Новая Земля

[SGolovnev]

Переклинило что-то на параллелях с детям и внуками. К какой-то момент они вырастают и ты становишься им не нужен. В более мягкой форме - начинают жить своей жизнью. Примерно так же происходит и с книгами. Не могу сказать, что судьба первой книги мне неинтересно, тем более, что у нас не получилось решить вопрос с её переизданием. Но сейчас на горизонте уже появилось третья и сопутствующий ей издательсько-редакторский зуд. Дмитрий, если у тебя есть желание, выкладывай отдельные главы. Смотришь, пока Володя доедет до Валентина, первую книгу уже прочитает.

Станислав Юльевич Кузнецов – майор запаса, проходил службу на Новой Земле с 1990 по 2000 год в службе противопожарной защиты и спасательных работ (сначала инспектор, с 1995 года – начальник) войсковой части 77510.

Пожары.

Родился я в 1969 году в городе Кронштадт. По окончании средней школы в 1986 году поступил в Тольяттинское высшее военное командное строительное училище на факультет «Пожарная техника и безопасность», после выпуска из которого был направлен в войсковую часть 77510.

Служба противопожарной защиты и спасательных работ войсковой части 77510 была главной структурой по пожарам в гарнизоне. По специальности (а не в командном отношении) на нее замыкались пожарные команды Белушьей Губы и Рогачёва, пожарные расчеты поселка Северный, 2-й площадки, склада жидкого топлива и даже ПВО. Служба состояла из начальника, майора В. Семенко, и инспектора, старшего лейтенанта С. Кузнецова, то бишь меня.

Я хочу рассказать о событиях, которые произошли 4 января 1994 года, и о том, что им предшествовало. Пожарная команда 77510 (полное название – военная команда противопожарной защиты и спасательных работ) на тот момент времени была без начальника, старый ушел три месяца назад, новый, прапорщик С. Синицын, только приехал. Формально ею руководил техник – старший прапорщик Ф. Лягуцкий, находившийся в отпуске на Большой земле, а фактически – мы с Семенко и Синицыным. По состоянию на начало 1994 года некомплект личного состава в пожарной команде Белушьей Губы составлял 3/4.

Это было связано с одновременным увольнением матросов, прослуживших полтора и два года. Из 16 человек по штату осталось 4, двое толковых контрактников (сержанты А. Корчагин и А. Макеенков) и два брата башкира. Службу им приходилось нести через сутки, один дежурный, один дневальный. Перед самым Новым годом пришло молодое пополнение до полного комплекта, но они были не обучены, не допущены, то есть на пожары выезжать – выезжали, но к огню их на пушечный выстрел не пускали…

День 4 января 1994 года в Белушьей Губе выдался расслабляюще-томным – люди после новогодних праздников только-только стали при ходить в себя. А тут еще на улице свирепствует жесткий 1-й вариант (до 30 по температуре и силе ветра), низовая метель, правда, при видимостив 50–100 метров. Так что народ продолжал отдыхать дома.
А вот пожарной команде не повезло с самого утра. Первый выезд на задымление в подъезде дома на Снежной случился в 10.20. Ничего серьезного, единственный ущерб – сгоревшая на плите кастрюля. Вскоре боевой расчет вернулся в команду. В районе 14–15 часов поступил следующий вызов о пожаре на центральном материальном складе Спецстроя. Горело пустующее деревянное здание бывшего склада. При силе ветра до 30 м/с тушить его было мартышкиным трудом – ветер раздувал огонь, как в кузнечных мехах. Искры от пожара разлетались на расстояние более 100 метров, поэтому было принято решение защищать от разлетающихся искр соседние деревянные строения, а здание должно было догореть само.

В течение четырех часов две пожарные машины, сменяя друг друга, проливали водой соседние здания. Однако, из-за тяжелых погодных условий, длительного нахождения на морозе и сильном ветре у одной из машин замерз передний мост, и отвалилось левое колесо вместе соступицей. Автоцистерна выбыла из строя. К 19 часам здание почти догорело, и, хотя его тление продолжалось еще сутки, угрозы соседним зданиям не было. Вторая пожарная автоцистерна убыла в пожарную команду, где пожарный расчет стал приводить ее в готовность к следующему выезду.

И этот вызов не заставил себя ждать. На телефонное сообщение «Горит ДЭС-2!» первой выехал ГТС с двумя воздушно-пенными огнетушителями ОВП-100 и пожарным расчетом во главе с начальником службы майором В. Семенко. Следом отправилась пожарная автоцистерна. По прибытии ГТС к месту пожара выяснилось, что огнем охвачен весь машинный зал станции (тушение огнетушителями в этом случае уподобилось бы выстрелу из рогатки по слону), а личный состав смены ДЭС-2 сгруппировался на улице у административной пристройки. Как оказалось, матросы, находившиеся в спальном помещении станции на верхнем этаже, сразу были отрезаны огнем от основного выхода. Никто сейчас не ответит на вопрос, почему они не воспользовались наружной лестницей запасного выхода в административной пристройке. Паника ли была тому виной или отсутствие руководства со стороны начальника смены? Им пришлось выпрыгивать из окон в сугробы с достаточно жестким настом. У кого-то этополучилось более, у кого-то – менее удачно. Многие кашляли, надышавшись продуктами горения. Были среди них и обожженные, и просто закопченные. Бойцов с жалобами на здоровье посадили в ГТС и отправили в госпиталь, остальных разместили в соседней ДЭС-3.

Пожарная машина, следовавшая за ГТС, до станции не доехала, встала на возвышенности у базового склада ГСМ. Из-за длительного пребывания на морозе у нее перемерзли топливопроводы, а с неработающим двигателем она никак не могла дать воду. Спустя 5–10 минут после остановки машины со стороны ДЭС прозвучал хлопок, и на темном здании станции стал виден ярко-красный огонь: это рухнула стенка между машинным залом и административной пристройкой,которая была ниже машзала метров на шесть.

С получением сигнала о пожаре в пожарной команде его репетовали оперативному дежурному по полигону и тот, в свою очередь, привел в действие силы и средства согласно плану противопожарной защиты.

К месту пожара были направлены дополнительные средства. Минут через 30 прибыли пожарные машины из Рогачёва (старший – техник пожарной команды прапорщик Ю. Герасименко), 2-й площадки, бульдозер ЭТБ, дотащивший замерзшую пожарную автоцистерну до ДЭС. Тогда же прибыло командование полигона. Тушить к этому времени было уже бесполезно.

По горячим следам было установлено, что личный состав дежурной смены в наличии, за исключением матроса Ланцова. Тушение пожара штатной системой пожаротушения ДЭС могло представлять опасность для матроса, который, возможно, находился в помещении, неохваченном огнем (приведение в действие огнегасительного средства СПТ фреона разрешено при полном отсутствии людей на горящем объекте).

Было принято решение ждать, когда сила и площадь пожара в машинном зале уменьшатся, выставить посты наблюдения для предотвращения перекидывания огня на ДЭС-3, силы и средства, незадействованные в тушении пожара, направить в места дислокации. До утра на всякий случай оставили рогачёвскую пожарную машину и бульдозер.

Пожар на ДЭС-2 утих только через 1,5 суток. Периодически в течение недели ветер неутихающего «варианта» раздувал пожар на крыше административного здания, которое неоднократно пришлось проливать пожарной команде. Пожарная машина, замерзшая у ДЭС, была отбуксирована в пожарную команду для отогрева; следует отметить, что стенки цистерны с водой изнутри покрылись 15-сантиметровой наледью. За ночь машина была приведена в рабочее состояние, вторую отремонтировали за трое суток.

Обгоревший труп матроса Ланцова был найден после трехдневных поисков внутри станции у запасного выхода под обломками штукатурки. Комиссия по расследованию пожара, прилетевшая из Североморска, не смогла сделать однозначных выводов о его причине. Наиболее вероятными остались версии о коротком замыкании электрооборудования и отогреве системы отопления машзала открытым огнем. По итогам пожара был издан приказ командующего СФ с раздачей «пряников» по всей командно-эксплуатационной цепочке.

Последствия пожара «аукнулись» всему гарнизону. Сразу же без света остался госпиталь, куда отправили на ГТС матросов с жалобами на здоровье. Резервная ПЭС-200 по закону подлости не запустилась, докторам пришлось осматривать бойцов и оказывать им помощь при свете керосиновых ламп. И фонариков! Представляю, каково им было в этой темноте разбираться, где копоть с сажей, а где ожоги пламенем! В последующем дефицит электроэнергии существенно сказался и на жилом фонде. О веерных отключениях электричества, которое по графику подавалось в определенные дома, в Белушьей Губе узнали гораздо раньше, чем на Большой земле. Специфические погодные условия Новой Земли накладывают отпечаток абсолютно на все, происходящее на ней. Пожары - не исключение. Причем последствия могут не зависеть от его площади, как это было на ДЭС-2.

В 1990 году произошел пожар на другом объекте жизнеобеспечения – втором водоподъеме на озере Глубоком: в результате короткого замыкания загорелись и быстро прогорели мостки. Установленные на них насосы ушли под лед. Была полностью прекращена подача воды в Белушью Губу. Пожар с ограниченной площадью возгорания поставил гарнизон на грань выживания*.

К счастью, последствия описанной аварии, как, впрочем, и всех остальных, удалось преодолеть, через какое-то время поселок вернулся к нормальной жизни.

*Этот эпизод подробно описан в воспоминаниях А.Ф. Журавлева «Совершенно непростой 1990-й. Авария». – Прим. ред.

[vladiz.]

Мда! Два раза прочитал. Даже не задумывался тогда о пожарной безопасности. Помню, в роте был пожарный щит-), бочка с пожарной водой а в огнетушителях ставили брагу.
Январь, первый вариант, что может быть хуже? Интересно, в первый вариант нас не выпускали из казармы и смена на БД оставалась на второй срок. Для пожарной команды вариантов и ограничений не существовало?

[SGolovnev]

Был приказ начальника гарнизона, назывался "Положение о штормовых готовностях". Он распространялся на всех без исключения. На объектах жизнеобеспечения и у дежурных служб был расписан свой алгоритм действий в таких условиях. Дежурному врачу, которым в день того пожара был я, пришлось вызывать усиление, находящимися по "Вьюге-1" в госпитале дежурными хирургом и терапевтом обойтись не удалось.

[iks]

На ПРЦ, смену по 1Варианту меняли.12 человек связывались веревкой и ползли по натянутому стальному тросу.Основная задача-добраться и отцепиться от этого троса.Один раз, чуть в "небытие"- в тундру не ушли

[vladiz.]

Ничего не понял. Пожарным и врачам-на них вариант не распространялся ? Это же форменное, в большинстве случаев самоубийство.

[SGolovnev]

Нет, на самоубийство это было непохоже. Неоказание неотложной медицинской помощи - вот это со всеми вытекающими. Аппендицит ждать конца варианта не будет. В 1994 году они были длиннющие, по две недели держались. И с пожарами тоже самое. И еще много-много с чем!



В.В. Шевченко (1947–2014 гг.)

Виктор Владимирович Шевченко – контр-адмирал в отставке, службу на Новой Земле проходил с 1993 года в должности заместителя командира войсковой части 77510, отвечающего за специальную деятельность. В 1997 году первым и единственным с этой должности был назначен начальником полигона. Непосредственный участник событий, произошедших на Новой Земле при захвате заложников в 1998 году. За личное мужество Министром обороны РФ маршалом И.Д. Сергеевым был награжден именным оружием. Уволился с военной службы в 1999 году. Автор музыки и слов гимна новоземельцев.

ТЕНЬ КРОВАВОГО ТЕРРОРА НАВИСЛА НАД НОВОЙ ЗЕМЛЕЙ*.

Это субботнее утро 5 сентября 1998 года мало чем отличалось от других дней предзимья. Совещание о ходе подготовки к зиме, проводившееся в штабе соединения еженедельно, должно было начаться в 10 часов утра. Каждые сутки были на вес золота. Весь личный состав с подъема и до позднего вечера был расписан по объектам. Новоземельцы знают – зима спросит строго.

Под разгрузкой у причалов в Белушьей Губе стояла красавица «Яуза», только что разгрузили Ил-76 с товарами Военторга. В общем, основные заботы у всех были связаны с предстоящей зимовкой. Поэтому, когда оперативный дежурный соединения доложил мне о побеге группы арестованных в дисциплинарном порядке матросов, это было, как гром среди ясного неба. Доклад был сбивчивым, так как обстановка постоянно менялась, суть дела удалось прояснить только минут через 10–15.

Как оказалось, группа из 6 военнослужащих была выделена в распоряжение начальника склада артвооружения для установки ограждения вокруг склада. Воспользовавшись тем, что начальник склада на машине убыл за столбами, арестованные напали на конвойного – матроса Никитина – и, убив его, завладели оружием. Доклад об этом произвел один из арестованных матросов, на глазах которого все это произошло. Не желая участвовать в преступных действиях группы, он в суматохе сбежал с места происшествия в расположение своего подразделения.

Поднятые по тревоге караул и подразделения охраны не смогли блокировать преступников, так как их действия отличались быстротой и продуманностью, что говорило о предварительном сговоре. Пройдя по окраине военного городка под видом арестованных в сопровождении «конвойного», они внезапно появились в районе госпиталя и, захватив в заложники начальника медицинской службы гарнизона подполковника медицинской службы
Р.П. Данилюка, потребовали от водителя санитарного автомобиля матроса контрактной службы Климентьева отвезти их в Рогачёво.

Обо всем этом мы узнали несколько позже, когда из Рогачёва доложили, что группа вооруженных автоматом матросов захватила в школе поселка в заложники учителей и детей. Требования были выдвинуты следующие: четыре автомата с двумя снаряженными магазинами к каждому, пять пистолетов Макарова и самолет для вылета с Новой Земли.

Необходимо разъяснить, что расстояние между Белушьей Губой и Рогачёвом чуть больше 10 км. Поэтому преступникам на автомобиле удалось преодолеть его очень быстро. В Рогачёве находится аэродром, дислоцируются авиационные части. Там же проживали семьи офицеров и прапорщиков. Сразу же было ясно, что эти матросы служили в Рогачёве, а когда мне доложили их фамилии, стало понятно, что может нас ждать в дальнейшем.

Это уродливое и страшное по своей сути явление, «годковщина», поразившее в последние годы Вооруженные силы, способно принимать порой самые изощренные формы. Так до недавнего времени было и у нас на полигоне. Но решительными мерами обстановку удалось стабилизировать. Казарменные хулиганы почувствовали, что ни один синяк, не говоря уже о травме, не останется без внимания. Скидок не делается никому. Знали об этом и на авиацион-но-технической базе поселка Рогачёво. Когда подошла пора очередного увольнения в запас, командование части вскрыло факты притеснения старослужащих со стороны матросов более младшего срока призыва. Делалось это очень просто: три-четыре молодых матроса подходили к старослужащему и ставили условие – или ты платишь нам деньги, или мы сейчас одному из нас ставим синяк, идем к командиру с заявлением, что ты выбивал из нас определенную сумму, а мы все этому свидетели. Или тюрьма, или платишь и уезжаешь домой. Таким образом им удалось обработать около десяти человек. Старослужащим же было стыдно признаться в этом друг другу. Когда о произошедшем доложили в штаб, я приказал арестовать виновников и начать дознание для возбуждения уголовного дела. Арестованные матросы Мальсагов, Бугаев, Шарипов, Шамхалов были доставлены на гауптвахту, рассажены по одиночным камерам.

Накануне, в пятницу вечером, недавно назначенный в гарнизон военный прокурор проверял содержание арестованных на гауптвахте. Не имея достаточного служебного и житейского опыта, этот офицер поверил россказням фактически преступников и приказал начальнику гауптвахты перевести их всех в общую камеру. Подкрепив все это убийственным тезисом: «Что, тебе лишние рабочие руки мешают, что ли?». Зная, что их ждет, имевшие определенный уголовный опыт Бугаев и Шарипов (они уже были судимы до призыва) спланировали сценарий своих преступных действий. Там же, в общей камере гауптвахты содержался еще один участник этой группы – матрос Хозяинов. Призванный на полигон из Архангельской области, он, как местный житель из неблагополучной семьи, был оставлен в городе Северодвинске в воинской части обслуживания полигона. Это отличная часть, о службе в которой можно только мечтать. Все родители, навещавшие своих сыновей, просто умилялись теми бытовыми условиями, в которых оказались их сыновья. Однако Хозяинову армия пришлась не по душе, он неоднократ-но предпринимал попытки самовольного оставления части. Промучившись с ним несколько месяцев, командир части попросил перевести этого хронического бегуна на Новую Землю. Что и было выполнено.

Таким образом, состав группы и ее характер были ясны. Оставалось уточнить детали требований преступников и их дальнейшие шаги, чтобы избежать новых жертв.

Оставив на командном пункте полигона начальника штаба контр-адмирала Г.Г. Горбова, я с начальником тыла полковником С.Д. Астаповым и начальником особого отдела капитаном 1-го ранга Д.П. Руссиным убыл в Рогачёво. Обширная площадка перед школой была пустынна, а в дверном проеме здания военнослужащий с автоматами на плече передавал оружие кому-то в школу. Это был капитан Исаков, дочь которого училась в начальных классах, а сам он, случайно оказавшись рядом, вызвался переговорить с преступниками. Разговоры дальше требований принести оружие под угрозой расправы с заложниками не шли, и вот теперь Бугаев, принимая автоматы, стрелял в воздух, проверяя их исправность. Неподалеку находились командиры частей, дислоцирующихся в Рогачёве. Когда мне доложили уточненную обстановку, я приказал немедленно отправить с аэродрома Ил-76, а капитану Исакову передать террористам, что любое должностное лицо полигона готово стать заложником, лишь бы отпустили детей. Через некоторое время Исаков доложил, что преступники согласились начать переговоры со мной. Уходя, я оговорил с полковником С.Д. Астаповым такую деталь, что для преступников матрос Никитин жив, ему сейчас делают операцию. То есть пока еще возможна добровольная сдача. Взяв две рации, пошел к школе. В дверях меня тщательно обыскал Бугаев, среагировавший на чей-то крик: «Смотри внимательно!».

Когда я вошел в коридор первого этажа, увидел прижавшихся к стене школьников и учителей с перепуганными лицами. Руководил всем Мальсагов, остальные выполняли его команды. Оружие у всех было со снятым предохранителем. Чувствовалась общая нервозность. Стараясь хоть как-то сбить напряжение, я попытался завязать разговор с Мальсаговым о том, что же они хотят. Говорил как можно медленнее, просил не ругаться в присутствии детей и женщин, но крики и матерная брань от этого не уменьшились. Зная, что главное – выиграть время, я всячески затягивал выяснение дальнейших действий. Ждал только одного – когда улетит самолет. Минут через 10–15 удалось уточнить, что преступники намерены загрузить всех заложников в самолет и, прикрываясь ими как живым щитом, вылететь в Москву, а далее на Кавказ. Чувствовалось, что особой ясности в своих действиях после Москвы они не имеют. Хотя в дальнейшем, уже на аэродроме, Хозяинов проговорился, что сбудется его мечта побывать в Чечне. Ну а пока, продолжая переговоры, я попросил освободить детей, ведь я же пришел к ним добровольно и выполняю все их требования. Мальсагов ответил, что меня он отпустит на аэродроме, когда все погрузятся в самолет. Я сказал, что ничего не знаю о том, что нужен само-лет. Мол, по команде с командного пункта авиации в Москве он улетел. Мне не поверили, так как не было слышно шума двигателей, начали подготовку к посадке заложников в автомобиль. Я опять стал уговаривать отпустить детей – все в автомобиль все равно не поместятся. Это был грузовой ЗИЛ-131 со смонтированной на шасси «будкой». Еще раз попросил прислушаться к моим просьбам об освобождении хотя бы самых маленьких детей, хватало взрослых. Террористы согласились отпустить младшеклассников. Я попытался отправить детей по домам. Пока они разбирались, кого отпустили, опомнившиеся преступники вернули всех обратно в школу и уже затем отпустили самых маленьких.

В кузове автомобиля мы все, взрослые и дети, оказались в положении «селедок в бочке» под охраной усевшихся у задней двери Мальсагова и Хозяинова. Причем, двух мужчин, меня и Климентьева, плотно «затрамбовали» школьниками к самой кабине во избежание попыток овладения оружием. Под управлением Шарипова машина направилась на аэродром под борт Ил-76. Покружив по летному полю и не обнаружив самолета, остановилась на стоянке вертолетной эскадрильи. Всем заложникам приказали вылезти из кунга, а сами преступники стали советоваться, что делать дальше. По поведению Мальсагова и Бугаева было понятно, что лидеры они. Я стал убеждать их обсудить создавшееся положение. Сегодня суббота, аэродромы далеко, начальников на месте нет, связь плохая и т.п., то есть приводил различные доводы, выигрывая время для принятия решения по освобождению всех нас. Наоравшись и постреляв вволю, преступники согласились подождать часа 2–3 до прилета самолета из Архангельска. Но самолета-то быть не могло. Надо было что-то предпринимать.

Я попросил установить телефонную связь с местом нашего нахождения на летном поле – все переговоры по рациям прослушивались Бугаевым, взявшим себе одну из них. Вскоре это было сделано. Выйдя на связь с госпиталем, дал Бугаеву удостовериться, что матрос Никитин жив, ему делают операцию. Затем попросил, чтобы разрешили пройти на летное поле врачу, т.к. многим женщинам-учителям и детям было плохо. Врачу подойти не разрешили, но медикаменты привез на машине Шарипов, съездивший к вышке командно-диспетчерского пункта (КДП). Он же еще пару раз ездил за водой и теплыми вещами, т.к. на аэродроме было довольно ветрено, а находиться всем сразу в кузове из-за тесноты было невозможно. Минут через 30 после нашего приезда на аэродром террористы стали ссориться, даже стреляли поверх голов друг друга. Вскоре один из них, это был Шамхалов, положив оружие на землю, ушел в сторону КДП.

Как объяснил мне потом Шарипов, Шамхалов решил добровольно сдаться командованию. Особого облегчения мы, заложники, не почувствовали, т.к. наиболее агрессивно вели себя Мальсагов и Бугаев.

Командованием полигона предпринимались попытки организовать переговоры террористов с земляками или сослуживцами. Все они наталкивались на категорический отказ и пресекались стрельбой. Я стал по очереди разговаривать с каждым из них, чтобы хоть как-то смягчить жесткое отношение к заложникам. Совершенно неожиданно Шарипов признался мне, что он давно бы ушел, как Шамхалов, но не хочет оставлять меня одного с этими, как он выразился «зверями» Мальсаговым и Бугаевым. «Если они хоть кого-то убьют, то я стану стрелять по ним. Только прикажите мне, товарищ командир». Я ему не поверил, во-первых, потому что чувствовалось, что он был неискренним, а во-вторых, как имевший уже уголовный опыт, он на всякий случай готовил запасной вариант. Напряженность после ухода Шамхалова привела к тому, что Мальсагов, взвинчивая самого себя, стал вдруг кричать на своих подельников, а затем расстрелял из автомата колеса автомобиля. Это был один из самых напряженных моментов.

Заканчивалось время, отведенное нам террористами, а ни самолета, ни известий о нем не поступало. Я звонил по телефону, ругался с мифическими начальниками, требовал самолета. Разговоры были фикцией, велись для того, чтобы создать иллюзию активности. Надо было убедить преступников, что все их требования выполняются и повода для беспокойства у них нет. Так же внезапно, как и в ситуации с расстрелом колес автомобиля, Мальсагов снова начал стрелять в воздух, командуя, чтобы все заложники построились на летном поле. Часть детей и взрослых находилась в кузове. Матроса Климентьева, спрыгнувшего одним из первых, Мальсагов с Бугаевым потащили в конец рулежной дорожки, угрожая прострелить голову. Тогда начальники начнут шевелиться и поймут, что с ними не шутят.

Я бросился к ним, уговаривая не делать этого. Еще раз объяснил, что пока на их руках нет крови, поэтому не нужно брать на себя грех убийства. Поорав минут 10–15, преступники потребовали доставить им пистолеты, о которых они забыли, а также две 20-литровые канистры с бензином. Через некоторое время были принесены два пистолета ПМ. Я объяснил Бугаеву, что эти пистолеты изъяты у дежурной службы, т.к. для доставки большего количества потребуется много времени. Пока вскроют склады (а склады-то в Белушьей Губе), пока найдут, пока доставят и т.д. Мои объяснения были с недовольством приняты. Мальсагов поставил канистры в центр группы заложников и приказал Хозяинову в случае необходимости стрелять прямо по канистрам.

С КДП пришло сообщение, что самолет в Архангельске теперь уже точно заправляется горючим и в ближайшее время вылетит к нам. Неофициально, через капитана 1-го ранга Д.П. Руссина, удалось получить информацию, что раньше, чем часа через четыре помощи ждать будет неоткуда. Поэтому надо всячески тянуть время и успокаивать террористов. Информацию по самолету я сообщил Бугаеву и попросил его успокоить Мальсагова. Что же делать, если таковы обстоятельства.

Мало-помалу удалось снизить напряженность. Чтобы не мерзнуть на летном поле, был подогнан автобус в арктическом исполнении, доставлены обед, минеральная вода. Двоих детишек, которые плохо себя чувствовали, отпустили домой. И даже допустили к нам врача, т.к. многие дети и взрослые нуждались в медицинской помощи.

После обеда всем заложникам приказали зайти в автобус, а канистры с бензином поставили на ступеньках. Потянулись минуты ожидания. Преступники по двое грелись в автобусе, двое других сторожили снаружи. Я постоянно находился рядом с полевым телефоном, который стоял на бампере. Наконец удалось установить связь с кавказскими республиками, но разговаривать с родителями террористы отказались. Правда, главу Дагестана М.А. Магомедова, а затем президента Ингушетии Р.А. Аушева они выслушали. О чем шла речь, я мог только догадываться, но, судя по реакции, разговоры были непростые и, что главное для нас – продолжительные. Разговаривал один Мальсагов. Из-за неустойчивой связи разговоры периодически прерывались. Время шло, напряженность то возникала, то спадала. Пропущенный террористами на летное поле капитан Исаков сообщил, что самолет уже на подлете и скоро произойдет посадка. Мне он, улучив момент, шепнул, что нужно задержать автобус на стоянке, т.к. в самолете находится группа захвата. Действовать приходилось экспромтом. Когда самолет заходил на посадку, Мальсагов в кабине автобуса разговаривал с Р.А. Аушевым. За рулем находился Бугаев, который порывался ехать к месту посадки. Поддерживаемый мной, Мальсагов так увлекся разговором, что долго не реагировал на крики Бугаева. Когда разговор был закончен, автобус рванул с места. Спешка и отсутствие навыков вождения сослужили Бугаеву плохую службу. Он слишком долго разворачивался, и когда, наконец, мы двинулись к месту посадки, самолет, развернувшись на ВПП, уже шел нам навстречу.

Тут уже я закричал на Бугаева, чтобы он немедленно стал сдавать назад, т.к. самолет может всех нас порубить винтами. Все это было выполнено. Дождавшись, когда винты самолета остановились, мы, по команде Мальсагова, выбрались из автобуса. Канистры с бензином опять поставили в центр группы заложников. С Бугаевым и Хозяиновым мы остались на летном поле, Мальсагов с Шариповым пошли к самолету. Из открывшегося пассажирского люка показался мужчина, который сказал, что он – помощник депутата Госдумы от Дагестана Хочилаева и прибыл сюда (на Новую Землю) для решения всех возникших проблем. С ним были еще два одетых в штатское человека, но реакция на всех прилетевших со стороны террористов была нулевой. Приказав опустить аппарель, Мальсагов с подручным тщательно осмотрели самолет. Убедившись, что он пуст, они дали команду заложникам подниматься на борт, где опять сгруппировали всех вместе в середине салона, поставив в центре канистры с бензином. Преступники вели себя очень настороженно, с большим подозрением относились к любым переговорам, особенно – среди членов экипажа. Они удалили из самолета двоих прилетевших, гражданского и летчика, которые по комплекции, как им показалось, походили на бойцов специальных подразделений. Бугаев с Шариповым прошли в гермокабину, где стали обсуждать с прилетевшими время вылета, маршрут полета, заправку топливом. Мальсагов с Хозяиновым контролировали поведение заложников, членов экипажа, подступы к стоянке. Переговоры почему-то затягивались, Мальсагов периодически что-то кричал Бугаеву, приоткрывая гермодверь, успокаивал его. Минут через 40 Бугаев подозвал к себе Мальсагова, а Шарипова отправил ему на смену. От последнего я узнал, что прилетевший помощник депутата хороший человек, разговаривает с ними на родном языке, убеждает освободить заложников и начать серьезные переговоры. Не зная фактического плана нашего освобождения я, в ожидании начала активных действий, попросил Шарипова передвинуться в хвост самолета, поближе к Хозяинову, и перекрыть тому сектор стрельбы по канистрам в случае штурма самолета. Шарипов отказался это делать, хотя Хозяинов был наиболее слабым звеном в этой преступной группе. Я понял, что все разговоры о его готовности помочь – всего лишь слова.

Через час меня пригласили в гермокабину. Там сидели двое гражданских и Мальсагов с Бугаевым. Чувствовалось, что им удалось наладить какое-то взаимопонимание. Обсуждался вопрос о том, как несправедливо обошлись с этой группой матросов, что нельзя доверять молодые ранимые души таким черствым и тупым командирам-воспитателям, как в Рогачёве. Я, сориентировавшись, начал корить себя и обещать, что «раздеру в клочья» виновников происшествия. Все это обязательно будет, но, прежде всего, попросил отпустить детей, которые уже 7 часов находятся под дулами автоматов. Меня поддержал и помощник депутата. К удивлению, террористы, посовещавшись, согласились. Я, под предлогом помощи детям, на минуту вышел из гермокабины. Этого было достаточно, чтобы передать информацию на КДП об обстановке в самолете и планах на дальнейшие действия.

Переговоры тем временем продолжались. Когда я снова к ним присоединился, Бугаев уже называл помощника депутата «дядей Володей», а тот, через фразу переходя на дагестанский, рассказывал им о своей жизни на Родине, своей семье и т.д. Когда я предложил подключить к решению вопроса высших должностных лиц Вооруженных сил, это не вызвало неприятия. Посовещавшись между собой, террористы решили, что на переговоры по телефону с начальником Генерального штаба поедет Бугаев, а остальные будут ждать его в самолете. Я попросил освободить остальных заложников. Заложников освободили. Мысленно поблагодарил Бога, что все остались живы, ну а нам, военным, как уж придется. Вернувшийся Бугаев рассказал, что разговаривал с генералом армии Квашниным, тот дал уже команду на перевод всей группы для дальнейшей службы под Москву. «А с виновником, кто довел вас до такого состояния, – пообещал он, – мы разберемся самым строгим образом». Кто играл эту роль – я не знаю до сих пор. Благополучно завершающиеся переговоры были неожиданно осложнены требованием Мальсагова дать письменное подтверждение. Пришлось опять передавать на КДП «сценарий действий», и вскоре телеграмма за подписью генерала армии Квашнина была получена. Оставалась самая сложная часть операции – разоружение и захват террористов.

Я предложил продумать следующий вариант: т.к. матросы переводятся к новому месту службы, на руках у них должны быть все документы с печатями. Мы едем в штаб авиационно-технической базы, где их оформляем, после чего самолет заправляется и вылетает в Москву. К тому времени «дядя Володя» уговорил террористов разрядить автоматы и даже «выщелкнуть» патроны из магазинов. Но, когда встал вопрос о поездке за документами, преступники взяли с собой 2 пистолета, а Хозяинова со снаряженным автоматом оставили в самолете с приказом: если что – мочить всех налево и направо. У въезда на аэродром, куда я прошел за машиной, полковник С.Д. Астапов предупредил, что группа захвата будет ждать нас в кабинете начальника авиационно-технической базы. Через некоторое время мы вшестером (3 переговорщика и 3 террориста) на уазике поехали к штабу. Гарнизон был словно вымерший, ни одной живой души не встретилось нам по пути. И надо же было такому случиться, что, когда мы выходили из машины, кто-то из террористов предложил зайти в казарму забрать личные вещи. Так как мы играли по правилу «полное доверие», я вынужден был согласиться. В пустой казарме на первом этаже находился дежурный по части – прапорщик и дневальный, хороший матрос из Дагестана, пытавшийся еще в начале всех этих событий помочь в переговорах с земляками-террористами.

Все поднялись на второй этаж. Собрав свои вещи, Мальсагов с Шариповым задержались в комнате информирования и досуга, а Бугаев спустился вниз попрощаться с дневальным. Через пару минут с пистолетом в руке он вернулся назад. «Что же вы нас обманывали, матрос Никитин умер!». Позвал подельников. Я начал оправдываться, что этого не может быть, откуда такая информация. Оказалось, прапорщик, дежурный по части, решив проявить свои лучшие качества «воспитателя», стал журить Бугаева: «Зачем же вы убили конвойного?». В этой непростой ситуации сохранил хладнокровие «дядя Володя». Он, со смешком: «Да кому вы, ребята, поверили», – взял за стволы направленные на нас пистолеты и тем самым сразу же разрядил обстановку. «Все, самолет не ждет», – сказал я, и мы направились в штаб базы.

Как прошла операция по захвату террористов, я не буду описывать по ряду причин. Скажу только, что все произошло за считанные секунды. Но оставался еще вооруженный Хозяинов, и с ним надо было что-то делать. Опять мы втроем поехали к самолету. Нам удалось бесшумно подняться в салон. Резко распахнув двери гермокабины, мы бросились на Хозяинова. «Дядя Володя» схватился за автомат, а я обхватил его руками, не давая возможности пошевелиться. Щелкнули наручники. Все было закончено.

Так завершилась драма с захватом и освобождением заложников на Новой Земле, которых было более 50 человек (и только 11 из них – взрослые). Очень жаль, что погиб молодой человек, матрос Никитин, чья жизнь оборвалась из-за подонков, которые все вместе не стоили его мизинца. Террористы получили разные сроки тюремного заключения, от 10 до 18 лет. Не могу назвать имена и фамилии всех участников описанных событий, особенно тех, кто действовал на заключительном этапе. Низкий поклон им и глубокая признательность.

*По этим событиям ФСБ был снят документальный фильм «Молодые и старые».

[Newlander]

[vladiz.]

Так!!, прямого ответа нет. Т.е. в вариант выходить нельзя, но если очень хочется, или надо- то можно.
По мне так- выйти на помощь в первый вариант- это отправить баркас на помощь тонущему судну у скалистых берегов в сильнейший шторм. Будем,скорее всего наблюдать за гибелью обоих.
Все же господин Кузнецов прояснит ситуацию, можно ли было выезжать на пожар и вообще производить какие то наружные действия при обьявлении варианта номер 1?

[Эжен]

[vladiz.]

Мое видение вещей. Отцы -командиры, поправляйте если что-)
В вариант первый, а может и второй приказом командира гарнизона перемещение л/с было запрещено. Касалось это всех без исключения. Но..,как и всё на Руси- строгость российских законов смягчается необязательностью их выполнения-). Ездили ГТС-ки, тянули трос солдаты на БД, врачи пробивались в госпиталь. Все это- на собственный страх и риск. Отменить приказ вряд ли кто мог, даже устное распоряжение дежурного по гарнизону.
По мне- на случай варианта подразделение должно было спасаться собственными силами, в том числе по пожарной части. Усиление в виде дополнительного дневального, инструктаж с показом средств пожаротушения и взаимодействия с ним. Скальпель выдать наконец дежурному по роте на случай аппендицита-). Вариант- это не только ветер и температура- это полное отсуствие видимости, а если и видно что, то через минуту уже не видно. Это знаете лучше меня. Все это к чему- что описывал Станислав, это небольшого, а может и большого рода-подвиг. Спасение обьектов и л/с подвергая свои собственные смертельной опасности.
Зная наши ВС- в случае ЧП- вспомнили бы и об этом и у пожарной части перевернулся бы не один грузовик с «пряниками».

[Newlander]

[vladiz.]

Ну вот, наконец, как я без этого жил-)
По распоряжению администрации пожарный расчет и не только мог, обязан был выезжать на место даже при Вьюге 1.
Все же- про подвиг, не соглашусь. Служба разная бывает, кто то в наушниках в теплой бочке ее несет, кто то в темноте по первому варианту лезет в огонь. Я бы последним давал сразу орден, ибо второй возможности наградить может и не представится.

Боевое дежурство- понятно, там предусмотрено, трос натянут или просто по стенке можно дойти. Но..сесть в машину, в глухую полярную ночь при Вьюге 1 и куда то поехать! Не представляю.Когда ног своих не видно, сплошная пелена, когда смерзаются от моргания веки...
Бог с ним, проехали.

[vladiz.]

Очень познавательно. Слышал обрывки рассказа о том ну а теперь, что называется из первых уст. Интересно, то радиоактивное облако - оно делось куда? Его дальнейшее передвижение отслеживалось?
Само повествование живое, красочное, видно ,что помогли люди опытные.

[SGolovnev]

[vladiz.]

Мы уже касались этих событий здесь, на форуме.
Будучи уже совсем глубоко на гражданке, мне мама как то сказала- слушай, тут недавно твою Новую Землю показывали. Писали газеты, репортажи ЦТ.

[SGolovnev]

[vladiz.]

Интересно, а есть что в изданиях,может перспективных, про жизнь солдатскую ? Например-Подвиг радиста-), или- Тайны секретной части? Как то здесь один мой сослуживец, по моему прадед-) писал, что он секретные ключи к ЗАСовской аппаратуре в роту притащил, забыл уничтожить. Это скажу вам- подвиг, ибо сразу тюрьма. Хотя очень надеюсь-что он пошутил. Т.е. что то такое приближенно-приземленное к рядовой обычной жизни, службе скажем. Солженицин же Нобелевскую премию получил за такой вот простой и чудесный рассказ одного дня жизни рядового сидельца Ивана Денисовича. Думаю это тоже было бы интересно как не все командовали полками и пожарными частями, руководили полетами и производили атомные взрывы-).
В последнем рассказе, повести, про молодых шантажировавших дедов -НЕ верю-), как говорил Станиславский. Но и обсуждать это не хочу.

[vladiz.]

Ой, когда это было, что б еще номера приказов помнить-). Осталось лишь в памяти- ключи сжигались сразу после установки новых в 12 ночи в присуствии не менее двух человек. Под роспись. Да и в роту их, не сожженные тащил не я, а до меня.

[vladiz.]

Интересный рассказ, правда далёк от моей службы солдата-связиста, тем не менее. Мне видится, судя по вышеизложенному, тогда, когда я еще не родился служба в Армии была более мотивирована. Недавно кончилась война, Сталина снесли на погост, расстреляли Берию, во время службы будет разывенчан культ личности Сталина... Интересные времена. Слава богу,что пожить в них не пришлось-)

[iks]

[vladiz.]

Секретная часть- это уже ближе.
Писал заявление на Кубу!
Я тоже писал, только в Сирию-), не шучу. Замполит меня, я даже то место помню в бочке где произошло, замполит, столкнувшись в узком коридоре, произнес- ты совсем сдурел солдат-), служить будешь здесь.
На том мой почин воина-интернационалиста и закончился.
Воспоминания о солдатской службе какие то древние, Дима, есть что посвежее, поближе к нашим дням?

[vladiz.]

Интересная повесть, жизненная, сам через такое прошел отчасти.
Еще в старой деревянной казарме, осень или зима 82-го года,- пропало отопление . Уже не помню почему, заморозили трубу или что еще..., бедные мы!!, бедные здоровые черные крысы, что тянули службу вместе с нами. Последние сбежали в стройбат, мы же спали под матрасами тех,кто был на смене. В казарме минус 12, шинель, два матраса на себя и в кровать. Зато заступая на смену в бочку- морило прямо на разводе от жары. Тем, кто не ходил на БД приходилось тяжело.

[Игорь]

[SGolovnev]

Просмотрел обе книги, фотографии учебного заведения так и не нашел. Закрадывается сомнения, что речь идет именно об этих книгах. Гражданскому человеку сложно понять, что такое послужной список военного. И если уж на "Орбите" вы варились в собственном коллективе, то не стоило затрагивать данную тему. Про редактирование - кто выпустит книгу без редакции? И по живому, Игорь, еще как по живому! А присылают гораздо больше, чем может вместить в себя даже многостраничное издание. Про кризис темы заблуждаешься. Их хватает и в прошлом, и настоящем Новой Земли.


С.Е. Рябцев

Сергей Евгеньевич Рябцев – полковник в отставке, проходил службу на Новой Земле с 1993 по 2000 год в должности командира 249-го отдельного батальона связи и радиотехнического обеспечения (войсковая часть 69167). В 2000 году был назначен старшим офицером связи штаба 12-го ГУ МО. Уволился с военной службы в 2010 году с должности начальника отдела связи штаба – заместителя начальника штаба по связи Главного управления. Почетный радист России.


РОГАЧЁВО

Создававшийся на островах Новая Земля ядерный полигон не мог функционировать без собственного аэродрома. Это было понятно всем. Поэтому в 1954 году на единственном равнинном участке местности в 12 км от поселка Белушья Губа был построен аэродром с металлической взлетно-посадочной полосой (ВПП) для базирования полка истребительной авиации, 504-й отдельной смешанной эскадрильи специального назначения, эскадрильи транспортной авиации. Позднее рядом с аэродромом вырос поселок Рогачёво, получивший свое название от Рогачёвского залива.

Аэродром Рогачёво сегодня – это тот элемент структуры Центрального полигона Российской Федерации, который никогда не прекращал своей работы ни днем, ни ночью, изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. В этом ничего удивительного нет, ведь большую часть года попасть на Новую Землю с материка можно только воздушным транспортом, а добраться до маленьких островков жизни и военного городка, построенного рядом с испытательной станцией полигона, круглогодично возможно исключительно вертолетом.

С годами аэродром расширялся, модернизировался. После реконструкции ВПП в 1972 году полоса стала бетонной. К началу 90-х годов это был аэродром первого класса с полосой длиной 2500 и шириной 40 метров, разветвленными рулежными дорожками, стационарными сооружениями и современными средствами системы посадки, с многократно резервированным энергообеспечением. Все вышеперечисленное позволяло принимать воздушные суда любого типа, обеспечивать полеты днем и ночью в любых метеоусловиях (минимум для посадки – высота нижнего края облачности 100 метров и горизонтальная видимость 1000 метров).

Здесь же, в Рогачёво, для обеспечения регулярного транспортного сообщения с материком был сформирован аэропорт Амдерма-2 со всей необходимой инфраструктурой, обеспечивавший перевозку пассажиров, а при необходимости и грузов, до аэропортов в городе Архангельске. Таким образом, аэродром Рогачёво, известный всем летчикам Севера, представляет собой аэродром смешанного использования.

В начале 90-х годов на аэродроме Рогачёво базировались две авиационные части: 641-й гвардейский истребительный полк (гв. иап) 4-й дивизии ПВО и 194-я отдельная вертолетная эскадрилья (овэ) полигона.

1950-й истребительный авиационный полк в составе ВВС СФ с дислокацией на эродроме Североморск-1 был сформирован в 1955 году в соответствии с директивами начальника Главного штаба ВМФ и штаба СФ.

С 1.05.1955 полк переименован в 991-й отдельный истребительный авиационный полк (оиап), который 30.12.1955 года был переведен на новый штат с дислокацией в Рогачёво (Новая Земля). С 28.04.1960 г. полк – в составе 4-й дивизии ПВО 10 ОА ПВО на прежнем месте дислокации. На вооружении полка стояли истребители МиГ-17 различных модификаций. На него возлагалась задача охраны воздушного пространства полигона и государственной границы. В 1972 году полк был передан в состав 5-й дивизии ПВО и перебазирован на аэродром Бесовец (Петрозаводск), а взамен него оттуда передислоцировали 641-й гв. иап, на вооружении которого стояли истребители-перехватчики Як-28П. В войсках ПВО СССР это был, по сути, последний полк на Як-28П, сюда перегоняли самолеты со всего Союза.

Запасным аэродромом 641-го гв. иап был Нарьян-Мар, где осуществлялось переучивание летного состава на Су-27. В 1987 году полк был перевооружен на этот новый многофункциональный истребитель. На постоянном боевом дежурстве находилось звено Су-27 с готовностью к вылету 15 минут. Они были способны перехватывать воздушные цели за пределами воздушного пространства полигона на высоте до 20 километров. Летчики полка имели опыт перехвата реальных воздушных целей и полетов в условиях, которые, без какой либо натяжки, можно было назвать экстремальными.

В состав дивизии ПВО входило и 317-е отдельное транспортное авиационное звено, прикомандированное по вопросам обеспечения к 641-му иап. Звено состояло из двух единиц самолетов Ил-14 (в дальнейшем – Ан-26) и двух вертолетов Ми-8, на него возлагались задачи по обеспечению поисково-спасательных работ во время полетов истребительной авиации, перевозки личного состава на дальние радиолокационные точки.

В 1993 году 4-я дивизия ПВО была расформирована и выведена с Новой Земли. 641-й гв. иап перебазировали на Кольский полуостров на аэродром Африканда.

194-я отдельная вертолетная эскадрилья (войсковая часть 59116), ставшая правопреемницей 504-й отдельной смешанной эскадрильи специального назначения, была сформирована в 1963 году (год формирования – единственная запись, которая имеется в историческом формуляре полигона). В начале 90-х годов она имела на вооружении вертолеты Ми-8 различных модификаций. В 1994 году, после вхождения в состав эскадрильи транспортного звена, на острове появились два самолета Ан-26, командирами которых были майоры Назыров Назыр Назырович (легендарный три Н) и Домрачев Вячеслав.

Все специальные полеты внутри архипелага выполняли летчики эскадрильи. Они совершали воздушную и ледовую разведки, ретрансляцию связи, перевозку людей и грузов, поиск и спасение тех, кто попал в беду, производили забор проб воздуха, биологических проб, а также решали самую главную задачу, для которой и создавалась эскадрилья – авиационное обеспечение ядерных испытаний. Следует сказать, что эти полеты выполнялись над безориентирной местностью, за пределами видимости радиолокационных станций, но летчики никогда не возвращались на аэродром, не выполнив поставленную задачу. Казалось, что таким асам, как А.В. Конаков, А.В. Лаптев, С.Н. Тепляков, Ж.К. Мусин, Ю.Н. Кондратьев и др., знакомы каждый камень в тундре, каждый сугроб, каждая скала. В 1994 году командиром эскадрильи был полковник Конаков Александр Владимирович (начальник штаба – Богданов Геннадий Иванович), его сменил полковник Тепляков Сергей Николаевич. Последним командиром, принявшим эскадрилью в 1997 году, стал подполковник Кольцов Юрий Иванович.

На долю отдельной вертолетной эскадрильи выпало много испытаний и потрясений. После катастрофы Ми-8 майора Кунгурцева в 1994 году она была выведена из состава полигона, включена в состав ВВС Северного флота. Через 4 года ее снова вернули в состав полигона, еще через год – расформировали, уступив право решать возложенные на нее задачи вначале 203-й отдельной испытательной авиационной эскадрилье (оиаэ) 12-го Главного управления Министерства обороны РФ, а затем ее преемнице – 1080-й авиационной базе.

На момент моего прибытия на полигон старшим авиационным начальником в гарнизоне (он же начальник отдела авиационного обеспечения, заместитель начальника полигона по авиации) являлся полковник Миронов Юрий Арсеньевич (его предшественником был полковник В.И. Кочешков). На него возлагались задачи руководства полетами и допуска (подтверждения допуска) вертолетчиков к выполнению задач. За свои профессиональные и человеческие качества Юрий Арсеньевич пользовался непререкаемым авторитетом как у командиров частей, так и у всего летного состава. Трагически погиб 7 мая 1997 года. Заместителем Юрия Арсеньевича (и его предшественника) по инженерно-авиационной службе был подполковник Загребельный Иван Иванович, которого за глаза называли «вечным». Легендарная личность, проверявшая лично готовность каждого самолета к вылету – в любое время дня и суток. После гибели Ю.А. Миронова отдел авиационного обеспечения возглавил полковник Мусин Жиганша Кешович, прослуживший на этой должности до 2005 года. Уволившись с военной службы, Жиганша Кешович стал сначала заместителем, а с 2009 года – главой муниципального образования городской округ «Новая Земля».

С 1963 по 1998 годы основные авиационные перевозки на Новую Землю осуществлялись самолетами Ан-12 327-го отдельного транспортного авиационного полка (отап) ВВС ВМФ, базировавшегося на аэродроме Остафьево Московской области. На полигоне до сих пор помнят имена командиров экипажей Ан-12 полковника Базванова Владимира Ивановича, подполковников Квашнина Анатолия Лаврентьевича, Ижутова Владимира Николаевича, майоров Чуносова Михаила Ивановича, Снежко Анатолия Николаевича.

За планирование, доставку личного состава и грузов на полигон в 6-м управлении ВМФ (войсковая часть 31100) отвечал подполковник Лобанов Юрий Андреевич. Вся его служба была неразрывно связана с Новой Землей и новоземельцами. Уволившись из рядов ВС РФ, Юрий Андреевич не бросил свое любимое дело, продолжал трудиться на благо полигона в 12-м ГУ МО.

Авиационные воинские части не могут выполнять свои задачи без частей обеспечения. В Рогачёво вопросы аэродромно-технического, инженерно-аэродромного, авиационно-технического обеспечения, охраны важнейших объектов, снабжения водой, продовольствием, теплом, горючим и смазочными материалами, а также эксплуатации и ремонта жилого фонда, инженерных сетей военного городка и удаленных объектов жизнеобеспечения решала 3256-я авиационно-техническая база (атехб), войсковая часть 26894. Сформированная в марте 1955 года как часть ВВС СФ, она уже 10 июля была перебазирована на Новую Землю и вошла в состав полигона. Ее предназначением было обеспечение деятельности 504-й отдельной смешанной эскадрильи специального назначения, эскадрильи транспортной авиации, полка истребительной авиации. В 1994 году авиационно-техническую базу вместе с вертолетной эскадрильей и обс рто вернули в состав СФ, однако с 1 апреля 1998 года они в связи с переподчинением полигона были переданы 12-му ГУ МО. С 1 декабря 2007-го в нее структурно вошли обс рто, метеослужба и др. подразделения отдела авиационного обеспечения, она снова была передана ВВС СФ.

Круг задач этой типовой воинской части авиационного тыла огромен. Наверное, отсюда и уважение, которое демонстрировали все (в первую очередь – летчики) тем людям, которые готовили аэродром к полетам, кормили, одевали, снабжали запасными частями, перевозили все и вся, обогревали, лечили и даже выплачивали денежное содержание военнослужащим, заработную плату гражданскому персоналу, работающему в поселке Рогачёво. С 1978 по 1982 год частью командовал полковник А.А. Чернышов, который в 1991-м вернулся на Новую Землю и прослужил два года в должности заместителя начальника полигона по тылу. После Анатолия Алексеевича командирами авиационно-технической базы были полковники В.Т. Марков и В.И. Шаповал. Последнего в 1994 году сменил полковник Астапов Сергей Дмитриевич, ставший впоследствии заместителем начальника полигона по тылу, а с 1999-го – начальником полигона,
командиром войсковой части 77510.

Еще одной структурой, без которой немыслимо функционирование любого аэродрома вообще и Рогачёво, в частности, был и оставался до 2007 года 249-й отдельный батальон связи и радиотехнического обеспечения (обс рто), войсковая часть 69167. Силами подразделений этой части обеспечивались все виды связи с материком, штабом и КП полигона, штабами и командными пунктами старших и взаимодействующих объединений, соединений и воинских частей, подчиненными силами, воздушными судами на всех этапах полетов.

Батальон поддерживал в постоянной готовности системы посадки не только аэродрома, но и четырех вертолетных площадок в поселке Северном, Малых Кармакулах, Паньковой Земле и Чиракино, четырех маленьких островков жизни в снежной пустыне, где всегда были готовы принять, разместить, обогреть и обеспечить всем необходимым любого, кто совершил вынужденную посадку, потерял ориентировку или кому просто нужно было дожидаться нормальных условий для продолжения полета.

Батальон всегда был оснащен современными средствами связи и РТО. Система посадки постоянно модернизировалась, специалисты батальона, кроме освоения новых образцов, изобретали уникальные способы боевого применения вооружения и военной техники, с готовностью брались за реализацию казалось бы неосуществимых проектов и всегда оказывались на высоте. Техника связи и РТО, которую уже освоили (и даже модернизировали) специалисты 249-го обс рто, вызывала зависть и уважение в других авиационных частях.

Хорошо помню, как принял «обескровленный» батальон. Моряки призыва 1994 года удивлялись, придя в казарму: «А где личный состав?» Тогда у меня было всего 20 матросов, еле-еле на одну дежурную смену хватало. Им приходилось жить на своих объектах, а чтобы совсем не озверели – находили возможность подменять их офицерами и прапорщиками. И те кто пришли (их мне дали 42 человека), наверное, стали самым лучшим призывом в моей службе, не было у меня раньше ребят надежнее, может, поэтому я до сих пор помню их имена. Не забыл, как разгонял паникеров и бездельников, а потом, пользуясь одобрением Командующего ВВС СФ, переманивал нужных людей из ВВС Черноморского флота. Какая же это была помощь, когда пришли прапорщики Николай Зосимович Зноев (сейчас уже покойный), Михаил Викторович Ривута, Игорь Александрович Сидорчук, Николай Васильевич Хильченко, Юрий Евгеньевич Кулижский, Владимир Михайлович Осмоловский, Александр Иванович Федотов, Иван Анатольевич Ященко, Виталий Иваненко, Виктор Михайлович Пирог и другие! Ей богу, в 1995–1997 годах мне казалось, что я могу горы свернуть со своими ребятами.

Именно благодаря специалистам батальона после аварии на ДЭС-2 ни на один день не оставались без электропитания жилые дома и социальные учреждения военного городка, ни разу не прозвучала фраза: «Аэродром Рогачёво закрыт на прием и выпуск воздушных судов по причине неготовности системы посадки!» Думаю, что этим можно гордиться – это ли не показатель мастерства, компетентности, трудолюбия?! До 1993 года батальоном командовал подполковник Козлов Геннадий Алексеевич (его предшественник – подполковник В.Г. Кубышенко), от которого бразды правления принял я. В 2000 году меня перевели в центральный аппарат 12-го ГУ МО старшим офицером связи штаба. В период службы в Главном управлении я продолжал заниматься оснащением своей части и ЦП РФ новой техникой, потом принимал участие в реорганизации батальона и узла связи штаба полигона. Откровенно говоря, старался сохранить опробованную в различных условиях устойчивую структуру или хотя бы не допустить ее принудительного уничтожения. Батальон был передан мной в то время еще майору А.В. Хатминскому, который был моим заместителем по вооружению – начальником технической части. Александр Викторович удивил меня своей лихостью, с которой он брался за самые сложные задачи, и умением организовывать личный состав на их решение. В 1999 году после слов «командир, только не мешайте мне!» он так подготовил автомобильную технику к сезонному обслуживанию и строевому смотру, что я точно знал, кому буду передавать батальон.

Сейчас 249-й обс рто прекратил свое существование как отдельная воинская часть, но практически все подразделения вошли в состав батальона связи и радиотехнического обеспечения 3256 авиационно-технической базы и также выполняют возложенные на них задачи.

Говоря об авиации Центрального полигона Российской Федерации, нельзя не сказать, что еще в 1993 году авиационный городок Рогачёво был пунктом постоянной дислокации ряда воинских частей, не входивших в состав полигона. Речь идет о воинских частях 4-й дивизии ПВО из состава 10-й армии ПВО страны, таких как 406-й зенитно-ракетный полк (зрп), вооруженный ракетными комплексами С-300, центр боевого управления авиацией, обеспечивавший подъем, управление истребителями и наведение их на воздушные цели, а также 35-й радиотехнический батальон (ртб) – глаза всей системы ПВО, способный обнаружить, определить государственную принадлежность любой воздушной цели далеко за пределами воздушной границы России, выдать необходимые параметры для поражения, обеспечить уничтожение воздушного противника. Все эти части, за исключением 35-го ртб, к началу 1994 года были расформированы, а на базе радиотехнического батальона была создана пограничная радиотехническая комендатура, принявшая на себя задачи по охране сухопутной, морской и воздушной границ РФ.

В целом авиационная составляющая ЦП РФ представляла собой автономный мирок с большими задачами и возможностями, живущий своей жизнью, но органично вписывающийся в жизнь полигона. Не случайно самым старшим должностным лицом в военном городке Рогачёво, которому подчинялись все без исключения воинские части столь разнородного состава и назначения, был старший авиационный начальник (по названию должности – начальник отдела авиационного обеспечения), заместитель начальника Центрального полигона РФ по авиации. Человек, ответственный за все – от состояния летной столовой и тепла в казармах до безопасности полетов и взаимодействия всей авиационной братии в любых мыслимых и немыслимых ситуациях.

Да, что там говорить, поселок Рогачёво – это были не только казармы и штабы дислоцированных здесь авиационных частей, но и Дом офицеров, жилые дома-пятиэтажки, восьмилетняя школа, детский сад, пять магазинов, медицинский пункт, амбулатория, хлебозавод, подсобное хозяйство, банно-прачечный комбинат, причал, склады НЗ и текущего довольствия, метеостанция, три автопарка, теплоцентраль, километры коммуникаций, столовые летные и матросские и т.д. Были свои спортивные команды, принимавшие участие в спартакиадах полигона, праздники, торжественные собрания, концерты художественной самодеятельности. Жизнь кипела и ни в чем не уступала Белушке, столице Новой Земли.

Сейчас поселок значительно уменьшился в размерах, постоянных жителей в нем почти нет, они переехали в Белушку, инфраструктура сократилась, но все равно 100% тех, кто прилетает в Рогачёво, первое, что видят, да и последнее тоже – это командно-диспетчерский пункт, сердце и мозг авиации Центрального полигона РФ. Лучше пусть он называется так, чем избитой фразой «воздушные ворота», тем более что воздушные ворота никто не видел, они находятся за 200 км от центра взлетно-посадочной полосы аэродрома, там, где начинается зона ответственности руководителя полетов, где звучит фраза любого командира экипажа: «Добрый день, «Береговой», к вам с посадкой, под ваше управление, эшелон 6400, курс 343 градуса, вход в зону доложу». И раздается в эфире спокойный голос руководителя полетов Новой Земли: «34562-й, я «Береговой», добрый день, занимайте 3200-й, эшелон свободен, работайте со мной 124,0. Управление принял».

В общем, вся летающая братия знает, что здесь, в Рогачёво, на практике обеспечивается золотое правило авиации – «слышу, вижу, управляю», что здесь всегда готовы принять любой борт, накормить, обогреть и дать крышу для отдыха экипажам и пассажирам, решат проблему с дозаправкой и обслуживанием воздушного судна. И от чистого сердца хочу сказать: «Ребята, дай вам Бог и дальше быть такими же, удачи вам и терпения в вашей нелегкой, но такой нужной работе!!! Счастья вашим семьям и близким!!! Все, что вы делаете, никто и никогда не забудет».

В заключение позволю себе несколько строк о настоящем Новой Земли в части, касающейся Рогачёво. Сейчас средства массовой информации стали уделять полигону гораздо больше внимания, чем раньше. Да и визиты высоких гостей тоже перестали быть редкостью. Вернулись обратно ракетчики. В 2015 году близ Рогачёво заступил на боевое дежурство зенитный ракетный полк 1-й дивизии ПВО 45-й армии ВВС и ПВО Объединенного стратегического командования «Север». На его вооружении находятся ЗРС С-300 «Фаворит». Зенитный ракетный полк стал первой полноценной воинской частью Северного флота, сформированной в последние годы на островах Северного Ледовитого океана. Продолжается модернизация аэродрома, ведутся работы по расширению и удлинению взлетно- посадочной полосы, созданию рулежных дорожек, мест стоянки самолетов, площадки противообледенительной обработки авиатехники, других зданий и сооружений. Самолеты истребительной авиации пока только осваивают взлет - посадку в Рогачёво. Это и Су-27 небезызвестного полка из Бесовца, летчики которого в 2012 году совершили две командировки на Новую Землю, и истребители- перехватчики МиГ-31БМ, звено которых побывало здесь в 2014 году. Кто знает, может, они прилетят сюда насовсем?

[Игорь]

привычный снобизм военного человека по отношению к гражданскому.
Не учел только одного-я все таки срочную отслужил задолго до Новой земли, и из семьи военного, жизнь военных, офицероа и солдат представляю не по книжкам и не по военному училищу.
Что касается "варились в собственном соку"..все служившие рядовые служили варясь в собственном соку, ну не гуляли же они по соседним в/ч.Непосредственно в испытаниях не участвовали очень многие.Но все так или иначе что то обеспечивали. Чем хуже Орбита тог же госпиталя в этом смысле не очень понимаю.
Военные слабо представляют как жили гражданские. А у нас жизнь была посложнее в бытовом смысле намного.Это не из зависти, я уже писал что отношусь в большим уважениям к военным,к морякам особенно, особенно к тем кто реально делал что то серьезное. Но начиная с превого дня свою жизнь мы организовывали сами. Нам не полагался паек и вещевое довольствие, это правильно, даже не помню что бы нам что то кто то давал .Даже разнарядку-по ней товары ,дефицит иногда препадал и нам случался крайне редко.Я помню как делили детскую шубку на профсоюзном собрании ..навряд ли кто то из военных об этом знает. Но это быт.У нас не было своего транспорта,был закрепленный Урал. Мы приспосабливались. Даже рыбалка у нас и у военных была разная.У военных на ГТС с матросом за фрикционами.У нас 2 ноги ,весь груз включая канистры с бензином и буры, ружья и 18км по Рогачевскому заливу на Поморское. вот из таких деталей и складывалось совершенно иное представление о жизни там. И никто не стонал и не жаловался-принимали как положено, военные и их задачи первичны, наше дело помогать. Кстати и о медиках у меня сложилось свое впечатление-и оно разное. Одни просто молодцы , жена там рожала , я сам ни разу не обращался за все время, другие -я их никогда не забуду , помню пофамильно-приторговывали внезапноставшим дефицитным антистафилококовым гамоглобулином. Это неприятная страничка,я ее опустил в своих записках..может быть не прав, резал себя по живому,не хотел вспоминать.
Связистов вспоминают тогда когда связь вдруг прерывается.Обычно матом.
В день профилактики телефон обрывали граждане с просьбами включить ТВ. Ты видимо забыл,что именно Орбита "поставляла" на гарнизон практически бесперебойно ТВ ,радио. Кто то вспомнит возможно эфирное радио из ДОФ с тресками и шумами, сравнит его с трансляцией Маяка и !программы радио в безупречном качестве. Я не меряюсь пиписками-просто напоминаю ,что связь помимо чисто бытовых аспектов Орбита давала и узел связи, Декорации ,т.е обеспечивала полигон высококачественной постоянной связью с Москвой и другими городами.
Ну и особисты часто позванивали от нас по трубке проятнутой в коридор или из предбанника спец аппаратной.
Поэтому предположил ,что кухня внутренняя этой работы и быт людей таких же новоземеьцев будет интересен многим. Экскурсии на Орбиту и военных и школяров были регулярными с непременным показом Тома и Джерри на 2 часа в конце.
так что общий посыл не понял в адрес Орбитыю.а насчет падения интреса-не я написал о том что тираж рапсродается хуже (второй альманах). Право на мнение у меня такое же как у всех новоземельцев. Я не принадлежу ни какому объединению, ничью честь мундира я не защищаю, старался писать объективно. как резать или не резать, это не мой вопрос. Продукт я потребляю-а вопросы к производителю продукта и это его головная боль как сделать воспоминания людей читабельными и интересными.
Время покажет что будет дальше. Буду рад если я ошибаюсь.

[SGolovnev]

Гражданского персонала в госпитале было значительно больше, чем военных. И далеко не у всех мужья были военными. Навскидку могу назвать фамилии Саленко, Синицыной, Сергеевых, Варламовых, Шабуниных, Селиных, Мочайло. Начальнику госпиталя по должности было положено знать о том, как живут его подчиненные... Что касается первой книги, то половина тиража уехало на Новую Землю, чем, собственно говоря, и объясняется её дефицит на материке. С переизданием сразу не сложилось, сейчас этот вопрос снова в повестке дня. Хочется исправить некоторые ошибки и внести дополнения.



В.П. Думик

Владимир Петрович Думик – капитан 1-го ранга в отставке, службу на Новой Земле проходил с 1980 по 1988 год, прошел путь от младшего научного сотрудника до начальника отдела НИЧ. В 1988 году был переведен в 6-е управление ВМФ. После увольнения с военной службы в 1995 году работал на различных должностях в структуре Минатома, с 2003 по 2015 год возглавлял отдел в Институте стратегической стабильности. Ветеран подразделений особого риска, ветеран боевых действий, ветеран атомной энергетики и промышленности. Лауреат премии Правительства РФ, кандидат технических наук, старший научный сотрудник.

НОВАЯ ЗЕМЛЯ В МЕЧТАХ И НАЯВУ
***
Мое заочное знакомство с Арктикой, и в частности с островами Новая Земля, началось давно, еще в школьные годы. Меня очень интересовала история освоения Севера. Мысленно я вместе с исследователями снежного безмолвия открывал новые острова, брел по бесконечной тундре на Новой Земле, зимовал в избушках, любовался загадочным северным сиянием и упрямо шел против ветра в новоземельскую бору. И моей детской мечтой было увидеть и почувствовать все это наяву. К своей мечте я шел долго: школа, Черноморское высшее военно-морское ордена Красной Звезды училище им. П.С. Нахимова, служба на Балтийском флоте, Военно- морская академия, снова Балтийский флот. А до встречи с Севером еще было далеко.

В академии я встретился с людьми, которые видели Арктику наяву. Это были преподаватели Владимир Андреевич Цаубулин и Владимир Николаевич Неганов. Вот они и рассказали о Новой Земле, о находящемся на ней ядерном испытательном полигоне, на котором они служили. Их курсы лекций были связаны с организацией проведения ядерных испытаний и существующими методиками физизмерений. В 1980 году при содействии В.А. Цаубулина, который в то время уже служил на Новой Земле, моя мечта была осуществлена, я был переведен с Балтийского флота в 4-й отдел научно-испытательной части (НИЧ) 6-го ГЦП МО СССР (так в то время назывался ядерный полигон на островах Новая Земля) и практически до выхода на пенсию в 2016 году моя деятельность была в той или иной мере связана с полигоном.
***
В те далекие годы все, что связано с полигоном, находилось под грифом секретности. Направление у меня было в Северодвинск. Там мне выписали новое предписание, с которым я появился в аэропорту Архангельска, где в режиме получил талон для приобретения билета на самолет до Амдермы-2. И началось недельное ожидание в аэропорту с прослушиванием объявлений о переносе рейса из-за погодных условий. Вокруг царило лето, просто не верилось, что где-то там, на Севере, бушует метель. Наконец «добро» было получено, и вот я на Новой Земле. Серая унылая тундра, пронизывающий ветер, черные, несущиеся над головой тучи. Ничего не напоминало картины из детства. Пока я разглядывал все вокруг, все летевшие в самолете куда-то сказочным образом исчезли, а я со своими чемоданами остался практически один. Сразу возникла мысль: куда я попал, зачем пошел на поводу у своей детской мечты? Но, как в сказке, пришло неожиданное спасение в лице капитана 3-го ранга А.А. Ивонина, с которым мы познакомились в период ожидания вылета в аэропорту Архангельска. Они с женой возвращались из отпуска, в Рогачёве их встречали на машине, в которой нашлось место и для меня. Таким образом я добрался до Белушьей Губы.

Поселили меня в 5-й гостинице в отсеке научно-испытательной части (НИЧ), причем одного в трехместном номере с окном на восток. Остальные комнаты были заняты. Позже я понял, почему никто не претендовал на этот номер. Произошло это уже зимой, когда я увидел, как сквозь толстую кирпичную стену пролетают снежинки, а утром обнаружил на столе лопнувший стеклянный графин и его точную ледяную копию. Кстати, во время первой зимовки на Новой Земле я пережил чувства, которые описывали многие исследователи Арктики. Утром собрался на завтрак. Меня несколько озадачила тишина в отсеке. Подумал, что все давно ушли: вечером я вернулся поздно и меня, видимо, решили не беспокоить. Вышел на улицу, сделал несколько шагов и вдруг осознал, что нахожусь неизвестно где, полная потеря ориентации. Ветер дует со всех сторон, видимость ноль, даже рук не видно. Что делать? Куда идти? А ведь еще существует опасность встретиться с белым медведем. В мыслях пролетели все истории о потерявшихся во время вьюги, пропавших экспедициях. Было впечатление, что ты находишься вне времени и пространства. Один в белом безмолвии. Не за что уцепиться. А ведь я сделал всего несколько шагов вперед. Надо искать точку опоры. Движения вперед-назад, вправо-влево привели меня к спасительной стене здания. А дальше все было просто. Дверь в родной мир нашлась быстро. А встреча с хозяином Арктики произошла позже. Возвращаясь домой, в условиях ограниченной видимости я практически лоб в лоб столкнулся с мишкой. После этого случая поверил в реальность самопроизвольной телепортации, по-другому не объяснить, как в следующее мгновение оказался перед дверью своей квартиры.

А вот настоящее северное сияние мне довелось увидеть поздней осенью в поселке Северный. Шел с совещания, взглянул на небо и остановился, завороженный сказочными переливами света. Неожиданно вся эта красота начала перемещаться по кругу и опускаться вниз. Вскоре я оказался в центре этого круга. Долго стоял, смотрел и только по исчезновении загадочного потока двинулся дальше. Иногда это сияние я снова вижу во сне.
***
Теперь, по прошествии многих лет, вспоминая службу на Новой Земле в родном 4-м отделе, понимаю, что для меня было большой удачей попасть именно в этот коллектив. Если говорить начистоту, то по жизни мне везло на хороших людей. О них я расскажу. Встречались и плохие, но их было так мало, что даже затрудняюсь вспомнить. Может быть, это свойство памяти – помнить хорошее и забывать плохое? Не знаю, затрудняюсь ответить на этот вопрос.

Отдел занимал первый этаж 17-го корпуса на площадке НИЧ. Стараниями начальника отдела в помещениях была создана атмосфера домашнего уюта и спокойствия. В конце коридора был оформлен витраж и музейный уголок, в котором отражались этапы становления полигона, в том числе и 4-го отдела. Кстати, часть этой музейной экспозиции в настоящее время находится в штабе полигона. Вдоль правой стены в дальнейшем был смонтирован макет штольни с каналом вывода излучения и приборным столом с размещенными на нем датчиками, применяемыми при измерениях.

В первый день в отделе знакомился с коллективом, аппаратурными комплексами, задачами, которые стояли на тот период перед НИЧ. Начальник отдела капитан 1-го ранга В.А. Цаубулин сразу поставил мне задачу: «Назначаешься начальником измерительного комплекса методики временных интервалов (МВИ), будешь осуществлять постановку и проведение физизмерений по одной из методик, закрепленной за отделом. Теорию ты изучал в академии, осталось закрепить знания на практике». Для помощи в практическом освоении специальности назначил опытного испытателя Е.В. Варгатого. Теория есть теория, а практику надо осваивать. Женя посвятил меня в тонкости процесса постановки измерений, условий их проведения, а также рассказал о подводных камнях, которые встречаются в каждом измерении. Начальник лаборатории В.С. Пронин провел меня по всем аппаратурным комплексам, рассказал об их предназначении, особенно подробно познакомил с аппаратурным комплексом (АК) МВИ, который был смонтирован сотрудниками отдела после разрушения больших аппаратурных комплексов, попавших под лавину в одном из испытаний.

И началась моя трудовая деятельность: с раннего утра до позднего вечера изучал аппаратуру, инструкции по ее эксплуатации, особенности организации и проведения подземных ядерных испытаний (ПЯИ) на полигоне. В отделе имелся большой архив по проведенным ранее измерениям. По этим данным Цаубулин, вместе с Варгатым ставили передо мной задачи: разработать схему измерений, провести необходимые расчеты по постановке измерений, провести все мероприятия, связанные с подготовкой и проведением испытаний. Признаюсь, не все сразу получалось, но мои наставники были безжалостными. ПЯИ – это однократный процесс, и его нельзя повторить. В его подготовку вложен труд большого коллектива ученых.

И вот комиссия отдела признала меня профпригодным на уровне инженера-испытателя и младшего научного сотрудника по постановке физизмерений. Я так подробно описывал процесс вхождения в состав коллектива потому, что это было нормой, через это проходили все новые сотрудники. Менялся только объем изучаемой информации в зависимости от того, на какую должность сотрудник пришел. Ведь есть вопросы, которые не отражены ни в одной инструкции, а они постоянно встречаются в практической работе. Так проходила передача опыта от опытных испытателей к новичкам. Всегда к прибывающим прикреплялся опытный испытатель, который отвечал за подготовку новичка и его вхождение в должность. Значительно позже, уже будучи начальником отдела, я продолжал внедрять этот метод. Мне запомнились слова В.А. Цаубулина и моего первого командира
Г.Е. Золотухина о том, что перед молодым лейтенантом надо ставить задачу, которая превышает его служебный уровень. И если он справится с ней, то можно быть спокойным за его судьбу. Вспоминаю, когда перед молодым, только пришедшим в отдел лейтенантом А.Ф. Журавлевым мною была поставлена задача – убыть в Москву, принять новый АК, затем отправиться на Семипалатинский полигон и там участвовать в измерениях. Конечно, принимая такое решение, я переживал, тем более что Журавлев вообще не имел практического опыта работы с аппаратурой. Однако он успешно справился с задачей, а в дальнейшем стал заместителем начальника полигона.

Чего не хватало при подготовке молодых специалистов, так это тренажеров, на которых можно было бы отработать практические навыки, а также учебных пособий, в которых излагался бы опыт, накопленный испытателями за долгий период проведения испытаний. В дальнейшем, после прихода в отдел капитана 2-го ранга С.С. Боголюбова, эта проблема была частично решена. Казалось, что нет задач, которые он не смог бы решить. Сергей Сергеевич с Сергеем Шалвовичем Бенделиани разработали и изготовили приборный комплекс для проверки датчиков, усовершенствовали систему просветки каналов вывода излучений, средства и способы монтажа измерительной аппаратуры на приборном столе. Все это значительно повысило скорость и качество подготовки измерительных каналов к работе.

Немного о структуре отдела. Отдел состоял из научно-методической группы, двух лабораторий и группы регистрации внешних явлений. Хочу отметить, что в то время практически все фото пейзажей Новой Земли были получены коллективом этой группы.

Что представлял собой график работы испытателя? Начиная с января – подготовка к специальным работам. Далее – командировки в ядерные центры, участие в конференциях и совещаниях, подготовка и проведение совещания с представителями МСМ (Министерство среднего машиностроения) на Новой Земле под кодовым названием «Апрельские тезисы»; участие в подготовке отчета по постановке измерений по предстоящим испытаниям, его корректировка, подготовка аппаратурных комплексов и передислокация их в поселок Северный; подготовка и проведение измерений, обработка полученных результатов, подготовка и выпуск экспресс отчетов по результатам работ; демонтаж аппаратурных комплексов и возвращение их в родные пенаты или перемещение их к новому месту проведения испытаний; подготовка помещений и АК к зиме, затем участие в работе комиссии по повторной обработке полученных данных и выпуск итогового отчета по испытаниям.

На все это накладывается сдача различных задач по боевой подготовке, аттестация аппаратуры, получение и проверка новой измерительной аппаратуры, датчиков, проведение исследований и выпуск отчетов по НИР. И еще надо успеть в отпуск съездить, семью отправить на Большую землю и т.д. и т.п. В общем, времени свободного практически не было. Да это и хорошо.

Заключительным этапом подготовительных мероприятий к проведению испытаний была передислокация АК в зону испытаний: погрузка разгрузка АК, установка их на испытательных площадках, которые именовались ППА и КПА. Далее следовали проверка измерительных линий, подключение АК к системе автоматики, детальная разработка и утверждение схем измерений, их сборка в АК и штольне, проведение проверок и тренировок, исправление выявленных ошибок, проведение генеральной репетиции, ожидание соответствующих погодных условий, проведение испытаний, выезд группы съема материалов регистрации (ГСМР) на ППА за полученными результатами. Научные сотрудники с полученными пленками летят в Белушью Губу для их обработки, представляют полученные результаты на заседании Госкомиссии и затем готовят экспресс-отчеты по каждой из методик физизмерений. Примерно через месяц-два – командировка на проведение повторной обработки материалов и подготовку итогового отчета по проведенным испытаниям. И далее по кругу.

Инженеры-испытатели в это время занимаются демонтажем АК, передислокацией их к новому месту проведения испытаний или в Белушью Губу, подготовкой АК к зимнему периоду. Хочется отметить, что, несмотря на суровые условия Арктики, ко всем АК отдела было подключено питание и имелся постоянный доступ, что позволяло в оперативном режиме проводить с аппаратурой все необходимые действия.

Несмотря на такой напряженный режим работы, в нашем отделе были подготовлены и защищены кандидатские диссертации Е.В. Варгатым, мною и П.М. Поповым. Результаты проведенных исследований были высоко оценены специалистами Минатома и использовались при подготовке учебных пособий и проведении физизмерений, а результаты, полученные Поповым, вошли в одну из новых методик. И только прекращение ПЯИ помешало внедрить усовершенствованный подход к проведению физизмерений. Эти материалы также использованы при подготовке научно-методического обеспечения изготавливаемых тренажерных комплексов.

Надо сказать, что во второй половине 1980-х годов отделами НИЧ под руководством В.В. Чугунова были подготовлены учебное пособие, проект тренажерного комплекса, передана в ВМА аппаратура для подготовки специалистов. Позже, уже в период работы в Институте стратегической стабильности (ИСС), совместно с П.М. Поповым был выпущен комплект учебных пособий по подготовке руководящего состава МО, Росатома, методистов и испытателей. Итогом деятельности отдела в ИСС была разработка ТЗ на изготовление действующего учебного макета полигона (ДУМП). В настоящее время ДУМП в виде тренажерного комплекса АСКОНГ-М принят в эксплуатацию и используется для практической отработки процесса подготовки и проведения физизмерений экспедициями МО и ГК «Росатом». Но об этом ниже.
***
Закончилась подготовка к передислокации, АК погружены в БДК, ночной переход морем – и мы в поселке Северный. Коллектив НИЧ жил в гостинице, носившей гордое название «Северное сияние», это была первая гостиница, составленная из отдельных блок-контейнеров, размещенных под одной крышей.

В первые годы проживания в гостинице моими соседями были Валентин Сергеевич Малышев и Анатолий Борисович Лев. Анатолий перевелся в НИЧ из военной приемки, был старше нас с Валентином и соответственно старший в кубрике. В первые дни на стене появился распорядок дня и график дежурств и приборок. В разделе «Примечания» значилось: «Никаких примечаний». Он самостоятельно выучил английский язык и вечерами, прихлебывая чай с вареньем, знакомил нас с английской классикой. Нередко после трудового дня под его чтение мы и засыпали. Подход к любой проблеме с позиции военной приемки проявился и в подготовленном им отчете по анализу работоспособности аппаратуры и определению вероятности выхода ее из строя в закрепленном за ним АК. Это был шедевр исследовательской работы. Полученные результаты были использованы сотрудниками НИИИТа и позволили построить регламенты обслуживания техники с расчетом снижения вероятности возможных выходов из строя, а также учитывать необходимое количество резервированной аппаратуры при проведении физизмерений. После увольнения А.Б. Лев вернулся в Киев, несколько раз с сыном приезжал в Москву. В отпуске, по дороге в Молдавию к родителям, я всегда заезжал к нему. К сожалению, после известных событий в Украине наша связь прервалась.

После перебазирования к месту проведения испытаний коллектив отдела занимался расстановкой АК на площадках, сборкой измерительных схем и их отладкой. Рутинная, но очень ответственная работа, так как от ее результатов зависел результат труда многочисленной армии теоретиков и ученых.

Я не предполагал, что подготовленная для испытаний штольня представляет собой монументальное сооружение, сопоставимое с метро. Заходишь в портал и оказываешься в сказочном мире. Стены покрыты льдинками, сверкающими в свете фонарей, как алмазы. Длинная, устремленная в глубину рельсовая дорога, по которой проносятся и скрываются за поворотом электропоезда. Как щупальца сказочных животных, ветвятся кабельные трассы. Все это производит впечатление нереальности происходящего. Кажется, что вот-вот покажется хозяйка горы и потребует ответа, что мы делаем тут в ее владениях, такие маленькие людишки! Но постепенно возвращаешься в реальность и к работе. О людях, служивших в отделе, и о проводимых работах очень поэтично в своих воспоминаниях написали В.А. Цаубулин и П.М. Попов. Не буду повторяться, отмечу только некоторые события.

Первое совещание в поселке Северный, посвященное программе испытаний по методикам физизмерений, вел заместитель председателя Госкомиссии Виктор Никитович Михайлов. Меня поразило то, что, являясь заместителем председателя Госкомиссии по физическим измерениям, он сам лично заслушивал всех методистов, проверял подготовленные схемы измерений, давал советы по их корректировке. И, как мне показалось, разбирался в этом лучше самих методистов. Подошла и моя очередь докладывать. Я представился. Виктор Никитович начал расспрашивать, откуда я прибыл, где учился, чем занимался, а затем начался «допрос с пристрастием». Какие только вопросы он не задавал: и что будет, если изменятся параметры излучения, как повлияет на результат измерений выход из строя датчиков или регистраторов, и т.д., и т.п. Так меня не «гоняли» ни на одном экзамене. В итоге Виктор Никитович поручил мне доработать схему измерений и подумать над теми вопросами, на которые у меня не нашлось ответа. На следующем совещании он очень внимательно заслушал мой доклад. Только потом, значительно позже, я понял, что таким образом Виктор Никитович присматривался к молодым специалистам и формировал к ним свое отношение. И если ты соответствовал предъявленным им требованиям, то в дальнейшем он всегда поддерживал и помогал. В дальнейшем Виктор Никитович был моим научным руководителем при подготовке кандидатской диссертации. Благодаря его внимательному и жесткому руководству мне удалось при дефиците времени на полигоне подготовить и защитить диссертацию.

В 1980 году я впервые ощутил, что такое подземный ядерный взрыв. Находясь в нескольких километрах от места взрыва, сначала увидел, как гора сделала вдох, над ней взметнулось небольшое облако пыли, а через несколько секунд почувствовал, что твердая надежная земля вдруг стала мягкой, по ней бегут волны, и меня плавно на них качает.

Ядерное испытание – сложное, если можно так выразиться, многокомпонентное мероприятие, в котором участвует большой коллектив людей (физики-разработчики, экспериментаторы, «прибористы» – те, кто создает технические средства и их использует, горняки, которые делают проходку, монтажники, строители, дозиметристы, службы полигона и т.д.). Причем здесь очень велика ответственность каждого участника, ведь ошибка одного может привести к нештатной или аварийной ситуации и такие случаи бывали.

Вот об одном таком событии, которое В.Н. Михайлов описывает в своей книге «Я – ястреб», хочется вспомнить. Шел 1984 год. При испытании реализовался так называемый взрыв неполного камуфлета, при котором незначительное количество благородных газов (криптона и ксенона) выходило на поверхность. Эти газы довольно быстро распадаются, но, тем не менее, игнорировать такое явление нельзя, это всегда накладывало определенные требования на обеспечение безопасности участников работ. Когда облако газов вышло на поверхность и стало спускаться вдоль долины, нужно было срочно эвакуировать людей. Виктор Никитович находился в дозиметрическом комплексе и, когда вышел из него, то увидел, что командный пункт (КП), откуда ведется управление проведением испытаний, пуст. Когда Михайлов садился в «уазик», к нему подбежали щенята с матерью. Виктор Никитович, отличавшийся любовью к собакам, пожалел их, взял с собой в машину. Кроме того, он захватил и мой портфель, который кто-то перепутал со своим, вынес из фургона, а затем бросил на площадке. Увидев портфель, Виктор Никитович попросил своего помощника Николая Логунова посмотреть, что в нем. Сверху в портфеле лежали учебники по философии, я готовился к кандидатским экзаменам. Виктор Никитович сказал: «Да это же портфель Думика, забирай, отвезем ему». Я в это время со своей группой съема информации находился в районе ожидания на пирсе, там мой портфель и нашел меня. В нем, кроме учебников, были и приготовленные на дорогу бутерброды – сразу после завершения работ мы должны были лететь с материалами регистрации в Белушью Губу для их обработки. Однако в поселок мы вернулись нескоро, и «подарок» Виктора Никитовича оказался весьма кстати.

Климатические и погодные условия позволяют работать на полигоне только несколько месяцев. Непосредственная подготовка опыта начиналась в июле, сами опыты проводились в течение августа, сентября, октября и – с большой натяжкой – ноября. Дело в том, что пролив Маточкин Шар освобождается ото льда, как правило, в середине июня, и только тогда корабли с необходимым грузом могут подойти к берегу, а до этого – могут только ледоколы. К тому же в этот период устанавливается более или менее долгий световой день.

Обычно испытатели экспедиции МСМ в количестве до двухсот человек жили на так называемом «белом пароходе»: это был пассажирский теплоход Северного морского пароходства («Татария» или «Буковина»). В обычное время они совершали круизные рейсы из Архангельска на Соловецкие острова. В 80-е годы также начали возводить «полярные домики» для испытателей – это были сооружения из жилых блоков с электрическим отоплением, рассчитанных на два-три человека.

Мне приходилось в это время много общаться с Виктором Никитовичем по вопросам написания кандидатской диссертации, а так как днем времени не хватало, то вечером общение происходило за чашкой чая на пароходе. Эти встречи дали мне очень много и помогли в дальнейшем освоить специальность испытателя, подготовить диссертацию.

В один из таких вечеров позвонили горняки и стали жаловаться, что из-за нерегулярной доставки бетона срывается график забивки. Виктор Никитович с Николаем Логуновым тут же поехали разобраться, в чем дело. Меня взяли с собой. Примерно на половине пути остановили машину, поднялись на гору, с которой открывался вид на всю дорогу от бетонно-растворного узла до штольни. Зрелище было фантастическое. Над головой бездонное небо с редкими всполохами северного сияния, внизу петляет сказочная полоска движущихся светящихся огней, которые скрывались за порталом штольни. Виктор Никитович вернул нас на землю, поручил отслеживать время загрузки самосвала, его нахождения в пути, разгрузки и т.д. Утром строителям и горнякам был выдан сетевой график работ по проведению забивочных работ в штольне. В итоге объект был готов к назначенному сроку. В этом проявлялся Никитич. Он мог с легкстью разобраться с любой задачей. Больше всего поражало то, что практически во всех вопросах, связанных с подготовкой и проведением испытаний, Виктор Никитович разбирался не хуже, а во многом даже лучше специалистов (горняков, монтажников, методистов и т.д.).

В.Н. Михайлов всегда с радостью приезжал на испытания, юбилейные мероприятия, празднования дня Военно-морского флота. Коллектив же нашего отдела зачастую отмечал день ВМФ в зоне испытаний. Если выдавалось свободное время и хорошая погода, мы всегда отделом выезжали в горы, где С.Ш. Бенделиани угощал нас своим фирменным шашлыком. В недолгие перерывы в работе или периоды ожидания синоптической ситуации мы выезжали в тундру, проходили по Маточкиному Шару. У меня дома до сих пор хранится большая морская ракушка, найденная в долине реки Чиракина.

И вот наступил день первого для меня подземного ядерного испытания. Пройден не один десяток километров по штольне при подготовке к работам. Казалось, все учел, все проверил, но испытание непредсказуемо, все может произойти. Уровень волнения зашкаливает. Практически – это сдача экзамена по результатам моего освоения специальности испытателя. Группа съема информации в готовности. Ждем. Идет отсчет 10, 9… 0. Все внимание – на вершину сопки. Глухой звук грома, вершина сопки приподнимается, снежная шапка взлетает в воздух. И земля под ногами становится текучей, как вода, так и кажется, что ты сейчас, как в сказках, провалишься под землю. Все вокруг теряет свои очертания и расплывается. Ничего в мире нет устойчивого. Но через некоторое время все успокаивается. Радиационная обстановка на ППА нормальная. Едем за результатами. Влетаешь в АК и быстрее к самому информативному осциллографу. Все, результаты получены. Радость – мы сделали это! Не спеша собираешь пленки, выключаешь питание, закрываешь АК и с чувством выполненного долга едешь обратно. Осмотр на дозиметрическом посту и в вертолет, с материалами регистрации для обработки и подготовки экспресс-отчетов.

Не буду останавливаться на всех испытаниях, в которых приходилось участвовать. Каждое испытание уникальное, всегда приходилось решать новые задачи. Но этим и интересен труд испытателя, находящегося на переднем крае проверки новых идей. Хочу только немного отметить нештатную ситуацию 1987 года и проведение сложнейшего испытания на стойкость вооружения практически всех видов ВС. Эти события сами по себе требуют отдельного описания. Может быть, со временем это можно будет сделать.

Итак, август 1987 года. Все было как обычно, рядовая работа. Прекрасная солнечная погода. Практически полный штиль. Никаких предвестников чего-то особенного. Отрабатывается новая организационная схема проведения испытаний. По ней ГСМР и незадействованный персонал КП находятся в вертолетах, готовых к взлету. Отсчет пошел. Время «Ч». Все идет как обычно, но вдруг все вокруг задрожало, послышался необычный гул, и над местом нахождения портала штольни появилось темное грибообразное пылевое облако. Кто-то из присутствующих произнес: «Вот и п… всем моим запасам». Дело в том, что часть фургонов МСМ после работ должна была отправляться на Большую землю. Поэтому испытатели МСМ перед работами большую часть своих вещей, продуктов загружали в АК. И вот итог. Все пропало. Долго не могли успокоиться горы. То в одном, то в другом месте периодически возникали фонтаны пара. Зрелище завораживающее и прекрасное, если бы только все это не несло угрозы для всего живого. В результате у устья штольни образовалось локальное пятно радиоактивного загрязнения. И мы долго не могли попасть в АК и снять информацию, а в дальнейшем пришлось проводить дезактивацию АК и рекультивацию этого участка. Этот случай еще раз подтвердил, что в подготовке и проведении ПЯИ не может быть мелочей. Необходим учет всех факторов, влияющих на результат работ. В результате анализа происшедшего появились новые, более жесткие правила по обеспечению радиационной безопасности проводимых испытаний.

Немного об испытаниях на стойкость военной техники к поражающим факторам ядерного взрыва. При их проведении были решены сложнейшие научные и технические задачи. Впервые после проведения воздушных испытаний на стойкость проверялся надводный корабль с включенной аппаратурой и двигателями. Измерительные комплексы и регистраторы находились на рядом расположенном судне. Информация передавалась по обычным кабелям, погруженным в воду. Для проверки возможности их использования в воде отделом была выполнена НИР, результатом которой стало предложение по технологии использования и проверки кабелей. И только после утверждения предложений в МСМ специально созданной межведомственной комиссией было принято решение использовать эти кабели при испытаниях.

В результате проведенных испытаний были уточнены ранее принятые требования к обеспечению стойкости военной техники к поражающим факторам ядерного взрыва. Опыты на стойкость – это целая отдельная тема. Возможно, что когда-нибудь мы еще вернемся к ней.

[Игорь]

у нас жена Славы Коняева работала в госпитале. Вообще персонал Орбты был связистами профессиональными (обученными по профилю ,например в Бонче-это Бонч Бруевича) немного. Они костяком технической службы были. Часть песонала была как я - преучивающися на ходу инженер ,но с другой специализацией-радиосистемы,это ближе к радиолокации.Приходилось переучиваться.
Очень приличную ,если не сказать бОльшую чсть песонала составляли жены военных.Иногда как ,например Анна Федоровна Покладьева -инженер профильный, ходила нач.смены. В смене стрались собрать хотя бы 2 мужчин и остальные женщиныюЭто было сязано с производственными делами.Не вегда удавалось. ряд процедур были нервными, преключение в щитовой с ДЭС на ДЭС сопровождалось шумом, било по нервам.Ну и 10000в непроизвольно всех зставляло собраться. Один чих и угли на шинах.ВОХР-все жены военных.
Работы было мало на НЗ, поэтому ее искали и шли на любую, потому что все З+премии умножались на районный и полярку.с Годами это выливалось в три оклада.
Электромеханиц цеха №8 в 1980г получал 122р,50коп. Это факт,потому что не было места ИТР и я согласился на электромеханика в преспективе с преходом на ИТР.
Через пару месяцев вакансия открылась и я стал ИТР с зарплатой кажется 145р.
До НХ в НИИИСе у себя в Нижнем я получал после защиты дипло ма там же в институте-140р сразу.
Понятно что ехал я не землю обетованную не за бабаками..просто такой вот был расклад в Минсвязи. Никогда не был Минсвязи богатым, даже не знаю почему.
Вообще просто к слову змечу.
Не знаю как у военных,тонее знаю что не так.Но гражданские получают что то за годы проведенные в Арктике надбавку в 2 случаях- когда ты полсрока от 15 лет отработал ,т.е 7,5 лет и когда не менее 15лет отработал и тогад 100%.
Я считаю это несправедливым. Испытао культурнй шок-когда при выходе на пенсию мне не зачли 7лет чтобы добавить..и начислили 8630р.
Как видно нехватило полгода. Формально правы,никаких возражений.Но досадно.
Из льгот мне сообщили что я мог в 57лет выйти на пенсию,ноь не подсказали на что жить:))

и появилась у меня мысль о пресмотре этой процедуры введенной еще в СССР и кажется еще до войны..

Логика простая-начислять прибавку к пенсии посуточно( помесячно,по годам).
Самая справедливая мера-это учет стажа на Северах посуточно. И тогад при выходе на пенсию каждому точно пое го времени пребывания начислять надбавку. за 10дней- ну рубль к пенсии, тыщу ,то что насчитается.
Возможно слишком мелкая суммы-но можно считать хоть неделями в зачет иоли месяцами.

Это просто подобрать надо чтобы суммы были не микроскопическими а реально помогающими.Песионеру и 100р хорошо.Покрайней мере сегодня к пенсии иногда добавляют раз в год примерно столько и пенсионеры рады.
Такая система точна , она необидна.Не получается такой разницы дискриминирующей- проработл 7лет и условнор говоря 7лет и 4 месяца.И ордному прибака 50% а другому шиш. Но ведь климат и прочие факторы на этих ребят действовали одинаково и вего лишь на месяц меньше.
Очевидная несправедливость.
Идею дарю депутатам.Северяне памятник поставят воплотившему это идею. Мне ине надо-нет времени на это .да и живу я не на пенсию к счастью.
Сегодня пенсия выросла, после 60 еще 5 лет поработал и стала 14, а сейчас после мелких прибавок за 8лет еще на 1500 примерно.уже 16тыс.К 80 годам думаю 30 набежит ,эх загуляю!!

[SGolovnev]

В.П. Думик

продолжение.

***
После возвращения из зоны испытаний на очередном заседании жилищной комиссии мне была выделена квартира. Но для того чтобы привезти семью, необходимо было заручиться гарантией, что жене будет предоставлено место работы. Оно было выделено начальником КЭС гарнизона Б.И. Хватовым.

И вот после наступления нового 1981 года прилетели жена с дочкой. К осени и вторая дочка присоединилась к нам.

Дети Новой Земли того времени – это особая каста. Обязательным атрибутом одежды являлся спецпошив с воротником, украшенным мехом. У каждого должна была быть своя подшефная собака или щенок, которые встречали у дома, сопровождали по поселку, защищали в меру своих возможностей. С тех пор у дочерей осталась любовь к собакам. А самым радостным событием для детей было услышать из динамика: «В гарнизоне действует сигнал «Вьюга-2» (или «Вьюга-1»). Детский сад (школа) не работает. С 1-го по 4-й класс занятия отменяются». Эти сообщения сопровождались криками «Ура! Свобода!». Правда, иногда приходилось брать в отдел с собой младшую дочь. Ей там нравилось. Ходила по кабинетам, рисовала, занималась какими-то своими делами. В один из наших совместных «походов» на службу она пропала из поля зрения. Вышел в коридор и увидел дочь, которая выгуливала мышонка! Как молодые офицеры умудрились посадить его на привязь, я так и не выяснил. Допросы с пристрастием не принесли успеха, все молчали, как партизаны.
Дочери на Новой Земле научились плавать, самостоятельно преодолевать возникающие на их пути препятствия. Однажды, гуляя по льду озера Шмидта, дети приблизились к полынье. Лед обломился, дочь оказалась в воде. Взрослых поблизости нет. В зимней одежде она преодолела полынью и выбралась с противоположной стороны. Конечно, все это выяснилось значительно позже. Меня поразил ответ на мой вопрос: «А зачем ты переплывала на противоположную сторону полыньи?» – «А там лед толстый, он не ломался, мы там ходили, а с этой стороны тонкий, поэтому я и оказалась в воде». Кстати, после переезда в Москву она ходила в секцию плавания и была даже включена в команду олимпийского резерва.

Обычно в мае детей увозили на материк. На юге в это время уже стоит лето. Забавно было наблюдать картину, когда дочери гордо заявляли местным подругам, что вчера они каталась на санках и прыгали в сугроб.

Женщины Новой Земли заслуживают особой любви и внимания. Отправить детей в отпуск на Большую землю, потом самой в конце летнего сезона уехать за ними и добираться с пересадками обратно домой. Работа, семейные заботы, дети, стояние в очередях за поступившими продуктами и овощами – все это было на них.

Жены испытателей – вот кому надо ставить памятник. Одной с детьми и кучей чемоданов добираться на Север… Хорошо, если повезет и не надо неделями ждать погоды в аэропорту Архангельска. Муж в это время на испытаниях, встретить не может. Связи никакой. Надо быть действительно мужественным человеком, чтоб выдержать это. Позже, когда я стал «старожилом», можно было попросить друзей или знакомых встретить семью в Рогачёве. До сих пор они вспоминают, как красавец-мужчина В.И. Масалов на уазике встречал их в аэропорту.

Вернусь к упомянутому ранее случаю выхода благородных газов. В то время часть офицеров, не занятых в группе съема информации, во главе с начальником НИЧ улетели в Белушью Губу. Семьи обычно по каким-то своим приметам знали, когда будут проводиться работы. И, как правило, первыми после мероприятия в поселке появлялись испытатели с материалами регистрации. Трудно представить состояние жен, когда они среди прилетевших не увидели своих мужей. Тем более что среди них уже прошло сообщение, что в Северном что-то случилось. Командир на месте, а подчиненные погибли? Как быть, что делать? Хорошо, что через спецсвязь удалось передать, что все нормально, а то наши жены готовы были «линчевать» офицера, бросившего своих подчиненных.

Хочу отметить, что, несмотря на большую отдаленность от материка, подготовка школьников на Новой Земле в 80-е годы была на высоте. Знания, которые давала школа, позволяли практически всем выпускникам поступать в высшие учебные заведения, мои дочери не стали исключением.
***

Вторая половина 80-х и начало 90-х годов ХХ века в Советском Союзе ознаменовались реформами во внешней и внутренней политике, затронувшими все сферы жизни страны. Это были годы кардинальной ломки экономических, политических, идеологических устоев общества. В стране расцвело махровое «зеленое» движение, все достижения считались ничтожными, внедрялось преклонение перед Западом и желание все, что можно, продать туда.

В девяностые годы я служил в 6-м управлении ВМФ. Мне довелось принимать участие и выступать на нескольких международных конференциях и встречах, посвященных ядерным испытаниям и их воздействию на окружающую среду. Самая первая встреча проходила в Москве между учеными СССР и Финляндии. На ней были представлены доклады, посвященные обстановке на Северном полигоне и вокруг него. Материалы этой конференции были изданы отдельной книгой «Северный испытательный полигон. Справочная информация». В дальнейшем эта книга была переведена на английский язык. Вел встречу В.Н. Михайлов. Именно тогда впервые открыто началось обсуждение экологической обстановки на Новой Земле и прилегающих территориях.

24 октября 1990 года на Новой Земле было проведено последнее подземное ядерное испытание в СССР. Виктор Никитович Михайлов лично контролировал весь процесс подготовки к испытаниям и добился, чтобы работы были проведены.

В это же время в газете печатают распоряжение президента Б.Н. Ельцина: «О прекращении испытаний ядерного оружия на полигоне Новой Земли», в котором, преклоняясь перед «величием» США, первым президентом России давалось указание «…прекратить использование полигона на Новой Земле для ядерных испытаний».

После выхода этого распоряжения Виктор Никитович провел совещание, на котором от ВМФ присутствовали начальник 6-го управления вице-адмирал Г.Е. Золотухин и я. Было принято решение срочно подготовить проект указа Президента о полигоне на Новой Земле. За основу взяли наши предложения, которые на совещании озвучил Геннадий Евпатьевич. Непосредственно у президента Указ о полигоне подписал академик РАН, первый министр по атомной энергии России В.Н. Михайлов. Потом он не раз рассказывал, с каким трудом это ему удалось. Хотя я и перевелся в 1988 году в Москву, но, как правило, два-три месяца находился в командировках на Новой Земле с проверками или участвовал в проводимых на полигоне работах. После прекращения испытаний приходилось отстаивать интересы полигона перед «зелеными» и различного рода преданными западу чиновниками. Чего только стоили указания различных министерств, начиная с МИД, срочно представить сведения по расположению объектов 6-го управления и количеству находящихся там ядерных боеприпасов. Многие старались выслужиться перед Западом. Но были ученые, которые ответственно относились к проводимым работам. Так, в один из дней в управлении появился малоизвестный в наших кругах Петр Владимирович Боярский. Он пришел в надежде получить разрешение на посещение Морской арктической экспедицией 6-го ГЦП МО. Геннадий Евпатьевич Золотухин поручил мне с ним побеседовать, узнать о планах исследований и как полученные сведения будут использованы. Наша беседа заняла довольно много времени. Успели обсудить практически все вопросы, касающиеся исследований в Арктике и конкретно на Новой Земле. Поговорили о существующих исторических памятниках на островах. Мне собеседник показался адекватным, влюбленным в свою работу ученым, не зараженным духом преклонения перед Западом. Я доложил начальнику управления свое мнение, предложил разрешить экспедиции посещение территории полигона. Золотухин поинтересовался, понимаю ли я, чем это грозит нам всем, если экспедиция представит недостоверную информацию о состоянии радиационной обстановки на полигоне. В итоге получили «добро» с условием моего увольнения из рядов ВС, если экспедиция нанесет «удар в спину». Но все закончилось благополучно.

С тех пор нас с Петром Владимировичем связывают дружеские отношения, он знаком с моей семьей. Практически все изданные им книги находятся в моей библиотеке. Я также представлял и представляю материалы для опубликования в издаваемых П.В. Боярским трудах.

В 90-е годы появилось много статей, в которых описывалось ужасное экологическое состояние окружающих территорий, о стадах «лысых оленей» и т.д. Необходимо было давать ответы на различного рода депутатские запросы из районов, прилегающих к Новой Земле.

Поэтому совместным решением была создана межведомственная комиссия из представителей Минобороны, МСМ, Академии наук, которая облетела практически все побережье материка, прилегающего к островам, а также полуострова Ямал. Руководили экспедицией академики Ю.А. Трутнев и П.В. Рамзаев. Я тоже входил в ее состав.

Хочу немного написать об академике П.В. Рамзаеве. Это был удивительный человек. Почетный житель Японии. Профессионально занимался пчеловодством. За приготовленными им из продуктов пчеловодства мазями и настойками император Японии практически ежемесячно присылал самолет. Для того чтобы отградуировать прибор для определения уровня внутреннего облучения человека, он глотал ампулы с цезием-137. В составе различного рода экспедиций обследовал практически всю Арктику.

Члены комиссии выступали с лекциями и докладами во многих городах и селениях, в поселках нефтяников и на буровых установках. А какие усилия пришлось приложить, чтобы помешать инициативе некоторых чиновников превратить Новую Землю в ядерную свалку!

Вообще-то, стремление к открытости иногда зашкаливало. Постоянно приходилось заниматься организацией и отправкой на Новую Землю то корреспондентов, то «народных зеленых» избранников, то иностранных представителей. Вспоминаю один из таких визитов американской делегации. Ее руководитель как-то пристал с вопросом к Г.Е. Золотухину о его денежном довольствии. Услышав ответ, сказал, что начальник управления лукавит, так как в США столько получают сержанты. В ответ Геннадий Евпатьевич вынул партбилет и сказал: «Здесь все, в том числе и заначка от жены». Американцы очень долго выясняли, что значит «заначка от жены». Когда им это удалось растолковать, они долго смеялись и при встречах повторяли эту фразу на русском языке.

Не могу не упомянуть еще об одном поручении начальника Управления, которое мне пришлось исполнять. Дело в том, что участники Тоцкого учения, ядерных испытаний, сборщики ядерных зарядов и ликвидаторы радиационных аварий вооруженных сил, в отличие от сотрудников МСМ, оказались законодательно не защищенными и не имели никаких льгот. Инициатором устранения этой несправедливости выступил участник Тоцкого учения В.Я. Бенцианов, который объединил всех перечисленных в категорию «граждан из подразделений особого риска». Появившись в Управлении, он рассказал о своей цели Г.Е. Золотухину, который «сдал ему меня полностью». В течение нескольких месяцев я участвовал в подготовке текста постановления ВС РФ «О распространении действия закона РСФСР «О социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС» на граждан из подразделений особого риска», разработке необходимых дополнительных нормативных документов и согласовании их на всех уровнях. Мне приходилось сопровождать Владимира Яковлевича при походах в различные чиновничьи кабинеты, доказывать необходимость такого постановления, рассказывать о людях, которые пострадали в радиационных авариях. Бывало, вечером получали долгожданную подпись, а утром узнавали, что чиновник уже переведен на другую работу. В итоге такое постановление было подписано, соответствующие категории участников стали получать льготы.
***

В 1999 году, после ухода с поста министра, академиком РАН В.Н. Михайловым в системе Минатома был создан Институт стратегической стабильности. Со временем институт стал ведущим аналитическим центром Росатома по проблемам ядерного сдерживания, обеспечения стратегической стабильности на глобальном и региональном уровнях, осуществляющим консолидацию научных потенциалов организаций ЯОК.

Через некоторое время Виктор Никитович пригласил меня на работу в институт в создаваемый отдел проблем испытательной деятельности. После формирования штатной структуры я был назначен начальником этого отдела.

По заданию 12-го ГУ МО и УР ЯБП Росатома отделом была организована разработка многотомного учебно-методического пособия по различным вопросам деятельности ведомств, связанных с организацией и проведением испытаний на Центральном полигоне Российской Федерации.

При непосредственном научном руководстве академика РАН В.Н. Михайлова отделом было разработано и опубликовано Учебно-методическое пособие по подготовке специалистов-испытателей, изготовлен действующий макет тренажерного комплекса, созданы учебно-тренировочные комплексы, в том числе:
– в 2007 году – действующий макет тренажерного комплекса (ДМТК) для индивидуальной практической подготовки специалистов по физизмерениям со специальным методическим ПМО;
– в 2012–2013 годах – учебно-тренировочный комплекс (идея такого комплекса была ранее предложена начальником НИЧ профессором В.В. Чугуновым) в виде системы, обеспечивающей моделирование установленного процесса испытаний, адекватное воспроизведение условий проведения физизмерений и амплитудно-временных форм регистрируемых сигналов; отделом были подготовлены ТЗ и ТЭО на его разработку и изготовление, а также разработано специальное ПМО.

Помимо развития методической и технической баз подготовки специалистов, отдел уделял большое внимание также нормативным и организационным вопросам в этой области деятельности. Так, отделом разработаны образцы нормативных и организационных документов по подготовке и проведению испытаний, предложения по организации подготовки специалистов-испытателей, программы и организационно-методические указания по обучению сотрудников испытательных подразделений. Совместным решением руководства Росатома и 12-го ГУ МО была создана межведомственная постоянно действующая рабочая группа по вопро сам профессиональной подготовки специалистов, функционирующая на базе института, утверждено положение о ней. Проекты этих документов были разработаны отделом с участием заинтересованных профильных организаций Росатома и Минобороны России. Большую помощь в подготовке материалов и редактировании разрабатывавшихся отделом учебно-методических пособий и нормативных документов отделу оказал заместитель директора по научной работе кандидат технических наук генерал-майор Колтунов Виктор Стефанович.

К 2016 году вся намеченная программа работы отдела была выполнена, и мы с чувством выполненного долга практически всем коллективом отправились на заслуженный отдых.

Именно благодаря Новой Земле я познакомился с такими представителями русской науки, как академики В.В. Адушкин, В.Н. Михайлов, Е.А. Негин, П.В. Рамзаев, начальник 5-го ГУ МСМ Г.А. Цырков. В моем воображении это были недоступные для общения небожители. На самом деле оказалось, что это душевные и открытые для общения люди. И хотя они все были старше по возрасту, этой разницы не ощущалось, они с удовольствием делились своими знаниями. Признаться, я иногда злоупотреблял знакомством с ними в дальнейшем. К примеру, уже в период службы в 6-м управлении ВМФ приходилось просить помощи в решении некоторых специфических вопросов у Цыркова. Приходишь к нему в кабинет – на столе всегда чистота, ни одного документа. Все убрано. Режим строгий. Излагаешь свою проблему. Он усмехается, делает пометки. Потом говорит: «Иди, посиди в приемной». Через какое-то время приглашает и говорит: «Все, я твой вопрос решил. Работай дальше». Иногда вызывал своих сотрудников и говорил: «Помогите молодому коллеге». В 80-е годы в МСМ работали профессионалы высокого класса. В памяти они держали такой объем информации, который позволял с лету подготовить любой документ без последующей его правки. Честь и хвала им. Я благодарен судьбе за то, что она свела меня с такими замечательными представителями рода человеческого, о которых я упомянул в своих записках.

Хочется отметить и тех, кто в той или иной мере участвовал в моем обучении и становлении как морского офицера, испытателя, аналитика, ученого. Это мой первый командир Г.Е. Золотухин, который воспитывал меня, неопытного лейтенанта, В.К. Чиров, В.С. Ярыгин, В.В. Выскребенцев, В.В. Чугунов, В.И. Филипповский, В.С. Колтунов, В.П. Варава, С.А. Зеленцов, В.В. Алесенко, В.В. Ватулин, С.Н. Воронин, Р.И. Илькаев, К.Н. Даниленко, Ю.А. Наглис, Г.В. Хахин, С.М. Успенский и многие другие.

Практически все, с кем я встречался во время своей военной службы и работы, независимо от положения и возраста, в той или иной мере были моими учителями. И я всем им благодарен за это. Некоторых из них уже нет в живых. Мир их праху. А вот с сотрудниками отдела, сотрудниками спецкафедры ВМА и новоземельцами я поддерживаю связь до сих пор. Они участвовали в создании ядерного щита страны, переносили все трудности и невзгоды экспедиционной жизни. Каждый шел к Новой Земле своим путем, но нас объединяла общая работа, нелегкая жизнь и радость общения.



Так получилось, что при издании первой книги Сергей Евгеньевич Рябцев был единственным человеком, представляющим Рогачёво. Мы попытались "расширить" границы его воспоминаний, хотели как лучше, получилось "как всегда". Особенно в части касающейся авиационных частей. И полигоновских, и истребительно авиационного полка ПВО. Ну а умудриться потерять Владимира Ивановича Пушкарева было просто кощунством с моей стороны. Каждую пятницу встречались в штабе на командирских посиделках, называемых в народе "стояками" - от слова стоять! Исправимся обязательно! Истребители-перехватчики МиГ-31 БМ насовсем на Новую Землю так и не перелетели, но с этого года несут на ней дежурство на постоянной основе. А зенитный ракетный полк не просто вернулся в 2015 году, а еще и перевооружился на комплексы С-400.

[SGolovnev]

Случайно наткнулся на эту ветку, о существовании которой я уже и забыл. Надо сразу было сделать одну - новые книги-сборники воспоминаний о Новой Земле. Долго у нас не получалось с переиздание первой, от которой остались одни воспоминания. Спасибо Андрею Симовину, главе администрации городского округа Новая Земля, благодаря которому мы рискнули отпечатать дополнительный тираж. Теперь и в Белушке есть полный комплект книг, и у нас. Правда, не полный. Не стало второй книги. Что касается доп. тиража - по сути это другая книга, несмотря на сохранившееся содержание. Некоторые главы были переписаны, наконец-то удалось разобраться с дислокацией 90214, внести ясность с прохождением службы и наградами С.Ф. Житецкого, отца Игоря Житецкого, восстановить многие персоналии на фотографиях. Да и самых фотографий стало прилично больше, так как блок увеличился на 10 страниц. Так что пишите, звоните, почта и телефоны прежние.


А.Ф. Журавлев

Александр Феликсович Журавлев – капитан 1-го ранга запаса, проходил службу на Новой Земле в 1985–1999 годах, пройдя путь от инженера-испытателя до заместителя начальника отдела НИЧ, затем, вернувшись, с 2001 по 2005 годы был заместителем начальника полигона. Ветеран подразделений особого риска. После увольнения с военной службы работал во ВНИИА им. Н.Л. Духова главным специалистом по испытаниям, главным инженером. В настоящее время – начальник отдела ФЦНИВТ «СНПО «Элерон», ведущего предприятия ГК «Росатом» по разработке систем безопасности критически важных объектов.


НАЧАЛО МОЕЙ НОВОЗЕМЕЛЬСКОЙ САГИ

Окончив школу в родном Кривом Роге, я поступил в ЧВВМУ им. П.С. Нахимова. Поступал осознанно, хотел быть не просто военным, а квалифицированным инженером. В выборе специальности помог мой дядя, к тому моменту он был главным инженером одного из объектов 12-го ГУМО. Об этом своем желании я сказал начальнику 2-го факультета Юрию Аршаковичу Гарамову, когда он разговаривал с нами, абитуриентами. Он разговор запомнил и на приемной комиссии, когда меня спросили, на какой факультет я хочу, Гарамов, опередив меня, ответил: «Он ко мне в шестые классы хочет». Большое ему спасибо за ту сложную науку, которую он мне преподнес за первые пять лет службы. Эти уроки я помню до сих пор.

С момента окончания училища и получения распределения в войсковую часть 77510 прошло уже 37 лет. Изрядное количество воды утекло, но многое помнится так, словно это было вчера. Итак, лето 1985 года…
Распределение на Новую Землю мы получили вдвоем с моим одноклассником Валерой Даржания. В отделе кадров нам сказали, что в училище служит офицер, который недавно перевелся оттуда. И отправили нас к нему за информацией о том, как добраться к месту службы. Этим офицером оказался Евгений Васильевич Варгатый. Он в подробностях рассказал нам непростой логистический алгоритм, который, как выяснится позже, не все (это я о себе) четко усвоили.

Датой прибытия в часть было определено 28 июля (воскресенье). Ближайший к этой дате рейс самолета из Архангельска на Новую Землю летел в субботу 27 июля. Мы и решили ориентироваться на него. Ближе к концу отпуска мы с Валерой созвонились. Выяснилось, что он прилетает в Архангельск из Симферополя в пятницу, а я приезжаю поездом из Москвы утром в субботу. Значит, решили мы, встретимся в аэропорту. И вот я, в форме № 3, в белой фуражке, с двумя чемоданами в руках, оказываюсь на привокзальной площади столицы Поморья – Архангельска. Евгений Васильевич назвал номер автобуса, на котором надо было ехать до аэропорта, но меня тут же обступили таксисты и стали предлагать свои услуги. За двое суток дороги и пересадки в Москве мне уже изрядно надоело таскать чемоданы, поэтому я принял предложение одного из них. Сел в машину, а дальше – практически дословный, диалог:
– Куда едем?
– В аэропорт.
– В какой?
– Что значит в какой? Их что, несколько?
– Ну да! Талаги и Васьково. Тебе куда дальше лететь?
– На Север! (Называть Новую Землю вслух было строжайше запре-
щено).
– Так мы и так не на Юге! Котлас, Нарьян Мар, Лешуконское? Тогда это
в Васьково.
– Нет! Мне не туда!
– А куда? Из Москвы ты приехал. В Ленинград, Мурманск? Зачем тогда
сюда ехал?
– На Север!
Долгая пауза со стороны таксиста.
– Слушай, лейтенант, а тебе, случаем, не на Новую Землю нужно?!!
Нечленораздельное мычание.
Занавес.

Шокированный тем, что страшная тайна не является таковой, я приехал в аэропорт Талаги. Дальше шел согласно инструкции. Левое здание аэропорта, от входа в коридорчик направо и по правой стороне – дверь без всяких надписей. Там находился режим. В ту пору там «правил бал» мичман Остапчук. Посмотрел он на меня, сказал, что вчера уже прибыл один лейтенант (Валера) и что на сегодня билетов уже нет. Тем не менее предложил пройти вместе с ним на регистрацию, после которой меня, возможно, удастся определить «на подсадку». Так я вместе со своими «оккупантскими» чемоданами оказался в другом здании аэропорта. По ВПД, с приложением «квиточка», который выдал мне Остапчук, получил в кассе билет до аэропорта Амдерма-2 с открытой датой. В какой-то момент к стойке регистрации, у которой появился Остапчук, стали подходить и выстраиваться в очередь люди с большим количеством груза. Туда же подошели я. Был среди них и Валера, который радостно сказал: «Птица! Если ты не улетишь сегодня, то я в режимной гостинице предупредил, чтобы мое место никому не отдавали и держали для тебя». Перспектива куковать до вторника мне совершенно не улыбалась, поэтому все свои эзотерические способности я направил в сторону отлета сегодня. В те годы к нам еще летал Ту-134, и перед моими глазами прошли регистрацию порядка 70 человек. Потом они ушли на посадку, сданный багаж увезли (тогда этот сервис еще работал), Остапчук куда-то (потом я понял, что на посадку) ушел, за стойкой началась другая регистрация. Я продолжал стоять там, где меня поставили. Через некоторое время в зал выбежал Остапчук и стал энергично махать мне. Я рванул к нему. «Давай шевелись, лейтенант, берут тебя на борт, но самолет сейчас уже поедет на взлет», – на ходу говорил мне мичман. Какими-то служебными ходами он быстро вывел меня на летное поле. Самолет стоял у самого здания, люк был закрыт, трап уже отъезжал. Остапчук закричал и сумел-таки вернуть трап обратно. Хлопнул меня по взмокшей спине, попрощался: «Удачи тебе, лейтенант!» Так я понял, что означает загадочное слово «подсадка».

Перелет по маршруту Архангельск – Амдерма-2 был не самым продолжительным. Всего полтора часа. Вначале мы увидели в иллюминаторы «лунный пейзаж» Новой Земли, а потом и ступили на ее землю. Первым же порывом гостеприимной новоземельской боры моя шитая на Минной стенке Южной бухты Севастополя белоснежная фуражка была сорвана с головы и колесом покатилась в направлении бескрайней тундры. Чемоданы были брошены, коллективными усилиями фуражку выловили, вернули законному владельцу. За это время багаж был разгружен возле борта, пассажиры стали разъезжаться на встречавших их транспортных средствах. Через несколько минут площадка у самолета оказалась пустой. Мы с Валерой подхватили свои вещи и пошли в сторону строения, напоминавшего здание аэропорта. В здании КДП (эту терминологию мы постигли уже позже) с горем пополам выяснили, что прибытием в Рогачёво наше путешествие не заканчивается. Нам предстояло добраться в поселок Белушья Губа в гостиницу № 5. В качестве транспорта был предложен ГАЗ-66. «Птица! Надо было меньше щелкать клювом», – сказал Валера и полез в кузов. Забросив в него наши вещи, взобрался туда и я. Все пространство тентованного кузова заполняла мелкодисперсная пыль, которая стала добавляться во время движения. И все это укладывалось на нашу черную форму и белые фуражки. Кстати, никого больше в белых фуражках мы не увидели. Все были в черных, что, по нашему мнению, было грубейшим нарушением правил ношения военно-морской формы одежды. Позже нам объяснили, что в белых фуражках на НЗ ходят только приезжие, вернее, пришедшие на кораблях и прилетевшие на самолетах.

Долго ли, коротко ли, ГАЗ-66 привез нас к гостинице № 5 (в простонародье именуемой «Бастилией») в Белушке. От входа были направлены в комнату дежурной по гостинице, в которой находилась сама заведующая ею – Зоя Львовна Красова (Тигра Львовна, как ее, любя, звали все обитатели Бастилии). Дальше последовал примерно такой диалог:
– Здравствуйте. Мы приехали служить. Нам бы разместиться где-нибудь.
– Здравствуйте. А куда служить-то?
– В войсковую часть 77510.
– А какая буква?
– Хмммм…
– Понятно. Значит, в кадры пойдете, там скажут.
– А вот вы знаете такого, Даниловича Андрея? (выпускник нашего училища на год старше нас, которого мы знали). А Матковского Владимира Ивановича? (начальник лаборатории нашей кафедры). Мы, наверное, в ту же часть, где они служат. А они где живут? И штаб где?
– Значит в БИТ! А они на Севере. Штаб за озером Шмидта. По дамбе пройдете и туда попадете.
– Хмммм, а мы что, на Юге?
– Потом все узнаете. Селю вас в номер переменного состава. Если вас определят в БИТ, то переедете потом в их блок. Но у них там мест нет.

Так мы обрели две койки в небольшом номере на втором этаже. Основная цель была достигнута: мы прибыли к месту службы. Позже мы узнали, что означает загадочная аббревиатура БИТ – база измерительной техники. Так, по легенде прикрытия, называли нашу научно-испытательную часть. А сколько еще будет загадочных и «вкусных» аббревиатур впе-
реди! Но об этом позже.

Здесь я хочу сделать небольшое отступление. Пару десятилетий спустя, уже будучи заместителем начальника полигона, я принимал участие в разработке и реализации плана по приему выпускников училищ, прибывающих к месту службы. В этом плане было все, вплоть до определенного количества ложек, вилок, тарелок и кастрюль в номерах для семейных лейтенантов. Не было только оркестра, да красной ковровой дорожки от трапа до автобуса. Так что прогресс по встрече лейтенантов налицо.

Продолжу. Сидим на койках, время близится к ужину, мы только завтракали. А еще озеро Шмидта с дамбой надо найти. Переоделись, вышли на главную улицу – улицу Советскую, которая и по сей день носит это же название, несмотря ни на какие перипетии. Первым делом
у какого-то офицера выяснили местонахождение штаба и направление движения к нему. Потом нам показали продуктовый магазин «Полюс», куда мы и отправились, благо он находился в нескольких десятках метров от гостиницы. Помните шок, который испытал Али-Баба при попадании в пещеру с сокровищами? Так вот его состояние не идет ни в какое сравнение с тем ощущениями, которые испытали мы, войдя в магазин. Все помнят прилавки магазинов в те годы (ну, кроме московских, наверное). А тут! Чего только не было – от сгущенки до сыровяленной колбасы «Московская» в бочонках, от болгарского зеленого горошка до венгерского «Глобуса» в банках разного калибра и содержимого, от чая индийского (со слоном) до растворимого кофе, от Токайского до невиданного нами «Спирта питьевого». Голодными мы не остались. Позже узнали, что в этом же здании находится хозяйственный магазин «Кристалл», с торца – магазин уцененных товаров, а с обратной стороны – фотоателье. В доме напротив – книжный магазин, а на Советской, 14 – промтоварный «Метелица».

Поужинав, привели в более-менее приличный вид извлеченную из чемоданов парадную форму, попытались дождаться темноты на улице, поняли, что это бесполезно (так мы познакомились с полярным днем), и легли спать. Наутро я проснулся, искусанный клопами. Это был мой первый и, слава Богу, что последний, случай знакомства с этими представителями «дикой» природы. Наскоро выпив чаю, согретого кипятильниками, мы при полном параде, с кортиками, двинулись в сторону штаба. Накануне мы не обратили внимания, что все в гарнизоне ходят в плащах и шинелях. Никого, кроме нас, на улице в тужурках не было. О чем мы достаточно быстро пожалели, поняли, что Новая Земля – это не Севастополь, но возвращаться не стали. В 8.00 мы были у дверей штаба. Внутри нас встретил дежурный по штабу, мичман в кителе с кортиком и с повязкой «рцы» на рукаве. Узнав о нашем желании доложить о своем прибытии, он сказал, что сегодня, во-первых, воскресенье, во-вторых, день ВМФ (о чем мы во всей этой суете как-то забыли), и весь гарнизон в 10.00 будет построен
возле ДОФа, ну и что приходить нам нужно сюда завтра, в это же время, но в верхней одежде и черных фуражках. Первая попытка начать офицерскую службу провалилась. Мы вернулись в гостиницу, как провели этот день, уже не помню. Естественно, что без замечаний.

На следующее утро в парадной форме с кортиками, но в плащах и черных фуражках, мы вновь прибыли в штаб. Но и эта попытка оказалась «учебной». Уже другой дежурный по штабу объяснил нам, что до обеда в штабе проводится общее политзанятие и прибывать нам следует к 14.00. С третьей попытки (уже без кортиков) мы доложили о своем прибытии начальнику штаба полигона контр-адмиралу (тогда еще капитану 1-го ранга) Евгению Павловичу Горожину, после чего были переданы под по печительство начальника отдела кадров. Там определили, что службу мы будем проходить в войсковой части 77510-Д (БИТ), выдали направления в тыл полигона для постановки на все виды довольствия, показали пальцем, в какой стороне находятся тыл и наша часть. Но первым делом наказали вернуться в гостиницу и в отделе режима, который находился на первом этаже напротив КЭСа, пройти вводный инструктаж. На этом инструктаже нам дали прочитать «Инструкцию о правилах поведения в гарнизоне», приказ начальника гарнизона № 180 «О штормовых готовностях» и предупредили, что слова «острова Новая Земля», «полигон», «испытания» нельзя произносить даже во сне и бреду. Что мы служим в городе Архангельск с почтовым отделением № 55. Что нельзя описывать в письмах и тем более сообщать кому-либо по телефону сведения о животном и растительном мире этих мест, а тем паче – собирать образцы грунта, растительности и т.д. В конце инструктажа мы расписались в соответствующей книге (хорошо, что не кровью) и отправились в тыл. К концу дня мы стали обладателями «железных шуб» (нулЁвых!), меховых двухпалых рукавиц, были поставлены на продовольственное довольствие в офицерскую столовую. Два слова про столовую. В те времена на первом этаже работал буфет, в котором можно было купить всяких вкусняшек, выпить сока и других прохладительных напитков. Старожилы рассказывали, что в еще более стародавние времена там и покрепче напитки наливали. С приходом на должность начальника штаба полигона Сиррина Сулеймановича Мазитова вход в офицерскую столовую был разрешен только в тужурках. Исключение составляли люди с повязкой «рцы» на рукаве.

В промежутках между переходами мы зашли на почту, которая тогда находилась на улице Фомина, 4, и дали телеграммы домой о нашем благополучном прибытии.

На следующее утро, следуя указанным в отделе кадров курсом, мы прибыли в расположение войсковой части 77510-Д на первую площадку. Погода была хорошая, поэтому за воротами на пятачке между 17-м корпусом и АкЗС (аккумуляторной зарядной станцией, это мы узнали уже потом), выложенном деревянными плитами, собирался немногочисленный личный состав. Как выяснилось позднее, основной личный состав части находился в поселке Северный, где готовили к испытанию очередную штольню. А в расположении оставалось минимальное количество офицеров и мичманов для несения дежурной службы и выполнения плана по подготовке к зиме. Командовал ими Олег Юрьевич Трунов, в жизни – начальник ЭВМ, а на тот момент – врио командира. Вот ему мы и доложили о прибытии. Как происходил доклад, кто еще с нами разговаривал, по каким критериям и соображениям нас с Валерой разделили по отделам, я уже запамятовал. По-моему, к этому решению приложил руку Сергей Сергеевич Боголюбов. Но в итоге случилось то, о чем я никогда не пожалел. Я попал в 4-й отдел (регистрации быстропротекающих процессов), а Валера в 1-й отдел на АкЗС.

В этом месте своего повествования я хочу перечислить всех тех, к кому в руки я попал на воспитание и обучение. Это наш 4-й отдел. Перечислю без должностей и званий, могу ошибиться в том, что некоторые из перечисленных пришли в отдел чуть позже, тем не менее, это первые мои друзья и наставники: Владимир Петрович Думик, Александр Дмитриевич Семенов, Петр Иванович Хомутов, Николай Васильевич Касаткин, Алексей Павлович Строцкий, Анатолий Степанович Карасев, Геннадий Леонидович Козлов, Илья Николаевич Козлов, Сергей Сергеевич Боголюбов, Олег Леонтьевич Коротун, Валентин Сергеевич Малышев, Александр Иванович Скальский, Михаил Кириллович Ляховчук, Юрий Владимирович Панасенко, Николай Олегович Тиханэ, Александр Витальевич Кравец, Павел Михайлович Попов, Александр Анатольевич Максименко, Валерий Георгиевич Кауров, Сергей Шалвович Бенделиани, Николай Тимофеевич Крупко, Анатолий Яковлевич Фомин. Каждый из них чему-то научил меня, чем-то помог и на первых порах, и в дальнейшей службе. Спасибо всем огромное!

Вот в этом коллективе и началась моя служба. Первые пару-тройку недель, до возвращения из Северного основного коллектива (в 1985 году из-за объявленного руководством страны моратория испытания не проводились), я под руководством врача-радиолога Юрия Владимировича Панасенко, которого все тогда и до сих пор с любовью называют Доктором, занимался строительством эстакады для аппаратурных комплексов. Это такое сооружение вдоль стены 17-го корпуса, обращенной к заливу Гаврилова, благодаря которому мы могли попадать в наши аппаратурные комплексы практически «в тапочках». В районе хранилища № 5 были складированы ящики из-под датчиков МГШ (ломов в просторечье), которые я разбирал на щиты, а потом эти щиты монтировал на эстакаде.

Чуть раньше нас с Валерой из Серпуховского училища РВСН в часть прибыл еще один выпускник – Андрей Логинов. Через неделю праведных трудов чьими-то усилиями нас троих таки переселили в БИТовский отсек 5-й гостиницы. Он представлял собой три обособленных блока и один проходной, по 4 комнаты в каждом. Как и предупреждала нас заведующая Зоя Львовна, свободных мест в блоках не было. Но в этом отсеке была общая кухня и комната, которую использовали под спортзал. Вот в этот спортзал мы и поселились. Так втроем мы и прожили до начала 1986 года. Потом, по мере освобождения мест в блоках, нас расселили.

Как я сказал раньше, в том году руководством страны было принято решение о введении моратория на проведение ядерных испытаний. К концу недели нашего пребывания на Новой Земле НИЧ стала возвращаться к месту постоянной дислокации. Часть личного состава прилетела вертолетами, а основная масса прибыла на БДК и БМСТ «Яуза» вместе с аппаратурными комплексами. Вот тут уже началась для меня та работа, которой мне пришлось заниматься всю свою службу. Сначала я принимал участие в разгрузке АК (фургонов) с кораблей, потом тягачами транспортировал их на площадку. Смотрел, как старшие товарищи, командуя матросом, сидящим за рычагами трактора, филигранно устанавливают фургоны к эстакаде с интервалом между ними менее полуметра. Потом мы подключали фургоны к электропитанию, герметизировали стыки с эстакадой, дабы снег зимой не проникал в нее.

В это же время я представился своему начальнику отдела – капитану 2-го ранга Думику Владимиру Петровичу. Владимир Петрович предметно расспросил о моей биографии, а затем предложил доложить о теме своей дипломной работы. Чуть позже, представившись командиру части капитану 1-го ранга Чугунову Валентину Васильевичу, я снова с мелом в руке стоял у доски у него в кабинете. Понял, что полученные в училище знания не только будут востребованы, но и подлежат серьезному развитию и совершенствованию.

Первым моим начальником лаборатории стал подполковник А.Д. Семенов, а первым учителем-консультантом – старший лейтенант П.М. Попов. Вот тут началось самое интересное. Сначала я стал изучать технические описания и инструкции по эксплуатации той техники, которую мне предстояло эксплуатировать: СУР, СРГ и С9-4А, СБР и РУСА, СУПИ и СБПК, СФР и «Снежинка», «Дон-2» и фильера с кюветой, ЭЛУ и ССДИ, НГ и ПАУ. Потом последовали практические занятия в аппаратурных комплексах по включению, настройке регистраторов, распайке разъемов СР и ТВШР, набору линий задержки (5 нс на метр) и делению сигналов аттенюаторами. Затем настала очередь методик физизмерений: МВИ, МКР, МТР, МРТГ, МПИ. Это было пиршество постижения нового и очень интересного. Все эти названия до сих пор звучат для меня, как музыка!

Паша Попов помогал постигать теоретические основы и их практическое применение. Николай Васильевич Касаткин, Сергей Сергеевич Боголюбов, Валентин Сергеевич Малышев, Алексей Павлович Строцкий учили работать руками, просто показывали, как сделать из ничего что-то нужное – и для дела, и для дома, семьи. Помню один из первых разговоров на данную тему:
– Лейтенант, ты женат?
– Нет.
– Понятно. Тогда тебе телевизор делать необязательно.
– ??? А зачем его делать? Купить совсем не вариант?

Далее следовал рассказ о том, что телевизор – это такая маска (кусок гнутого на муфельной печи оргстекла) на ручке для предохранения лица от сильного ветра и пурги. А телевизором она называется потому, что придумана была давно, до прихода на Новую Землю телевидения. Изготавливалась из фанеры со вставкой небольшого стекла на манер маски сварщика. Вот это прямоугольное стеклышко и было окном во внешний мир – телевизором.

Процесс подготовки был достаточно напряженным, потому что до следующего лета надо было сдать зачеты на право самостоятельно управлять аппаратурным комплексом, быть ответственным за регистрацию сигналов в ходе физизмерений. Владимир Петрович Думик, увидев меня в коридоре, мог пригласить к себе в кабинет, поставить возле доски и спросить о том, что я успел познать за период, прошедший с последнего моего стояния на этом месте. И спрос был жесткий. Кто тогда мог предположить, как моя судьба повернется дальше? Но об этом позже.

По мере необходимости принимал участие и в разных хозяйственных работах. Ремонтировали тогда нашу слесарную мастерскую. Я помогал Сергею Шалвовичу Бенделиани. Разгребали какой-то мусор, железяки, деревяшки и провода, вытаскивали хлам на свалку. Наткнувшись на многожильный кабель, торчащий из стены, с разделанным и изолированным
черной изолентой концом, поинтересовался, что с ним делать. Шалвович пальцами (кулак у него был размером с голову пионера) содрал изоленту, поводил по оголенным концам отверткой и сказал: «Руби!» Я подложил под кабель деревянный чурбачок, сходил за топором с деревянным топорищем (рядом лежал с металлическим, но что-то остановило меня его взять) и рубанул… Взрыв, искры, дым!!! Как на грех, мимо по коридору проходил Владимир Петрович:
– Лейтенант!!! Ты что творишь?!!!
– Ммммм…
Сергей Шалвович:
– Петрович, это я ему сказал рубить.
– Бендель, ты что, решил лейтенанта угробить? Больше не дадут…

В ноябре наступила полярная ночь, и задули «варианты». Как-то совершали переход из части в гостиницу по «Вьюге-3» на грани «Вьюги-2». Шли, как и положено, группой. Замыкал группу самый опытный, таковым был Коля Тиханэ. Выходим из-за Советской, 14 к Советской, 12. Тогда еще не было построено новое здание Военторга и между домами со стороны залива Гаврилова дуло, как в аэродинамической трубе. Ветер меня подхватил и «задул» в прямоугольный бетонный оголовок колодца, который стоял на углу дома. Коля, извлекая меня оттуда, проворчал:
– Набирай вес, лейтенант.

Мы славно трудились и весело отдыхали, ходили на дискотеки в ДОФ, пока позволяла погода, обследовали близлежащую тундру. В процессе досужего времяпрепровождения я стал ухаживать за своей будущей женой Кариной. Окончив музыкальное училище в Ленинграде, она прилетела тем же самолетом, что и мы с Валерой. Ее папа, Шевяков Альберт Иванович, служил в штабе, а мама, Диана Трофимовна, работала в поликлинике. Альберт Иванович вместе с сотрудниками НИЧ готовил корабли к облучательным опытам, а Диана Трофимовна работала вместе с женой Е.П. Горожина. Как только я стал оказывать знаки внимания их дочери, мое полное «досье» мгновенно лежало перед ними. После его изучения было получено «добро» на общение.

У Коли Тиханэ в комнате гостиницы висел постер с изображением памятника латышским стрелкам в Риге. Они там стоят втроем – спина к спине. Но ракурс съемки был выбран такой, что на фото было видно только двоих. Посиделки у Коли назывались «съездить в Ригу, увидеть третьего», ибо в процессе общения начинал «проступать» третий.

Не обо всех своих друзьях и товарищах я рассказал, но всех их с большим теплом вспоминаю!

Время до начала нового 1986 года пролетело незаметно. Уж не помню, какими судьбами, но перед самым Новым годом мне было поручено ответственное задание – стать Дедом Морозом, поздравить детей нашей части. Вместе со Снегурочкой Ирой Сысоевой (женой Саши Сысоева, экономистом нашего ОПНИИР) мы на командирском уазике объехали практически все дома от Советской, 18 до Фомина, 2, в которых жили наши семейные сослуживцы. Погода в это время стала ухудшаться, в часть мы вернулись при жесткой «Вьюге-3». Когда я выходил из машины, всю верхнюю часть костюма, шапку с бородой, усами мгновенно сдуло и унесло в сторону Баренцева моря. Попытка поймать имущество женсовета не увенчалась успехом, более того, я запутался в полах дедморозовской шубы, упал, и меня самого едва не утащило в том же направлении. Вот так невольно мной был нанесен материальный ущерб женсовету части.

После Нового года время спрессовалось еще больше. Сначала в январе я съездил в командировку в Москву, в НИИИТ на обучение эксплуатации системы телеметрии на базе очень продвинутой по тем временам ЭВМ «Электроника-60». Потом, в феврале, еще одна командировка туда же, на приемку нового аппаратурного комплекса СГ102А, начальником которого я был назначен. Из первой командировки я привез обручальные кольца, сделал предложение Карине. Свадьбу запланировали на 29 марта 1986 года. Все помнят, что в то время велась борьба не просто с пьянством, а с употреблением спиртных напитков вообще. Работниками политотдела мне было предложено провести безалкогольную свадьбу. Хорошо, что в процесс подготовки вмешался мой будущий тесть, Альберт Иванович, и этот вопрос снялся с повестки дня. Однако официально на столах в кафе «Фрегат» было разрешено и поставлено только шампанское, да и то из расчета 1 бутылка на 5 человек. Все остальные напитки подносились и разливались специально назначенными людьми. Свадьба прошла очень весело. Было только два минуса. Первый из них – это то, что на ней не могли присутствовать мои родители. А второй – нам с Кариной было очень жарко сидеть во фрегатовских монументальных креслах-тронах, обитых оленьими шкурами.

Для проживания нам с Кариной выделили комнату в нашем же отсеке 5-й гостиницы. Однако на первые дни медового месяца свою недавно полученную квартиру нам уступил Валера Кауров, который тогда еще не успел привезти свою жену. В части дали 3 дня отпуска по семейным обстоятельствам, из которого в середине последнего дня я был срочно вызван к В.П. Думику.

Мне снова надо было собираться в командировку. Но теперь уже не в Москву и на более длительный срок. Ранее я упоминал о своем назначении начальником АК СГ102А. Принятый мной от предприятия изготовителя АК остался опломбированным на территории предприятия
в ожидании навигации. Приборы этого комплекса обеспечивали регистрацию по 33 каналам осциллографии (лучам). Главный конструктор НИИИТ В.Н. Михайлов, ставший впоследствии министром МАЭП, обратился к начальнику 6-го управления ВМФ вице-адмиралу Г.Е. Золотухину с просьбой разрешить использовать данный АК в серии испытаний «Карбид» на Семипалатинском полигоне. Геннадий Евпатьевич согласился с условием, что в этих работах пройдет «обкатку» штатный начальник АК, то есть я. Вызвавший меня Владимир Петрович сказал:
– Оформляй командировку и поезжай в войсковую часть 52605 в Семипалатинск-21. Старшим у тебя там будет начальник экспедиции НИИИТ Воронов Борис Федорович.
– А где это? – задал я глупый вопрос.
– Как выйдешь из кабинета, сразу налево, – ответил Владимир Петрович, после чего я получил полный и подробнейший инструктаж. Для того чтобы попасть на полигон, предстояло получить еще одно командировочное удостоверение от 12-го ГУ МО, в чьем подчинении он находился.

Улетел я бортом Ан-12 в Остафьево 14 апреля, через четыре часа из зимы в минус 20°С попал в весну с плюс 15°С и зеленеющей травкой. Через сутки после прилета в Москву уже летел в Семипалатинск со вторым командировочным удостоверением в кармане и дополнительными инструкциями от офицера 12-го ГУ МО подполковника В.П. Фролова (через десяток лет – главного инженера 12-го ГУ МО, генерал-майора). Много лет спустя, уже сам став начальником, я часто вспоминал свою первую самостоятельную командировку и пришел к выводу, что никогда бы не отправил лейтенанта «в одиночное плавание» с таким заданием. Владимир Петрович, спасибо за доверие!

Рассказ о семипалатинском периоде моей службы – это отдельная история. Скажу только одно, что из-за Чернобыльской катастрофы 26 апреля 1986 года и последовавших за ней мораториев на ядерные испытания однократная командировка превратилась в четыре командировки по два месяца каждая. Окончательно я вернулся из Семипалатинска в июне 1987 года. Следом за мной прибыл и мой боевой аппаратурный комплекс. В Семипалатинске я принял участие в четырех полномасштабных испытаниях. За три года, остававшиеся до полного запрещения ядерных испытаний, мне довелось принимать участие еще в четырех полномасштабных испытаниях на Новой Земле. В двух последних – как ответственный за постановку методики физизмерений. Опыт и навыки, приобретенные на Семипалатинском полигоне, были бесценными для меня.

После возвращения из первой командировки в Семипалатинск меня пригласил к себе Владимир Петрович (он был еще и председателем жилищной комиссии части) и спросил:
– На каком этаже хочешь жить, на первом или на пятом?
– На втором, – ответил я.
– Тогда будешь жить рядом со мной, на пятом, – сказал Думик.

Так я получил свою первую квартиру на Новой Земле – ул. Фомина, дом 4, кв. 16. В квартире (в комнате) на тот момент были полутораспальная панцирная кровать, двустворчатый шкаф и два полуразвалившихся стула. Эксклюзивом этой квартиры было то, что в ванной труба к полотенцесушителю шла на расстоянии 50 см от стены строго на уровне глаз над раковиной. Такой дизайн бойцы КЭС сочли авангардным и привлекательным. Коля Тиханэ познакомил меня с работниками КЭСа, с их помощью мы быстро сделали легкий косметический ремонт. Из пятой гостиницы под покровом ночи в полярный день я утащил две тумбочки и прикроватный коврик. С этого началось наше обустройство. Всем новоземельцам известен процесс собирания мебели из квартир отъезжающих товарищей, переписывание ее в домоуправлении с одного лицевого счета на другой. А еще – собственноручное изготовление из подручных материалов. Полки для кухни я впоследствии сделал из ящиков от ЭЛУ-09. Конструкторы ИКЕИ каким-то образом это подсмотрели – и сейчас торгуют стеллажами именно в стиле ящиков из-под ЭЛУшек.

В этом подъезде я прожил до своего перевода в Питер в 1999 году, сменив только однокомнатную квартиру на двухкомнатную в начале 90-х. Соседями были замечательные люди, жили очень дружно и весело.

Таким вот образом прошел первый год моей службы на Новой Земле. Тогда я не мог себе даже представить, что продлится она целых 18 лет, что за это время у меня родится дочь Ника, что здесь она пойдет в первый класс школы г. Архангельск-55, потом уедет в Кронштадт, а аттестат зрелости получит уже в средней школе № 150 Министерства обороны г. Москва-300. Что через пять лет после прекращения ПЯИ начнутся неядерновзрывные эксперименты, которые позволят сохранить и наше оружие, и полигон в боеспособном состоянии. Что я, последовательно пройдя все должности в НИЧ от инженера-испытателя до заместителя начальника отдела, уеду служить в Питер в НИЦ БТС (легендарную войсковую часть 70170), а через два года после этого не смогу устоять перед предложением, от которого нельзя отказываться, и вернусь назад, уже в должности заместителя начальника полигона. Что потом получу очередное предложение, уволюсь из Вооруженных сил по окончании срока контракта и уеду работать в Москву, во ВНИИА им. Н.Л. Духова, который все наши выпускники знали по имени главного конструктора – Аркадия Адамовича Бриша, и стану в этом институте главным инженером. Все было впереди, служба только начиналась…

* продолжение воспоминаний Журавлева А.Ф.

[SGolovnev]

Вроде бы только-только сделали дополнительный тираж первой книги - или первого тома, кому как нравится, сути дела это не меняет (правда, смогли осилить лишь 500 экз., размахнуться на 1000 экз. не получилось) - и все, ничего не осталось, две последних своих книги спрятал с глаз подальше, чтобы не отправить их ненароком, как уже произошло со второй (обложки выполнены в одной цветовой гамме). Хорошо, что тогда у Александра Феликсовича была заначка, выручил. Сейчас снова такая же головоломка с переизданием второго тома. Желания и возможности не совпадают. И полный комплект книг будет только на Новой Земле.

*продолжение воспоминаний Журавлева А.Ф.

СОВЕРШЕННО НЕПРОСТОЙ 1990-Й ГОД
Авария

Был предпоследний год существования Советского Союза. Слава Богу, что авария произошла именно в это время, а не двумя-тремя годами позже, когда начался полный развал нашего государства. В этом случае я бы не взялся прогнозировать судьбу гарнизона, из дальнейшего рассказа, думаю, станет понятно, почему я так думаю.

Шла последняя декада января 1990 года. Точных дат память не сохранила. Второй или третий день в гарнизоне действовала «Вьюга-1». Для людей, живших на Новой Земле, эта ситуация знакома. Для тех, кто не был там, вкратце поясню. В зимнее время, а на Новой Земле это практически с ноября по май, при ухудшении погодных условий вводятся некоторые ограничения по осуществлению повседневной деятельности гарнизона. Порядок определения штормовых готовностей, действия при их введении определены специальным приказом начальника гарнизона. Упрощенно этот порядок выглядит так: если суммировать абсолютные цифры температуры и скорости ветра, исчисленной в метрах в секунду, и эта величина
равна 36–42 – то вводится штормовая готовность «Вьюга-3», если она равна 43–45 – то «Вьюга-2», если 46 и более – то «Вьюга-1». При видимости менее 200 м, а в условиях снежной вьюги это в 80% случаев, вариант штормовой готовности ужесточается на единицу. На тот момент мороз был под минус 30°С, а ветер больше 25 м/с.

Так вот, на улице завывала «Вьюга-1». Детский сад, школа, магазины, женщины и часть мужского контингента не работали. Во всех частях были развернуты посты живучести, на объектах жизнеобеспечения произведены усиления вахт. Одиночное передвижение по гарнизону запрещено. Смена дежурства и вахт производилась централизованно, на транспорте повышенной проходимости, с обязательным докладом оперативному дежурному о времени выезда транспорта и времени прибытия в каждой точке. За неделю до описываемых событий я с женой и полуторагодовалой дочкой вернулся из отпуска. Отсидев в Архангельске, как положено, свои пять дней в ожидании погоды, девчонки мои простудились и лежали с высокой температурой. По этой причине начальник лаборатории, замечательный человек Николай Васильевич Касаткин, к несению вахт на посту живучести меня не привлекал, и я целиком был поглощен исполнением обязанностей медбрата. Ближе к вечеру, собравшись напоить болезных чаем, обнаружил в кранах полное отсутствие воды. Периодические отключения воды в гарнизоне были привычным делом, поэтому никакого волнения этот факт не вызвал. Недовольство стало нарастать, когда вода не появилась ни через час, ни через полтора. Стал звонить дежурному КЭС (квартирно-эксплуатационной службы), телефон которого был постоянно занят. С условно 25-го раза услышал раздраженное: «У нас авария!» Еще через некоторое время ожил приемник гарнизонной радиотрансляционной сети, и после известных всем новоземельцам-ветеранам позывных радиоузла «Снова нам сигналят расставанье…» раздался голос заместителя начальника политотдела Николая Ивановича Троцко, который с интонациями Левитана сообщил примерно следующее: «Внимание жителей гарнизона! Говорит радиоузел Дома офицеров. Сегодня на станции второго водоподъема произошла серьезная авария. Масштабы и последствия аварии выясняются. Принимаются все меры к возобновлению водоснабжения поселка Белушья Губа. Просьба ко всем жителям исключить расход воды из системы отопления». В те времена радиоузел Дома офицеров был единственным оперативным средством массовой информации. С этого момента каждый житель со страхом и надеждой ждал каждого нового сообщения.

Уже позже, когда погода улучшилась и мы прибыли на службу, до нас довели все обстоятельства этой, без преувеличения сказать, трагедии. Все произошло следующим образом. На озере Глубоком, которое расположено между поселками Рогачёво и Белушья Губа, находятся две станции водоподъема – ВНС-1, работающая на Рогачёво, и ВНС-2, работающая на Белушью Губу. Водозабор на мостках вынесен в сторону от берега. На этих мостках установлены центробежные насосы с опущенными на глубину заборниками воды. Вот на этих мостках в тот злосчастный день и произошло короткое замыкание или в двигателе, или в токоподводящих кабелях. Начался пожар. Из-за плохих погодных условий потушить его силами вахты не удалось, а пожарная команда к водоподъему пробиться не смогла. Достаточно быстро мостки прогорели и вся конструкция с насосами, кабельными линиями и т.д. ушла под лед и воду. Ветка водовода от ВНС-2 до ВНС-3, расположенной на входе в гарнизон, составляет порядка 4,5 км. Она проложена по поверхности в коробах на ряжевых основаниях. По всей длине водовода имеются колодцы со спускными кранами. В создавшихся условиях было необходимо слить воду из трубопровода. Но, как уже отмечалось, из-за погодных условий и нахождения всей трассы под снегом, сделать этого не удалось. Через несколько часов вся трасса оказалась замороженной. Не помню почему, но резервная нитка водовода в тот момент тоже была не в строю. Таким образом, поселок с числом жителей более четырех тысяч человек остался без воды. Естественно, о происшедшем было доложено командованию Северного флота и войсковой части 31100. Стали готовить план ликвидации последствий аварии.

Вернусь к личным ощущениям. Вода в ближайшее время не появится, где ее взять? Единственным источником оказался снег, которого, белого и пушистого, на улице было более чем достаточно. Натаскав на 5-й этаж (мы тогда жили на ул. Фомина, 4–16) ведрами с полванны снега, я стал его топить в кастрюле на плите и ванне лучами рефлектора-обогревателя. Каково было мое удивление, когда белоснежный снег (простите за каламбур) превращался в мутноватую жидкость с плавающими на поверхности сажей, мусором и еще неизвестно чем. Но другой воды просто не было, приходилось ее процеживать (никаких бытовых водоочистителей и фильтров в те времена еще не существовало) и использовать. Из динамика гарнизонной трансляции Николай Иванович Троцко продолжал призывать жителей не расходовать воду из системы отопления.

Обоснованность этих призывов была очевидной, так как теплоцентраль, отапливающая поселок, оказалась под угрозой остановки. В идеальном варианте система отопления представляет собой замкнутый контур. В теории – сколько подготовленной специальным образом и нагретой воды уходит для отопления, столько охлажденной ее и возвращается. Возможно, что где-то так оно и есть, но только не на Новой Земле. Всегда существовало множество протечек по трубопроводам, с которыми, с большим или меньшим успехом, перманентно боролись. Эта же вода использовалась для заливки радиаторов автомобилей в автопарках, для мытья посуды на отдельных объектах, ее же сливали из системы отопления для улучшения циркуляции и повышения температуры в помещении. На ТЦ есть резервная емкость воды, объемом 3000 м3. И вот эта емкость, в отсутствие подпитки, начала опустошаться. Дальше все пошло по принципу домино. На ТЦ снизили давление воды в системе. В помещениях стало холодать, стали больше сливать теплоноситель, включили электрообогреватели, как следствие – стали перегружаться и отключаться дизель- генераторы, к отсутствию воды добавилось периодическое отсутствие электричества. Командованию гарнизона в первые дни после аварии стоило больших усилий урегулировать эти взаимосвязанные, но хаотичные процессы.

В тот момент, когда произошла авария, начальник полигона контр-адмирал Горожин Евгений Павлович находился на Большой земле (он был или в госпитале, или в отпуске). Не знаю, планировалось ли его увольнение в запас или просто так совпало, но уволен он был менее чем через месяц после того, как случилась авария. Уехал он с Новой Земли очень тихо и незаметно, еще в период устранения последствий аварии, и совсем не так, как принято уходить командиру такого ранга и с такими заслугами. Но, видимо, авария была поставлена ему в вину. После увольнения Евгений Павлович прожил не более двух месяцев.

Опять возвращаюсь к ощущениям жителей поселка. В первые сутки после аварии мы продержались на топленом снеге. Затем погода улучшилась до «Вьюги-2», и было объявлено, что в определенное время к 5-й гостинице прибудет водовозка с питьевой водой из Рогачёва. Вот эта картина достойна пера художника или объектива оператора. Старая водовозка на базе ЗИЛа, патрубок с вентилем под пожарный рукав расположен сзади под днищем. Очередь из жителей выстроилась от входа в гостиницу до магазина «Кристалл» (сейчас там склад сухого пайка). Задувает, пуржит, мороз ниже минус 20°С. В очереди стоят взрослые, дети, в руках у них кастрюли, ведра, тазы, банки, чайники. Ни дать, ни взять – очередь к проруби на Неве в блокадном Ленинграде. К патрубку подобраться неудобно, струю воды сдувает ветром. В емкости с узкой горловиной вода практически не попадает. Та вода, которую сдул ветер, ледяным панцирем оседает на одежде, лицах, руках стоящих в очереди. При том количестве и таком способе раздачи воды ее хватает далеко не всем. Водовозка уезжает, народ остается ждать следующего привоза. В это время объявляют, что следующее место раздачи будет в районе дома № 14 на Советской. Все бегом устремляются туда. В конце концов, я стал обладателем молочного бидончика (помните, были такие в старые времена, с которыми ходили за молоком на разлив) чистой воды. Это было настоящее богатство. Пока я его донес до дома, вода сверху и по краям бидона превратилась в лед. Получился ледяной бидон внутри металлического.

Еще через день погода улучшилась до «Вьюги-3», все вышли на службу и работу. К этому времени на ТЦ в резервной емкости воды уже практически не осталось. Стали отключать от системы теплоснабжения концевые точки. Сначала отключили НИЧ и тыл (1-ю и 18-ю площадки), потом 16-ю площадку (ЭТБ, электросеть) и постепенно все остальное. Сохраняли с отоплением только госпиталь и жилой городок. Для пополнения емкости на ТЦ было принято решение бросить нитку водовода из озера Шмидта. Главное назначение этого озера известно каждому новоземельцу. В зимнее время по льду озера проложена более короткая тропинка в штаб от начала улиц Фомина, Советской и переулка Снежного (ныне нежилого), ну а круглогодично – это хранилище канализационных вод практически всего жилого городка. Да, еще забыл: в старые времена на день ВМФ по нему устраивались шлюпочные гонки. Сейчас, к сожалению, с приходом 12-го ГУ МО РФ и уходом с полигона дивизиона кораблей эта традиция утрачена. Так вот, по поверхности этого озера спешным порядком проложили нитку трубопровода. С учетом толщины образовавшегося льда и донных отложений воды было не так уж и много. При этом вода из озера еще использовалась для охлаждения дизелей на ДЭС-1. Так что трубопровод лишь слегка продлил агонию.

На третий-четвертый день после аварии погода успокоилась настолько, что появилась возможность принимать и отправлять самолеты. И вот тогда проявилась вся мощь еще не развалившегося Советского Союза и его Вооруженных сил. Была сформирована комиссия по определению причин аварии и организации работ по ее ликвидации. Председателем комиссии был назначен заместитель командующего Северным флотом вице-адмирал Игорь Владимирович Касатонов. Одним из первых бортов эта комиссия прибыла на полигон. Достаточно оперативно были определены потребности в специалистах, материалах и технических средствах, необходимых для ликвидации последствий аварии. И пошли самолеты с людьми, трубами, сварочными аппаратами, передвижными котлами и т.д., и т.п.

В этот же момент в гарнизоне было официально объявлено, что женщинам с детьми будет без всяких проволочек предоставлен отпуск без сохранения зарплаты для их выезда на Большую землю. Конечно, при сложившихся обстоятельствах, на мой взгляд, правильно было бы объявить эвакуацию женщин и детей, ибо бытовые условия оставляли желать лучшего. Но такое решение повлекло бы за собой сильный резонанс по всем Вооруженным силам (а может, и в стране в целом) и большие материальные затраты. Поэтому хорошо, что хоть таким образом командование решило облегчить жизнь и жителям, и самим себе. Потому как чем дальше, тем менее весело становилось. Отключенные от системы теплоснабжения площадки стали потихоньку замерзать. Даже при слитой из системы воде, полностью пустой она не оставалась. В батареях отопления образовался осадок, из-за всяких прогибов в трубопроводах вода полностью не сливалась. А это значит, что она замерзала, разрывала и трубы, и батареи. Вообще это достаточно жуткое зрелище – чугунная батарея, разорванная льдом. Для облегчения работы основной ТЦ стали реанимировать старые угольные котельные, разбросанные по всем площадкам и работавшие последние годы в качестве узлов смешения. Однако все эти меры не решали основной проблемы – отсутствия воды. И если с питьевой водой все более-менее определилось (был разработан и строго исполнялся график подвоза воды из Рогачёва пожарными автомобилями и водовозками), то с водой на ТЦ вопрос оставался открытым.

В ходе поиска водоема, из которого было бы возможным подать воду на ТЦ, какая-то горячая голова обратила свой взор в сторону залива Гаврилова (фактически – морского залива). Из-подо льда были взяты пробы воды и, видимо, результаты показали, что она пресная, хотя на самом деле этого быть не могло в принципе. Но, тем не менее, было принято решение очередную нитку водовода тянуть от залива Гаврилова, что и было сделано. Результатом оказалось засоление одного из котлов на ТЦ. Стали искать очередной источник воды. Самым близким оказалось озеро Гагачье, старое питьевое, за 18-й площадкой. К этому моменту с Большой земли были доставлены специальные трубы, которые собирались в трубопровод без сварки, с помощью специальных фланцев. На озере установили передвижную котельную, начальником смены кочегаров в которую стали назначать офицеров научно-испытательной части в звании не ниже майора. Остальной личный состав, в том числе офицеры и мичманы, были распределены на сборку этого трубопровода и на демонтаж замерзших участков системы тепловодоснабжения от водоподъема до поселка и по гарнизону.

Отвлекусь снова на бытовое восприятие происходящих событий. Помимо отсутствия воды совершенно неожиданно подкралась еще одна, далеко не пустяковая проблема. Практически весь жилой городок канализационные воды сливает на рельеф – или в озеро Шмидта, или в залив Гаврилова. Так вот, в отсутствие нормального непрерывного слива, а также в отсутствие в этом сливе горячей воды, стала постепенно замерзать канализация. Нашему подъезду повезло, у нас оказался какой-то индивидуальный слив, и мы, предвосхитив возможные последствия, на общем собрании мужчин решили сыпать в унитазы соль, топить снег и регулярно лить горячую воду. Благодаря этим мерам мы смогли сохранить канализацию подъезда в работоспособном состоянии и пользовались гальюнами, как нормальные люди. Чего нельзя сказать о большей части остального гарнизона. Для тех, у кого канализация замерзла, на улице установили дощатые туалеты. Честное слово – такие, которые у многих стоят на даче. По улице Фомина они стояли вдоль спуска к озеру на бруствере из снега. Естественно, что ими никто не пользовался, при первом же усилении ветра их благополучно повалило и разметало. Но помои в ведрах выносили и сливали туда же, под уклон к озеру. Потом, летом, когда уже все растаяло, весь этот склон засыпали хлоркой. Зрелище было не для слабонервных. А вот еще зимой идешь, бывало, вдоль дома и вдруг перед тобой падает обувная коробка, разлетаясь при этом, и ты понимаешь, что кому-то не хотелось идти с пятого этажа с ведром вниз, и этот кто-то решил проблему радикально. Простите меня за такой натурализм в повествовании, но из песни слова не выкинешь. К моменту появления «приличных» туалетов я уже свою семью вывез в Питер, мне дали 10 суток по семейным обстоятельствам. Поэтому все бытовые неурядицы меня мало трогали.

Мне была поставлена задача с командой матросов демонтировать замерзшую ветку теплоснабжения по 1-й площадке (площадка НИЧ). Целыми днями мы вскрывали короба, выпиливали трубы со льдом. Там где трубы были проложены в земле, мы долбили этот мерзлый грунт и выковыривали их. Во всех зданиях, которые были отключены от системы отопления, в первую очередь – в казармах, стали ставить печки-буржуйки. Оказалось, что на складах КЭС чуть ли не со дня основания полигона хранилось огромное количество этих печек. Вот сейчас они и пригодились. Все здания стояли, ощетинившись печными трубами, выведенными в окна. Внутри пахло, как на вокзале, при приличном ветре снаружи большая часть дыма оставалась в здании. Однажды произошел такой курьезный случай. Я заступил дежурным по части. Одна печка топилась в рубке дежурного, другая – в торце коридора. Весь первый этаж был в легком дыму. Открывается входная дверь. На пороге возникает мужик в лохматой рыжей шапке, черном полушубке, в унтах и без всяких знаков различия. В то время по площадке бродило много гражданских сантехников, сварщиков и т.д. Выйдя из рубки, я вопросительно (типа чего тебе надо?) посмотрел на мужика. Так же вопросительно, но с оттенком легкого удивления, он уставился на меня. Некоторое время он молчал, потом сказал:«Я – Касатонов!». Тут я поперхнулся, заорал: «Смирно!» и произвел соответствующий доклад. Оказалось, он прибыл проконтролировать проведение восстановительных работ у нас в части.

В ту зиму, как нарочно, погода не баловала. Все время балансировала в промежутке между «Вьюгой-3» и «Вьюгой-1», что, естественно, создавало дополнительные трудности. В период, когда начались масштабные работы по прокладке трубопровода от озера Гагачьего, на полигон прибыл новый командир контр-адмирал Виктор Алексеевич Горев. Принял он часть в очень непростое время. Сразу же окунулся в ремонтно-восстановительные работы. Виктор Алексеевич прибыл с Кольского полуострова, где до этого командовал соединением подводных лодок. То есть с Севером он был знаком не понаслышке, но (не хочу его обидеть) большей частью из прочного корпуса. И вот, в один из дней, когда была объявлена штормовая готовность «Вьюга-1», Виктор Алексеевич решил, что наши метеорологи сильно завысили фактические погодные параметры, что не способствует скорейшему проведению работ, и волевым решением снизил готовность до «Вьюги-3». После этого на ГТС-М отправился по местам работ, чтобы контролировать их проведение. В ходе этой поездки, где-то в тундре, он отошел в сторону справить нужду. После этого его искали в течение минут двадцати. В последующем Виктор Алексеевич с большим вниманием относился к рекомендациям метеорологов. Вообще новоземельская погода никогда не прощала вольного с ней обращения. Сколько было случаев, когда матрос в январе выходил вынести мусор, для чего надо было пройти 10 метров, а находили его уже в июне, за много километров от этого места.

Ближе к третьей декаде февраля был введен в строй трубопровод от озера Гагачьего до ТЦ. При запуске этого жизненно важного для поселка трубопровода старшими на его участках были назначены офицеры в званиях не ниже капитана, на вентилях – не ниже майора, в котельной подогревом воды руководил подполковник. Таким образом, были спасены от размораживания и сама ТЦ, и большая часть системы теплоснабжения гарнизона.

В начале марта практически вся НИЧ выехала в поселок Северный для продолжения подготовки очередного испытания. Тогда еще никто не подозревал, что испытание, проведенное 24 октября 1990 года, окажется последним в истории нашего государства. Бытовые условия в Северном всегда оставляли желать лучшего, но после того, что мы испытали в Белушьей Губе, они воспринимались на уровне номера люкс гостиницы «Метрополь». К нашему возвращению в Белушью в конце мая водовод от водоподъема до поселка был восстановлен. Однако полное устранение всех последствий аварии продолжалось еще не менее полугода, а может и больше.


СОВЕРШЕННО НЕПРОСТОЙ 1990-Й ГОД
Гринпис

Начало 90-х на Новой Земле характеризовалось такими же непредсказуемыми событиями, как и в целом по стране, тогда еще «в великом и могучем» Советском Союзе. После Чернобыля, нештатной ситуации на полигоне в штольне А-37А, на фоне развившейся повальной радиофобии и желания руководства страны выглядеть в глазах мирового сообщества «белыми и пушистыми» проведение ядерных испытаний стало весьма непростым делом. Сам процесс подготовки к проведению испытания, как был, так и остался сложным, высокотехнологичным, дорогостоящим. А вот на процесс принятия решения на проведение уже подготовленного испытания, помимо объективных факторов – таких как: готовность объекта, методик физизмерений, вспомогательных сил и средств, наличие необходимых метеоусловий и др. – стали оказывать влияние сугубо субъективные, как то: встречи глав государств, время поступления очередного транша кредитов, массовые выступления сторонников Олжаса Сулейменова (движения доморощенных «зеленых») и т.п. Вот о подобных «зеленых» и пойдет речь в этом рассказе.

Осенью 1989 года началась подготовка к проведению очередного испытания, которое должно было быть проведено в штольне А-13Н. Эта штольня располагалась на левом берегу реки Шумилихи, практически в прямой видимости от вертолетной площадки поселка Северный. Площадка КПА, с которой должны были управлять экспериментом, располагалась рядом с вертолеткой. Для доставки грузов, оборудования и испытателей к месту проведения работ через Шумилиху была построена насыпная дорога. Кабельная трасса КПА – ППА также была проложена через Шумилиху на металлических треногах. Штольня была длинная, имела в своем составе 7 концевых боксов, поэтому процесс подготовки занял значительное время. Штольня под забивку была сдана в конце ноября – начале декабря.

Подготовленная к испытанию, она стояла в ожидании с января 1990 года. Выезд в конце августа 1990 года был уже третьим по счету (выезд в марте, о котором было сказано в предыдущей части, оказался холостым). От начала подготовки эксперимента прошел год. А политическая ситуация все не складывалась должным образом, позволяющим провести испытание. Так как входа в штольню не было, работа по контролю состояния детекторов, кабельных линий и т.д. проводилась дистанционно из аппаратурных комплексов. Возможности заменить или исправить вышедшую из строя штольневую часть управляющей и измерительной схемы уже не было. Поэтому сохранности всех кабельных линий придавалось серьезное значение.

Где-то в середине сентября (точной даты не помню) ранним утром мы проснулись оттого, что начальник отдела объявил «боевую тревогу». Спросонья в голову полезли самые нехорошие мысли, начиная от всеобщего помешательства, заканчивая возможным крестовым походом Запада против агонизирующего Советского Союза. Через пару минут после общего построения в кают-компании ситуация прояснилась. Оказалось, что к границе территориальных вод напротив пролива Маточкин Шар подошло судно Гринписа. Маневрируя и уклоняясь от сопровождавшего его корабля погранвойск, судно спустило на воду несколько быстроходных надувных лодок, которые сразу бросились врассыпную. Две или три лодки понеслись в сторону пролива. Цели этих лодок, контингент, находящийся на борту, поставленные ему задачи, естественно, были неизвестны. Одной из наиболее вероятных целей представлялся срыв проведения подготовленного испытания. Самым простым способом ее достижения был вывод из строя неохраняемой по всей протяженности (порядка 4 километров) кабельной трассы КПА – ППА. Нам (личному составу научноиспытательной части) ставилась задача по охране и обороне этой трассы. Не очень понимая, кто же будет на нее посягать, какими силами и с каким вооружением (тем более что на тот момент мы, по-моему, еще не знали, что все это происки именно Гринписа), из строя задали вопрос о нашем вооружении. Учитывая, что как минимум у 50% личного состава имелись личные охотничьи ружья, было предложено использовать его по предназначению. В ответ последовал категорический запрет. На следующий довольно логичный вопрос: «А как же тогда оборонять кабельную трассу?» – последовал четкий военный ответ: «Задницами!». На том и разошлись для выполнения поставленной задачи.

Рассредоточившись вдоль трассы на сухих местах (в основном она шла через реку Шумилиху), мы стали наблюдать за подходами к ней со стороны пролива. Но никакого движения в нашу сторону замечено не было. Один раз со стороны пролива услышали что-то, напоминающее автоматные очереди. Но полной уверенности, что это именно автоматные очереди, у нас не было. Поохраняли мы в таком режиме часа два-три. Затем поступила команда на возвращение на базу. Вернувшись в гостиницу узнали о некоторых подробностях происшедших событий. Оказалось, что пара надувных лодок промчалась по проливу, причем одна из них дошла фактически до причала, где развернулась и ушла в обратную сторону. Автоматные очереди действительно были. Это поднятый по тревоге взвод охраны и обороны под командованием мичмана Мишина по команде командира открыл огонь поверх голов отчаянных «зеленых». Думаю, что по возвращении на свой пароход штанишки им пришлось сменить. А вот бравого мичмана компетентные органы потом долго мучили вопросами на тему, кто позволил ему дать такую команду. Он логично отвечал, что пытался задержать нарушителей государственной границы и режимной территории. После этого вышеназванные органы сочли за благо не муссировать данный вопрос далее.

Когда все лодки уже покинули акваторию пролива, а с пароходом разбирались пограничники, из Белушки прилетела группа захвата во главе с комендантом гарнизона Киевским Владимиром Степановичем. Все вроде бы успокоились. В это время находящийся в своем аппаратурном комплексе КП-РС (комплекс располагался на КПА и обеспечивал все виды связи руководству экспериментов) прапорщик Кищук производил мониторинг радиоэфира. Он и засек кратковременный выход в эфир чужой радиостанции и при этом определил, что выход был произведен с места вблизи поселка. Все, естественно, снова напряглись.

За достоверность следующей байки не ручаюсь, но рассказывали именно так. У причала стояла «Двина», какой-то матрос, праздно наблюдавший в дальномер за красотами северной природы, обнаружил на склоне горы за Шумилихой яркое пятно. Затем начался цирк. Матрос наблюдал за этим пятном, с телефона у вахтенного на трапе докладывали о перемещениях этого пятна дежурному по штабу руководства, помощник дежурного передавал эту информацию в радиорубку, а из радиорубки наводили на цель экстренно поднятый в воздух вертолет с группой захвата.
Когда вертолет завис над обнаруженной группой, последняя развернула какой-то антиядерный плакат и стала ждать пленения. По рассказу очевидцев задержания, публика была серьезно напугана и готова к любым действиям группы захвата, как то: укладыванию мордой в грязь, получению дубинками по разным частям тела и т.д., и т.п. Однако у нас, у русских, собственная гордость, нарушителям вежливо предложили проследовать в вертолет. Было их человек пять, включая одну даму. Самое интересное заключалось в том, что их целью якобы было противодействие проведению подготовленного испытания, но они «заблудились» и вышли к устью аварийной штольни А-37А (1987 г.).

Вся группа была доставлена в поселок Северный и препровождена в кают-компанию «адмиральской» гостиницы «Снежинка». Там происходил опрос (допрос). Я при этом не присутствовал. Переводчиками выступали Женя Сизов и Павел Попов. Подробностей их рассказов я уже не помню, но в памяти отложилось несколько моментов. Первый – все наши курящие товарищи категорически отказались от предложенных супостатами «Мальборов» и «Винстонов», а гордо курили свои «Беломоры» и «Примы». Пепельницы в этом помещении не были предусмотрены, поэтому наши свернули из обрывков бумажек фунтики, в которые и стряхивали пепел, а супостаты стряхивали прямо на пол. Их накормили шикарным обедом и даже со спиртным (по-моему, коньяком), что в условиях тогдашнего негласного сухого закона было за гранью реальности. После проведения всех формальных процедур и обмена какими-то сувенирами «зеленых» погрузили на стоящий у причала сторожевой корабль и отправили на свой пароход (или на пограничника).

На этом историю можно было бы и закончить. Но не тут-то было. Спустя некоторое время на полигон с очередным визитом прибыл начальник 6-го управления ВМФ вице-адмирал Г.Е. Золотухин. Он рассказал, что, по данным ГРУ, большая часть гринписовцев оказалась сотрудниками ЦРУ (или подобных организаций), они смогли на перчатках и одежде утащить малоактивные пробы с устья аварийной штольни, по которым американские специалисты сделали выводы. Это-то еще полбеды и не очень обидно – каждый выполняет свою работу. Но вот то, что в ряде американских и европейских СМИ появились интервью с участниками этого десанта, в которых они рассказывали о жестоком обращении с ними военных – вот это действительно задело.

Вот такая история произошла осенью 1990 года. Слава Богу, что она никак не повлияла ни на политическую ситуацию, ни на техническое состояние объекта и 24 октября 1990 года было произведено полномасштабное ядерное испытание в штольне А-13Н. Как выяснилось уже позже, это было последнее полномасштабное испытание в СССР.

С 1990 по 1995 год поселок Северный боролся за живучесть. Сначала, в связи в отсутствием испытаний, из него вывели части военных строителей, сократили персонал горняков из экспедиции № 2, в итоге в нем остались только военнослужащие испытательной станции и вертолетной площадки. Ветшало и разрушалось все, что не использовалось – склады, мастерские, БРУ, гостиницы испытателей. Только с началом проведения неядерновзрывных экспериментов в 1995 году Северный стал реанимироваться. Процесс реанимации, как это у нас бывает, растянулся на очень долгие годы, но это уже совсем другая история...