этого на Новой Земле надо было построить дом, а для исследования Новой Земли необходимо было парусное судно. Нужны были деньги, и два года Борисову приходится сочетать занятия живописью с организацией своей экспедиции и зимовки. В своей книге «У самоедов» Борисов писал: «К счастью, мои начинания встретили могущественную поддержку в лице министра финансов С. Ю. Витте. Этот человек верил мне; он представил меня Императору…».


«Представил меня Императору…». В книге Н. П. Борисова об этом нет ни слова, что, впрочем, понятно, но и где либо еще никаких подробностей об этом нет. Упоминает Борисов и «щедрую субсидию Государя Императора».


Весной 1898 года через Архангельск, Пинегу, Усть-Цильму и Пустозерск Борисов отправляется к Югорскому Шару, и далее, на остров Вайгач для того, чтобы «подготовить себя в физическом отношении… выучиться сать на открытом воздухе при 25 градусах мороза и питаться сырыми олениной и рыбой». 


«Тридцатипятиградусный мороз настолько сгущал краски из палитр, что они, как какое-то густое тесто, не брались на кисти и ни за что не хотели приставать к полотну. Даже в пузырьке со скипидаром, и то на дне при таком адском морозе, делались какие-то белые шарики, которын в теплой комнате сейчас же пропадали. Самая низкая температура, при которой я когда либо писал, так это на реке Мезени – при минус 31 по Реомюру, хоть и худо, но возможно».
Минус 31 по Реомюру, это минус 39 по Цельсию. 


«Главные обитатели Усть-Цильмы – староверы. Сеют ячмень. Главный источник жизни – промыслы рыбы. Может быть Усть-Цильма скоро будет одним из оживленных центров Северной России в экономическом отношении. Дело в том, что мне местные жители говорили, что по соседству есть болото, на поверхности воды которого всегда всплывает много керосина. Позднее анализ показал, что это прекрасного качества нефть. Вопрос только в том, много-ли нефти. Если много, то край оживет, и даст огромный толчок всему».

«Тяжелое впечатление производит Пустозерск… В настоящее время в Пустозерске 9-10 домов, и только четыре из них новы и порядочны, все же остальное пришло в крайнюю ветхость. Стоит Пустозерск посреди тундры, и ни кустика, ни холмика, только ветер неугомонный свистит, да заметает холодным снегом». 

Из книги А. Борисова «У самоедов». В книге Н. П. Борисова название другое – «Пустозерск. Церковь и кладбище».

 Черно-белая репродукция из книги Борисова «У самоедов». Странно, но этой картины в «Списке основных произведений А. А. Борисова», составленном Н. П. Борисовым, я не нашел.

«Сегодня самоедка меня убила! Только что стали на место, поставили чум и уселись за чай, как слышу подозрительный звук – «трах»!.. и самоедка со словами «у дьявол», поворачивает ребенка задним фасадом ко мне, заворачивает ему малицу, и начинает выскребать испражнения тем самым ножом, которым всегда резала мясо и кокетливо мне подавала. Покончив с малицей, она два-три раза отерла ножик о снег, и вынув вареное теплое мясо, принялась резать его. Но сегодня я мяса не ел…».

 

Под репродукцией этого этюда в книге Борисова «У самоедов» стоит другая подпись «Часовня в селении Никольском 21 мая».

«Селение Никольское находится на берегу Югорского Шара, отделяющего Вайгач от материка. Зимой оно необитаемо, и только летом делается оживленным торговым пунктом. Сюда самоеды тащат все, что можно продать русским торговцам: шкуры белого медведя, моржа, морского зайца, ворвань, пух, рыбу и прочее… В 1898 году летом на Югорском Шаре жило около пятнадцати человек русских, считая в том числе священника и псаломщика, которые ежегодно посылаются сюда весной на средства доброго человека А. М. Сибирякова. А. М. Сибиряков выстроил здесь новую великолепную деревянную церковь и большой дом с кладовыми. Кроме того, им же выстроен огромный амбар для склада самоедами их промыслов; но, к сожалению, этот амбар был покрыт толем и его частью ободрало ветром, а частю самоеды перетаскали к себе на чумы; если не будет обращено своевременно должное внимание, то он безвременно сгниет. А будет жаль: ведь, говорят, он стоил Сибирякову больше 10.000 р.


А. М. Сибиряков предполагал на Югорском Шаре основать монастырь, но монахи, вследствие плохого питания, померли в одну зиму; они, по обету монашеской жизни, не ели мяса и пали жертвой цынги. Теперь только желтый надгробный крест свидетельствует об их участи».

«Ух, как хорошо можно-бы жить здесь в богатых промыслами краях! В наших местах (Вологодской губ.) посмотрите, как работает мужик круглый год изо дня в день, и только еле-еле при всей своей скромности, может прокормить себя и семью. Не то здесь! Здесь достаточно иногда одной недели, чтобы обеспечить себя на целый год, если бы торговцы не эксплуатировали так самоедов, если бы самоеды хоть сколько-нибудь умели сохранять и распоряжаться этим богатым достоянием».

Осенью 1898 года в селе Колежма, что рядом с Сумским посадом для Борисова начали строить парусное судно «Мечта» водоизмещением сорок тонн. В Красноборске рубили дом-мастерскую. И там, и там требовался контроль и надзор.


Из сметы, составленной Борисовым:
«Судно – 4.000 руб., железный киль и прикрепление киля - 1500 руб., две (шлюпки) шняки, они на тот случай, если судном дальше, между льдами возле берегов, идти нельзя, мы поставим его в уютную бухту и сами на шняках следуем дальше; жалованье повару - 25 рублей, чтобы более подготовить его, я привез его в Петербург, хорошо подготовленного в физическом отношении для зимовки на Новой Земле (выносливого), а потому пришлось взять из помор; дом со службами - 1 800 р., на деле оказалось, что не достанет, надо помещение для собак и оленей и два амбара на расстоянии от дома на случай пожара; угля каменного на 500 руб., олени не мурманские, а из-за Печоры, они особенные, так называемые «авки», воспитавшиеся в чумах самоедов - едят суп, мясо, сено, хлеб - смогут жить без моху, которого зимой на Новой Земле не достать; не две коровы, а три по 40 руб.; 40 собак по 25 руб.; три дробовика, 7 винтовок — 720 руб.; книги - 800 руб.; художественные принадлежности - 2.000 руб.; провизия на 8 человек - 16.000 руб…
Всего 32.671 руб., получено (от Министерства финансов) за вычетом моих 7.000 руб. - 25.671 руб.».

 

В 1899 году на Новую Землю пароходом завезли только часть груза, так как пароход был маленький, и весь груз взять не смог.

«На Новой Земле лес был выгружен моими рабочими… Пароход торопился уйти, лес валили на берег в совершенном беспорядке, оставляя его наполовину в воде, а потому лес, разбросанный ветром и волнением, выстилал берег всей губы и лишь, благодаря счастью, я не потерял ни одного бревна. Всю эту массу леса, по отходе парохода, мне приходилось собирать и укладывать в безопасное место вдвоем с самоедом Прокопием Вылкой и его убогим работником».

Оставшуюся часть груза, двух коров, прессованное сено и двадцать ездовых собак доставили на Новую Землю на рейсовом пароходе в мае 1900 года. Поставили дом, в котором были три жилые комнаты, встроенная баня, кладовая и хлев для коров. Борисов прожил в этом доме до осени 1901 года, потом он еще один раз приезжал на Новую Землю, а дом еще долго служил людям.

«Мечта» пришла на Новую Землю позже, чем планировали, в начале августа. Задержка произошла из-за того, что судно обшивали железными листами. Борисов планировал пройти на «Мечте» вдоль восточного побережья Новой Земли до самой северной ее точки, мыса Желания, оставляя на берегу склады с запасами продовольствия и корма для собак, чтобы весной пройти от склада к складу к мысу Желания на собаках. Вернуться планировали вдоль западного побережья.


Если бы «Мечта» ушла сразу, как и планировали, все получилось бы, потому что пролив Маточкин Шар, через который нужно было пройти к восточному берегу Новой Земли, до 25 августа был свободен ото льда. Борисов задержался, потому что хотел дождаться окончания строительства дома, и потерял три недели. Дальше все пошло наперекосяк… (Борисов все описал подробно, текст большой, поэтому я взял только фрагменты).

«Маточкин Шар на этот раз был сильно загроможден льдами, и сто верст расстояния еле удалось осилить в две недели. Когда мы попали в Тюленью губу, нас настиг страшный шторм. «Мечта» выдержала его блистательно…


Толстый лед обступил нашу «Мечту» и не пускал ее в свое неизведанное царство. Хотя все паруса были подняты и ветер дул довольно сильный, «Мечта» не двигалась с места. Приходилось искать себе путь в новом тонком льду и прорубать его топорами; так еле-еле добрались мы до залива Чекина. Температура воздуха упала до минус семи градусов, да и время было уже позднее - половина сентября; мы и решили все припасы, предназначавшиеся для складов, выгрузить в одном месте, именно здесь, у залива Чекина, а нам с «Мечтой» двинуться на зимовку обратно в Тюленью губу. На обратном пути полярные льды прижали нас к берегу. Все смерзлось, засыпано снегом, поднялась страшная метель с жестким ветром. Зима, видимо, уже настала. Льды пришли в движение, и мы поистине с бою брали каждый свой шаг. Льды, точно таранами, били наше судно, все в каюте летело со своего места. За судно я не боялся; оно было построено очень крепко и обшито железом.


Со страшным трудом, но все же мы приближались к Маточкину Шару. Оставалось каких-нибудь верст шесть, как вдруг мы заметили, что совершенно оцепивший нас сплошной лед медленно увлекает нас к югу, все дальше и дальше от желанного берега. Мне, побывавшему в полярных льдах, да и другим бывалым моим спутникам стало ясно, что добраться на «Мечте» до Маточкина Шара нам немыслимо. Приходилось зимовать, но «Мечта», как ни была крепка, все же не была приспособлена для зимовки. Помещение на ней довольно тесное, палуба тонка и неминуемо начнет промерзать, появится сырость, а за нею и обычный бич Севера - цынга, вечная союзница смерти в этом краю. Да и помимо того, если бы мы все выжили и вернулись впоследствии домой, вся наша жизнь здесь, среди лишений, была бы бесцельна: мы ничего не добыли бы, так как были слишком далеко от Новой Земли, и, следовательно, вся экспедиция, стоившая столько сил, забот и материальных средств, свелась бы ни к чему.


Рассудив все это сразу, не мешкая, хотя и скрепя сердце, мы бросили 27 сентября нашу «Мечту» и, взяв шлюпки, двинулись по льду пешком к берегу. Запасы, одежду, наиболее ценные для нас вещи, коллекции и этюды мы погрузили на две шлюпки и на тузик (небольшая шлюпка)».

«В начале путь был сносен. Пробивая баграми новый лед между огромными торосами и образовывая таким образом узкий канал, мы тащили шлюпки и пробирались по льду. Но лед делался все толще, и идти становилось труднее: льдины нагромождены были в беспорядке друг на друга, то и дело мы проваливались в снег выше колена. Снег этот, пропитанный соленой водой и представлявший отвратительную жидкую массу клейстера, прилипал к шлюпкам и задерживал их движение. Течением же пас все относило дальше от берега и к югу. Переночевав на плавучем льду, мы убедились к утру, что со шлюпками мы не пробьемся к берегу и в месяц, и потому, побросав их вместе с массой вещей, даже таких ценных, как фотографический аппарат, запасные одежды, часть сухарей, несколько ружей, палатку и прочее, мы взяли с собой необходимое и маленький тузик, на случай, если придется переправляться через трещины между льдами. Соорудили из лыж сани, наложили туда часть сухарей, малицы (самоедские шубы в виде рубахи с длинными рукавами) и еще кое-какие вещи; мы с Тимофеевым запряглись в них, матросы потащили тузик, нагруженный самыми дорогими для нас вещами, а Устин повез на собаках два ящика консервов и половину убитого медведя для корма собак.

Перебираясь с одной льдины на другую, мы попадаем в область льдов, быстро несущихся к Северу. Перед нами открывается страшная картина стихийной силы. Целое море льда, подчиняясь воле течения, плывет и сокрушает на своем пути все преграды. У припаев возле берега творится нечто невообразимое: огромные льдины в несколько десятков тысяч тонн вертятся, прыгают, с грохотом, точно со стоном, вздымаются вверх, опять низвергаются вниз и исчезают там в мелких осколках разбитого льда.

Мы видим, как почва разверзается и исчезает под нашими ногами. Цепляемся за большие куски льда, взбираемся наверх, ложимся, чтобы увеличить площадь опоры, но зыбь все больше разрывает лед кругом, трещины растут и ширятся. Перепрыгнуть через них — нечего и думать, а вещи, выгруженные в разных местах, пока погибают: вот уже и малицы, единственную нашу защиту от мороза и непогоды, и спальный меховой мешок унесло от нас, и нам, уже полуживым и промокшим до последней нитки, грозит закоченеть в первую же ночь.

Среди нас было трое женатых: Устин, матросы Окулов и Попов. Я им говорю:
- Отправляйтесь прямо на шлюпке втроем. Вы попадете на берег. Там Устин вас прокормит. Разведете костер из плавучего леса, обсушитесь, убьете оленя, устроите себе палатку, отдохнете; затем пойдете дальше, придете в наш дом. Там вы можете провести не только год, а даже два: там всего вдоволь. Летом придет пароход и заберет вас с собой. Приедете домой и поведаете о нашей участи.
Трофим Окулов заплакал и говорит:
- Нет, мы не поедем. Ты только подумай: ведь если мы вернемся живыми, а вас не будет, да ведь мы всю жизнь мучиться будем. Какая уж это будет жизнь!

Помимо нравственных мук, мы страшно страдали от жажды. Как безумные, набрасывались мы на снег, жевали его, глотали; но проходило несколько минут, и жажда еще больше усиливалась. Полжизни готовы были отдать за ковш воды. Матросы разгребали снег и жадно набрасывались на небольшие лужицы воды под ним, но они не замечали, что она соленая и что от нее еще больше пить захочется.


Устин убил тюленя - первый утонул, а второго достали. Подставили к ране чайные чашки и набрали крови. Жадно выпили теплую кровь, после чего Устин предложил по куску печени и легкого. Кровь великолепно утолила нам жажду и, кроме того, восстановила силы. Разрезали тюленя на куски, стали есть его мясо. А тюленьи мозги - положительно прекрасны (сырые). Все ели да похваливали!


Благодаря тюленю у нас явилась возможность согревать немного воды. Мы нарезали мелко, как спички, дерево, сделали из консервной жестянки нечто вроде подноса; затем обмазали палочки ворванью и подожгли; время от времени лишь подбавляли жиру и устроили себе таким образом великолепный очаг. Дерево перегорало, оставались угли, но они без конца тлели, лишь бы подбавляли жиру. Кусочки дерева служат как бы фитилем, а ворвань топливом. Мы берегли каждую щепочку, бумажку, тряпочку - все это было для нас неоцененный материал, в них теплилась искра нашей жизни. Мы ведь были в полной неизвестности, сколько еще будем носиться по океану на блуждающих льдах.


Таким путем мы нагревали себе воду градусов до 35, и каждому приходилось по полчашки. Эта на обычный вкус отвратительная, подогретая соленая вода казалась нам лучшим питьем и прекрасно утоляла жажду».

«Я вышел из-за шлюпки на льдину и вижу: вдали темнеется какое-то конусообразное пятно; над ним мерещатся шесты. К северу вижу еще такое же пятно, только поменьше. Наконец, вглядываясь, замечаю еще две какие-то точки, которые плавают между этими пятнами. Что это? Птицы? Зачем же им так странно летать? Напрягаю все свою зоркость, буквально весь ухожу в глаза. Стало яснеть, и теперь я прямо уверен, что это чум, люди!

Мы ясно разбираем, как самоеды кричат:
- Есть ли у вас лодка?
Мы отвечаем:
- Очень маленькая!
- Тогда мы поедем за лодкой, - раздается с их стороны.
Двое из них поехали к нам, но пал сильный туман и застлал все кругом. Снова настали тяжелые минуты. Так близко спасение от неминуемой гибели, и вдруг такое несчастье! Неужели опять нас оторвет и понесет прочь. Сколько дней борьбы за жизнь — и смерть тогда, когда жизнь уже улыбается впереди!

Через минут 30 мы, наконец, достигли желанного берега, упали на колени и горячо благодарили господа за спасение. Сели на собак и поехали в чум.
Никогда в жизни мне не приходилось, да и вряд ли придется, испытать еще раз такое состояние духа, какое было у меня да и у всех нас в эти первые минуты. Хотелось прыгать, плясать, бежать без конца, без цели.


Какое счастье было сознавать на другое утро, когда мы проснулись, что мы не на плавучем льду, а на берегу. Всю ночь ветер дул с берега, и льды далеко унесло в море. Если бы мы не попали в эту ночь на берег, мы погибли бы несомненно.
Но какая ирония судьбы - наше судно прибило течением к этому же месту. Вместе с самоедами отправились на судно и сняли с него все ценное. Самую же яхту пришлось обречь на погибель, так как отстояться здесь зиму она вряд ли могла бы.

Если бы мы попали на берег не здесь, где самоеды, а на другое место - необитаемое, нам трудно было бы ориентироваться, где мы? Куда идти? Многие из нас отморозили бы руки, ноги, а иные и совсем не достигли бы Маточкина Шара. Одежда пропала, силы оставили нас, дня почти не стало: только ночь, вьюга, морозы.
У гостеприимных самоедов мы жили 2 недели. После в сопровождении их, в продолжение 3-х недель мы шли к Маточкину Шару, преодолев расстояние в 400 верст.

Для меня как художника на каждом шагу восставали картины одна интереснее другой. Масса световых эффектов, изумительные переливы тонов и красок в реке Белужьей. Но писать нельзя было: у меня не было ни красок, ни холстов: все пришлось побросать во время наших блужданий по льду. Да и надо было спешить в наш дом, пока еще не застигли снежные ураганы».

окончание

Погода на Новой








200stran.ru: показано число посетителей за сегодня, онлайн, из каждой страны и за всё время

Реклама

.....

Где-то на Новой Земле



Катамараном на Новую Землю Поддержите наш сайт Новая Земля — военная земля

2011-2023 © newlander home studio