На новоземельских берегах

Губа Белушья

Что привело нас на Новую Землю? Маршруты в Белушьей.
Мыс Соколова. Антраксолит. Минералогические отвесы. Весенняя тундра.

В первых числах июля 1973 года я начал свои новоземельские геологические исследования маршрутами в районе губы Белушьей, прилетев сюда из Архангельска. На Южный остров Новой Земли нас привели прошлые работы на Вайгаче и Пай-Хое. Там мы установили ряд интересных зон различной минерализации, которые, казалось, тянулись сюда, на Новую Землю. А как можно было понять из не очень-то богатой новоземельской геологической литературы, на Южном острове Новой Земли встречались и ранее многочисленные проявления флюорита, медно-цинковой минерализации, очень похожие на вайгачские. После предварительной обработки вайгачских материалов у нас выработалась определенная схема минералогической зональности. Интересно и важно было проверить эту схему на Новой Земле, Южный остров которой представляет собой вторую половину одной и той же геологической структуры — Вайгач-Южноновоземельского антиклинория.

Поэтому-то в течение предшествующей зимы мы провели энергичную деятельность, чтобы организовать и подготовить Новоземельскую экспедицию. В подготовку экспедиции мы в полной мере вложили прошлогодний вайгачский опыт коллективной работы, и общий план работы экспедиции был во многом прошлогодний.

Юшкин Николай Павлович (1936 – 2012) — советский и российский геолог, минералог, академик РАН, доктор геолого-минералогических наук, директор Института геологии Коми научного центра Уральского отделения РАН (Сыктывкар) (1985–2008), заведующий кафедрой геологии Сыктывкарского государственного университета. Родился 20 мая 1936 года в деревне Иван-гора Калининской области в крестьянской семье. В 1955 году окончил геологоразведочное отделение Кировского горно-химического техникума. В 1965 году заочно окончил Ташкентский политехнический институт. В 1967 году Юшкин получил учёную степень кандидата и доктора геолого-минералогических наук. За три года Николай Павлович защитил вузовский диплом, кандидатскую и докторскую диссертации. Аналогов этому, пожалуй, в науке больше нет. Основные научные результаты ученый получил в ходе многолетних экспедиционных исследований. Он совершил около 50 экспедиций в различные районы России и мира, в том числе на Урал, Новую Землю. Опубликовал более 900 научных трудов. По результатам экспедиций издал несколько научно-популярных книг: "На островах Ледовитого", "Уральскими маршрутами", "Поднятие Чернова" и др. Здесь приведена глава "На новоземельских берегах" из его книги "На островах Ледовитого".

В составе экспедиции был тектонический отряд Н. Тимонина, который планировал изучение структуры и истории геологического развития острова. У этого отряда имелся новый вездеход, на котором он должен был пройти весь остров с севера на юг и сделать три его поперечных пересечения. М. Фишман проводил петрографические исследования девонских эффузивов. Покровы застывшей магмы тянутся по острову на сотни километров, вмещая разнообразное по типам медное оруденение, агаты, исландский шпат. Детальное изучение нескольких разрезов через покровы могло раскрыть генетическую природу оруденения. В. Чермных должен был с помощью микрофауны расчленить разрезы каменноугольных отложений в северной и центральной частях острова и собрать материал для палеогеографических реконструкций. В мою же задачу входили минералогические исследования рудных формаций и обобщение данных по рудной зональности, минералогической истории и минералогических перспективах острова. Работать я собирался на промысловой лодке "доре", специально сшитой для нас на судоверфи в Соломбале и переоборудованной для дальних переходов в Сыктывкаре на Вычегодском судостроительном заводе.

После переоборудования наша "дора" представляет собой довольно солидное судно. Крепкий деревянный корпус с изящными обводами, покрашенный в серо-стальной с голубоватым оттенком цвет. Длина около девяти метров, ширина — 2,7, высота 1,1 метра. Носовая часть покрыта палубой, под которой небольшой якорный отсек, а больше половины лодки занимает вместительная каюта с большими иллюминаторами и выходами к носу и корме. В каюте широкие скамейки, шкафчики, место для печурки. В кормовой части, над двигателем, высокая рубка. Рулевое управление выведено на штурвал, здесь же автоматика управления двигателем, ручная помпа. Рубка покрашена в белый цвет. На ней яркая эмблема нашего института с кварцевой друзой и геологическим молотком, которая в любом месте сразу же собирает земляков-сыктывкарцев. Крыша каюты и рубки, затянутые ревендуком, ярко-красные, чтобы хорошо было видно с воздуха на всякий случай. На невысокой мачточке топовый огонь, каюта и рубка тоже электрифицированы. На борту надежные якоря, хороший шлюпочный компас, полный набор крупномасштабных лоцманских карт. Все сделано в соответствии с самыми строгими требованиями и одобрено многочисленными судовыми инспекциями. Имеется полный набор спасательных средств — спасательный плот, круги, жилеты, средства сигнализации, даже дополнительный подвесной мотор. "Дора" может поднимать груз в три тонны, осадка при этом не больше девяноста сантиметров. Мощность дизельного двигателя 20 лошадиных сил, скорость около 6 узлов. Словом, для такого отряда, как наш, лучшего плавсредства не придумать.

В ожидании отрядов, еще не выбравшихся из Архангельска, мы с А. Асхабовым плотно исходили и детально изучили систему полуостровов между губой Белушьей и заливом Рогачева. Это очень интересный район, и привлекал он меня давно. Дело в том, что по моим представлениям именно сюда входит зона разломов глубокого заложения, которая тянется через весь Южный остров с Вайгача, а скорее всего и еще дальше, с Пай-Хоя. По этой зоне неоднократно поднимались с глубин перегретые, так называемые гидротермальные растворы. Они глубоко изменяли окружающие породы, перекристаллизовывали их, из этих растворов в полостях открытых трещин, в кавернах, в порах кристаллизовались новообразованные минералы. Эти-то растворы, когда они несли рудное вещество, в благоприятных условиях и формировали зоны рудной минерализации.

Между губой Белушьей и заливом Рогачева выходят наиболее высокие участки зоны разломов, наиболее удаленные от ее корневых частей, от очагов поступления растворов. Поэтому здесь сформировались особенные, самые низкотемпературные типы минерализации, которых мы не встречали на Вайгаче. Так, на мысе Соколова давно были известны жилы сильно метаморфизованного битума, антраксолита, близкого уже к графиту. Это вещество в столь больших количествах нигде в районе не встречалось. Естественно, что первый же свой маршрут мы проложили через мыс Соколова (на старых картах и в старой литературе он называется мысом Сокол, на новых — мысом Соколова). Жилы с антраксолитом нашли сразу — их много, они хорошо обнажены. Как я и ожидал, жилы эти приурочены к зоне разломов и залегают среди измененных перекристаллизованных известняков. Антраксолит сопровождается крупнокристаллическим кальцитом, но отлагался он в полостях жил или пустот несколько позже кальцита. Это самый поздний минерал. Кроме того, антраксолит встречается в виде сплошных гнезд или образует тонкую вкрапленность в известняках, как бы пропитывая их. Внешне антраксолит похож на черную смолу. Он смоляно-черный, блестящий, хрупкий, легко раскалывается, образуя неровные поверхности, не загорается от спички и не плавится в отличие от смол и нефтяных битумов.

Кроме антраксолита, в зонах переработки вмещающих пород встречаются многочисленные трещины и пустоты, стенки которых покрыты крупными прозрачными кристаллами кальцита. Однажды нам очень повезло. В одном из береговых обрывов в кальцитантраксолитовой зоне мы встретили систему пустот размером в несколько десятков сантиметров с корками кальцита и пирита на стенках. Но это были не обычные кристаллические корки. Кристаллы кальцита были собраны в сосулькообразные сталактиты, между ними с кровли пустоток свисали нитевидные гирлянды из маленьких кристалликов пирита. Немного дальше раскопали еще одну такую систему гнезд со сталактитами, с которыми долго и увлеченно возились.

Почему же нас так обрадовали эти сталактиты? Дело в том, что на форму сталактитов в процессе их роста накладывает резкий отпечаток сила тяжести, и ось каждой сталактитовой сосульки фиксирует вертикаль времени минералообразования. Сталактиты являются своего рода минералогическими отвесами. По взаимоотношениям минералов мы установили, что кальцит в этих пустотах почти синхронен антраксолиту, следовательно, мы могли узнать направление силы тяжести во время формирования жил. Затем путем серии реконструкций прикинуть это время. После многочисленных замеров и вычислений жилы у нас получились довольно молодыми, моложе, чем мы ожидали, но и последующие материалы подтверждали это первое наблюдение.

Мы провели детальную минералогическую съемку полуострова, в процессе которой плотными маршрутами исходили всю тундру между двумя заливами. А тундра здесь настоящая арктическая, не похожая на вайгачскую. Здесь нет сплошного растительного покрова, только в узких глубоких долинках тянутся зеленые полоски скудной болотной травки. А на склонах и вершинах горы — серая песчанистая глина, перемешанная со щебенкой и как бы причесанная граблями. Это следы ветра.

Зато на голых склонах гор особенно резко бросаются в глаза колонии ярких низкорослых цветов — голубых, белых, розовых, желтых. Колонии похожи на микроклумбочки диаметром около десятка сантиметров. Такие микроклумбочки равномерно разбросаны по склонам гор, и когда они в самом цвету, издали кажется, что горы покрыты сплошным ковром цветов. Среди всех цветов и количеством, и яркостью, и величиной, и ароматом выделяются незабудки.

Из древесных растений встречается только один ивняк, да и то в низинах. Кустики ивы скорее похожи на траву, чем на кусты. Их высота меньше десяти сантиметров, листики маленькие-маленькие, но вширь куст, особенно старый, может разрастаться сильно. Иногда диаметр такого куста достигает метра, его стелющийся ствол причудливо изгибается, иногда уходит под землю, потом снова выныривает. Один или два раза встречали мы "высокие" кусты ивняка, до 30 сантиметров; правда, это было на юге острова.

Погода в июле стояла чудесная, самая маршрутная. Она, конечно, менялась в день по несколько раз. С утра мы, скажем, загорали, ходили без рубашек, а к обеду поднявшийся северный ветер заставлял доставать из рюкзака меховые жилеты и летные шлемы. Но зато не было ни одного дождливого дня, ни один туман не испортил нам маршрутов. Ветры все-таки были не частые, обычно стоял штиль, море лежало, как зеркало.

Тысячи уток покрывали ровную гладь, черные точки виднелись далеко в море, насколько хватало глаз. Среди них выделялись крупными пятнами белые чайки. Иногда недалеко от берега можно было видеть, как они вытаскивают мелкую рыбешку. Чайки нередко теряли свою добычу, и мы находили на снежниках небольших рыбок. На каждом из озер отдыхала стайка гусей, которые еще не собирались в гигантские стаи, и одна или две лебединые семьи. Несколько раз перед нами, когда мы работали на береговых скалах, появлялись потешные мордочки нерп. Любопытные нерпы потом долго провожали нас вдоль берега.

И вот, наконец, 26 июля в Белушьей губе появился теплоход "Селенгалес". Мы увидели его, когда заканчивали очередной маршрут. Это был по нашим подсчетам последний маршрут, дальше пора было уходить в другие районы. Теплоход, который привез и наш груз, и "дору", был очень кстати.

"Дору" спустили за борт ночью. Она вся рассохлась, так как еще вообще не бывала в воде, по многочисленным щелям в лодку хлынули струи воды. Пришлось полузатопить ее около берега и ждать, когда "дора" размокнет. Через полтора дня воду вычерпали, ее было не менее двенадцати кубометров. Лодка течь перестала, вода только тоненькими струйками сочилась кое-где из трещин, но с нею уже легко справлялась ручная помпа. Лодка была на плаву, и рядом с гигантским теплоходом она казалась какой-то игрушечной. Но лодка нормально плавала, на ней нормально работал двигатель, прочищенный и отрегулированный нашими мотористами. Тщательно проверили все системы, загрузили продукты и снаряжение, подняли две бочки горючего, полностью подготовились к далеким маршрутам.

На острове Междушарском

Выход из губы Белушьей. Наша квалификация. Губа Валькова.
Маршрут, зоны перекристаллизации. Растительность и животный мир.

Двадцать шестого июля в 5 часов после полудня мы вышли из губы Белушьей. Нас четверо. Со мной мои сотрудники по лаборатории: Юра Ромашкин, Володя Каликов, Асхаб Асхабов, ставшие на время экспедиции и матросами, и коллекторами, и поварами, и дробильщиками, словом, универсалами.

Лодка идет довольно ходко, высокие берега губы Белушьей быстро плывут назад, за кормой остается белый пенящийся след. Но след, к сожалению, не прямой, вьется змейкой. Юра Ромашкин, наш капитан, первый раз в жизни держит в руках штурвал, и лодка не очень-то еще послушна, рыскает. Не только для капитана, но и для всего нашего экипажа, для всех четверых, это первое самостоятельное плавание. Самые опытные из нас в лучшем случае ходили по воде в роли пассажиров, а то и вообще не ступали на борт никакой водоплавающей посудины. Зато за плечами у каждого зимний курс теоретической подготовки и настоящие экзамены на права судоводителя; у каждого новенькие судоводительские удостоверения.

Мне, правда, что-то не очень хочется вспоминать эти экзамены. Кое-как угадав, как я буду расходиться на реке с сухогрузом, ответив что-то похожее на правду об ограждении мелей, я потом долго и бесполезно водил указкой по плакату, пытаясь разъяснить систему подачи горючего в двигатель. Зато за соседним столом Асхаб бойко отвечал на любой вопрос.

— На каком бензине работает лодочный мотор "Вихрь"?

— На лучших сортах авиационного бензина!

Преподаватель к соседу:

— А вы как думаете?

— На семьдесят шестом...

— Так что же получится, — это снова к Асхабу, — если вот так каждый будет заправлять по-своему?

Асхаб только чуть задумывается:

— Нет уж, пусть лучше все заправляют авиационным.

Вот так, примерно, мы сдавали, "срезались", доучивали и переучивали, но все же в конце концов терпеливые инструкторы довели нас до кондиции, и на руках у нас оказались зелененькие книжечки с осводовским гербом, утверждающие, что мы имеем право водить маломерные суда. Само собой разумеется, что не только имеем право, но и можем водить, в чем сами мы не очень-то были уверены. Но тем не менее мы уверенно и красиво плывем по Баренцеву морю у берегов Новой Земли.

Переход на сегодня невелик: для начала около 25 километров. Цель его — губа Валькова на острове Междушарском. Это узкая губа длиной около пяти километров и шириной один километр, не очень глубокая. Раньше сюда, видимо, заходили промысловики, так как у входа в губу видны развалины охотничьей избушки. А сейчас здесь не видно ни единого человеческого следа.

На острове Междушарском я хотел подсечь те зоны перекристаллизации каменноугольных известняков, которые оказались столь интересными на мысе Соколова. Эти зоны по идее должны протягиваться сюда, на узкую перемычку между одним из заливов губы Кривой и губой Валькова.

Мы направились на изгиб губы Кривой, где на карте была обозначена серия скал, тянущихся вдоль берега в субширотном направлении почти на четыре километра. Здесь, следовательно, можно ожидать сплошное четырехкилометровое обнажение. Так и оказалось. Почти сразу же мы с Володей Каликовым вышли на зону кальцитизации, насыщенную антраксолитом, которая ничем не отличается от такой же зоны на мысе Соколова. С небольшой вершины было видно, что эта зона прослеживается далеко на север белыми высыпками по горбу хребта, тянущегося вдоль побережья.

Остров Междушарский выглядит весело и приветливо, особенно сейчас, в хорошую погоду и в пору самого пышного расцвета всей арктической природы. Темные сланцевые склоны невысоких холмов покрыты яркими пятнами цветов, а в узких долинах можно найти даже сплошные зеленые лужайки. На одной из лужаек наше внимание привлекли яркие цветы душистого горошка, которого мы нигде раньше на Новой Земле не встречали. Мы увидали здесь и первые "деревья" кусты стелющихся карликовых ив высотой не более 15 сантиметров, расползшихся пятнами до 2 метров диаметром.

На острове удивительно много дичи. Едва отойдя от лагеря, мы наткнулись на гусиный выводок. Гусята уже большие, бегают быстро, но один зазевался, и я накрыл его шапкой. Гусенок не очень испугался, попав в руки, а когда я его отпустил, не торопясь заковылял по галечниковому пляжу. Стаи гусей от пятидесяти штук до трех сотен мы спугивали несколько раз и в губе Валькова, и в губе Кривой. Очень много уток. На каждом озере одна-две пары лебедей с выводками. В небольшом заливчике между островом Валькова и полуостровом Валькова на отмели наткнулся на стайку из семи нерп. Они лежали на песке и, казалось, дремали, но едва я приблизился, быстро сползли в воду. Очень много на острове песцов, буквально осаждающих наш лагерь.

Дежурить в лагере оставался Асхаб, и к нашему приходу он сварил такой великолепный суп-харчо, что никто не мог удержаться от комплиментов. За ужином заметили, что на противоположный северо-восточный берег губы Валькова вышло большое стадо оленей. Я насчитал в бинокль 27 голов. Мы и потом встречали оленей почти в каждом маршруте, причем стада были и побольше этого. Так что остров Междушарский — олений край.

Маршрут нашего новоземельского вояжа почти полностью совпадал с маршрутом последней новоземельской экспедиции полярного исследователя В. А. Русанова, когда он в 1911 году на моторно-парусной лодке "Полярная" обошел весь южный остров Новой Земли. Да и его лодка похожа на нашу "дору" — "...5 тони водоизмещения, 32 фута длины, 8 футов ширины и 3 фута углубления у кормы, ... керосиновый моторный двигатель системы "Болиндер" в 5 лошадиных сил". Все то же, только у нас двигатель помощнее 20 сил. И я довольно часто заглядывал в дневник В. А. Русанова, чтобы представить, что нас ожидает. А потом мы с Н. И. Тимониным внимательно изучили и проанализировали материалы новоземельских экспедиций В. А. Русанова и были просто поражены, как точны были наблюдения этого ученого, как оправданны его прогнозы.

Так вот о Междушарском В. А. Русанов пишет: "Никто из нас на острове Междушарском не видел оленей, хотя мы встречали много старых оленьих следов. Вероятно, оленей можно было бы найти внутри острова, на котором, по-видимому, возможно и оленеводство, хотя едва ли в широких размерах ввиду скудости растительного покрова".

С тех пор ситуация изменилась, и, по моему мнению, остров Междушарский — очень удачный полигон, по крайней мере, для летнего свободного откорма оленей.

Губа Тайная и Медный полуостров

Отклонение от курса. Губа Малая Тайная. Полуостров Медный.
Встреча с отрядом М. В. Фишмана. История Медного. Самородная медь.

По разработанному ранее плану из губы Валькова мы должны были пройти через пролив Костин Шар на полуостров Медный, но решили заглянуть вначале в губу Малую Тайную. Из литературы я знал, что на Медном полуострове тела самородной меди лежат в сильно измененных базальтовых покровах, и не исключено, что кристаллизация меди связана как раз с высоко температурным изменением, метаморфизмом этих диабазов. А если это так, то для выяснения генезиса месторождения мы должны знать, что же представляют собой неизмененные базальты, иметь эталон что ли, с которым сравнивать меденосные породы. И я подумал, что прежде чем заниматься Медным, надо запастись таким эталоном. По картам я прикинул, что покровы, которые обнажены в районе губы Тайной, пожалуй, находятся дальше всех от тектонически активных зон, и метаморфизм их мог не захватить. Вот туда мы и проложили по лоцманской карте наш курс.

В 12.20 мы пришли к намеченной точке, пройдя за три часа 28 километров. В конце губы, на ее восточном берегу, нашли маленькую бухту. В ней никакой ветер не страшен, и на галечниковом прибрежном пляже мы устроили очередной лагерь. Единственный недостаток — нигде ни полена плавника. Придется варить еду на паяльных лампах.

Место для разреза оказалось очень удачным. Диабазовая толща здесь смята в складки, выходы потоков повторяются несколько раз, если что и пропустишь в одном разрезе, подсечешь в другом. Обнаженность прекрасная. Мы подробно задокументировали строение потока, составили детальное описание, отобрали пробы и образцы для лабораторных исследований. К вечеру у меня был тот эталон, который я хотел иметь перед полуостровом Медным.

С вершин открывается прекрасный вид на окрестные горы, путаницу губ, лагун и озер. Но вид этот красив не только ландшафтом, а и геологией. Километров на двадцать во все стороны можно проследить каждый базальтовый покров, каждую складочку. Я затратил пару часов, чтобы внести коррективы в геологическую карту, которая довольно далека от истины.

Утром 30 июля стоял полный штиль. Мы пораньше свернули лагерь и запустили двигатель. В маленьких бухточках на воде лежал туман, но проливы были открыты. Полтора часа выходили из лабиринта проливов, пока не вошли в длинный и прямой желоб пролива Узкого. Слева — высокие черные безжизненные берега главного острова, справа — зеленый и приветливый остров Собачий. В узком устье губы Нехватова промелькнул нежилой домик, и опять начался такой же пролив. Теперь справа уже другой остров — остров Тимофеева, потом остров Богданова. В общем, идем по проливам, как по каналу, не меняя курса.

Мы решили не терять времени и не останавливаться на обед. Юра на примусе сварил кофе и разогрел оставшийся от вчерашнего ужина суп. По очереди спускались в каюту, чтобы наскоро перекусить. Кто-то один все время на штурвале, другой — с картой. Время от времени приходится вставать к помпе и откачивать накопившуюся воду.

На полуострове Медном мы должны были встретиться с отрядом М. В. Фишмана. Еще издали внимание привлекли белые пятна на берегу залива. Не палатки ли? Присмотрелись в бинокль. Да, действительно, лагерь. Скоро оттуда пальнули ракету, заметив наше приближение.

Фишманский лагерь вырос вдвое после того, как мы поставили наши палатки. Наши коллеги здесь живут вполне комфортабельно. В одной из палаток устроена баня, которой мы сразу же воспользовались.

Полуостров Медный — это минералогическая жемчужина Новой Земли. Его "лицо" составляет месторождение самородной меди, очень интересное для минералога своими минеральными ассоциациями, своим происхождением. Изучено оно крайне поверхностно. В 1911 году промышлявший здесь ненецкий охотник Павел Немчинов обратил внимание на медную зелень, покрывающую камни в развалинах некоторых хребтов, и на проволочки меди, появляющиеся иногда на поверхности изломов. Этой находкой серьезно заинтересовался работавший здесь инженер-топограф Свицин, который не только сам поверил в перспективность района, но и убедил в этом архангельских предпринимателей. Почти сразу же вслед за находкой было создано Новоземельское горнопромышленное акционерное общество, которое уже в следующем 1912 году снарядило довольно крупную экспедицию для тщательной ревизии этих проявлений. Экспедицией руководили профессор Л. П. Иванов и доктор Ф. В. Фойт. Экспедиция провела схематическую съемку полуострова и дала перспективную оценку медной минерализации. Опираясь на эти данные, акционерное общество даже выпустило акции на три с половиной миллиона рублей и продолжило разведку летом 1913 года. Было пройдено много канав, несколько шурфов, несколько скважин, штольня.

Потом первая мировая война, революция, гражданская война, годы разрухи надолго прервали геологические исследования. Они возобновились в 1931-1932 годах. На полуостров прибыла Новоземельская экспедиция Союзгеоразведки под руководством Чернышева. После этого медное месторождение остается полузабытым, и проблема меденосности — нерешенной.

Полуостров сложен двумя базальтовыми хребтами, Первым и Вторым, с глубокой долиной между ними. Это два крыла антиклинальной структуры. Мы обошли оба крыла, так как медная минерализация известна и на Первом, и на Втором хребтах. Целый день копались в старых отвалах и лазали по старым выработкам, разбираясь в особенностях месторождения. Выработки с начала века сохранились хорошо, отвалы свежие, как будто только отсыпаны. Хорошо сохранилось везде дерево — черенки от лопат, ручки от молотков, крепь. А вот металл разрушается полностью. Если черенок от лопаты еще настолько крепкий, что хоть сейчас снова насаживай, то ее лезвие превратилось в кучку ржавчины. У тяжелой старинной бадьи, валяющейся около шурфа, поржавела и осыпалась вся оковка, а деревянный корпус еще как новенький.

Следующий день мы тоже полностью посвятили осмотру медной минерализации. Она, действительно, оказалась генетически связанной с высокотемпературным преобразованием базальтов. Скопления самородной меди приурочены к линзам пород, превращенных почти в сплошной эпидот. Эти своеобразные вторичные породы зеленого цвета с темными глазками породообразующего минерала амфибола названы пропащитами. Название породы идет от названия губы Пропащей, ограничивающей Медный полуостров с востока. Медь насыщает пропащиты тонкой вкрапленностью, встречается в виде проволочек, пластинок, желвачков, крупных самородков весом до килограмма. Пропащитовые линзы как бы нанизаны на зоны дробления, которые являлись путями движения рудоносных растворов, сбрасывавших свой медный "груз" в результате взаимодействия с базальтами.

Тот материал, который мы здесь собрали, те данные, которые получил М. В. Фишман, должны после их камеральной обработки помочь разобраться в природе оруденения и перспективах меденосности.

Алебастровые острова

К Алебастровым островам. Ангидритовая толща. Карстовый ландшафт. Бугры вспучивания. Авария.

Я боялся, что довольно крепкий ветер, рвущий палатки вот уже два дня, задержит нас на Медном, не даст выйти в море. Вчера, например, он сорвал с якоря "дору" и прижал ее плотно к берегу. С такой ситуацией мы столкнулись впервые. Пришлось провозиться больше двух часов, снять на берег бочки с горючим и часть груза, вымокнуть до ушей, прежде чем удалось отвести лодку от берега на глубокую воду. Но ночью ветер стих, и утро 2 августа встретило нас штилем.

Идти нам сегодня не далеко, до Алебастровых островов. Это всего около восемнадцати километров. Мы идем по извилистому проливу между главным островом и островом Круглым, где косы с обоих берегов, как пальцы сцепленных рук, заходят друг за друга, и надо найти фарватер в этом лабиринте. Но у нас великолепные карты, небольшая скорость, отличная способность маневрирования, сами мы как начинающие судоводители очень внимательны и осторожны, так что все обходится очень хорошо.

Алебастровые острова — это система скал, соединенных между собой галечниковыми косами-пересыпями длиной до полутора километров и шириной пятьдесят - сто метров. Между скалами тянутся, как правило, две почти параллельные узенькие косы, между которыми зажаты лагуны.

Средний островок, бросающийся в глаза снежно-белым цветом своих скал, примечателен тем, что сложен он ангидритом. Из-за него-то мы и стремились сюда. Больше нигде на Крайнем Севере Европы выходы ангидрита не известны, и мы не упустили возможности осмотреть их. Привлекало нас еще и то, что ангидритовый горизонт был почти не изучен, даже пласт этот считали гипсовым, поскольку единственная проба, химический анализ которой был выполнен, была взята из измененной зоны.

Однако прежде чем приступить к внимательному осмотру гипсовой толщи, мы долго копались в подстилающих ее и перекрывающих породах. Ими являются темные слоистые известняки. В подошве удалось найти фауну — раковины брахиопод, кораллы, а в кровле — мелкие раковины фораминифер и определить по ним возраст пород. Ангидриты были взяты, таким образом, в "вилку". Возраст их оказался серпуховским, более молодым, чем считалось раньше.

Разрез поставленной "на голову" ангидритовой толщи хорошо виден в обрывах на восточном берегу островка. Сверху ангидритовый пласт как бы покрыт горизонтальнослоистой гипсовой "шляпой" трехметровой мощности, образующейся в результате выветривания и гидратации ангидрита. "Шляпа" хорошо отличается от ангидрита вот этой горизонтальной слоистостью и некоторой рыхлостью.

Очень своеобразной является поверхность сульфатного острова. Она лишена какой-либо растительности и имеет совершенно плоскую, даже вогнутую форму. На ней развивается настоящий карстовый ландшафт. То там, то здесь встречаются небольшие карстовые воронки и карстовые ванночки. Но самой интересной формой рельефа являются бугры выпучивания. Возвышаясь на метр-полтора над поверхностью острова, они резко выделяются на фоне грязноватой гипсовой корки своим снежно-белым цветом. Бугры внутри полые. Во многих часть кровли обрушилась, и образовалось небольшое отверстие, через которое можно проникнуть внутрь бугра. Попадаешь как бы в каменную палатку, в которой, я думаю, можно неплохо укрыться от непогоды.

Образование полых бугров связано с приповерхностной гидратацией ангидрита. Ангидрит — это безводный сульфат кальция, а гипс — водосодержащий. При переходе ангидрита в гипс в результате присоединения двух молекул воды объем породы увеличивается почти на семьдесят процентов. Гипсовые слои удлиняются, скользят поэтому друг по другу, выгибаются, выпучиваются. Этим выпучиванием и компенсируется приращение объема.

Здесь мы провели два дня. Дело было в основном завершено, и пришла пора покидать Алебастровые острова. Но нас постигла неудача и довольно серьезная. Только мы загрузили лодку и подняли якорь, обнаружилось, что забыли на берегу веревку. Юра слегка приткнулся лодкой к берегу, в это время Володя соскочил на гальку и подхватил веревку; тут выпал багор, я выскочил за багром. Лодку после каждого из этих прыжков удавалось отводить от берега, но последний раз Юра не успел дать вовремя задний ход, и набежавший вал развернул "дору", припечатал ее бортом к косе. Каждый следующий удар волны выжимал ее все дальше и дальше на берег.

Мы залезли почти по горло в воду, вооружились вагами, подводили их и под корму, и под киль, но ничего не могли сделать. Часа четыре не вылезали из холодной воды. Выдохлись основательно, уже не было сил, чтобы подвести под киль бревна. Еле-еле передвигая ногами, завели под борт толстые лесины — распорки, вкопав их концы в берег. Теперь уже волна не могла дальше выжимать "дору". Развели на берегу костер, чуть-чуть подсохли, подкрепились чайком.

А ветер крепчает и крепчает, перешел в шторм. Снова поставили палатку. Настроение отвратительное — мы в очень тяжелом положении. Помощь нам скоро не придет, до контрольного срока еще долго. Да если и подойдет какое судно, приблизиться к острову ближе чем на километр оно не сможет, мелко. Так что о механическом способе снятия "доры" и думать не приходится. Надеяться мы можем только на себя.

Еще раз обсудили ситуацию и пришли к выводу, что в шторм мы ничего сделать не сможем. Надо ждать, когда ветер немного утихнет или хотя бы сменит направление. Потом можно будет подкопаться, подвести бревна и потихоньку спустить "дору" к воде.

Прошли день и ночь, наступил второй день. Шторм не перестает, но если вчера волны шли косо к ветру, то сегодня они идут по ветру, то есть вызываются только местным ветром, и можно надеяться, что если спадет ветер, они улягутся. На душе стало чуть поспокойнее. К вечеру ветер, не стихая, сменил направление на восточное. И хотя волна не меньше, но ветер уже дует не прямо в борт осушенной лодки, а под углом около сорока пяти градусов. Самой высшей точки достиг прилив, и вода подошла к лодке. Мы решили опять попробовать оттолкнуть лодку.

Все усилия сосредоточили на носу. Под вагами нос лодки чуть подается, передвинется сантиметра на два после каждого рывка, но потом набежит волна побольше и бросит его на старое место. Разделились: двое работают рычагами, а двое подводят бревна, фиксируя завоеванные позиции. Так удалось завести нос в воду, а как только перевели его через ветер, лодка стала разворачиваться сама. Пришлось даже удерживать ее перпендикулярно берегу веревками. Теперь на суше только корма, утяжеленная двигателем. Но волна, бьющая уже не в борт, а в нос, раскачала лодку, она оказалась на плаву.

Отвели ее подальше от берега, поставили на якоря. Прямо гора с плеч. Несмотря на усталость, на позднее время, на шторм, быстро-быстро загрузили лодку, запустили двигатель и ушли в волну. Лишь бы не оставаться у этого берега, доставившего нам столько забот.

От Башмачной до Русанова

Ожидание погоды в Башмачной. Маршруты к губе Раковой.
Следы трагедии. Встреча отрядов. Переход в губу Русанова.

В Башмачную губу мы зашли, чтобы забрать оставленное для нас горючее. Заодно провели небольшую профилактику двигателя, к работе которого уже успели присмотреться. На все это ушло совсем немного времени, и мы готовы были следующим утром выйти в море.

Сразу выйти, однако, не удалось. Вода, спокойная в бухте, оказалась совсем неспокойной в Костином Шаре, хотя и ветер, кажется, был не очень сильным. Едва мы вышли из горла губы, нас встретила такая встречная волна, что "дору" как щепку бросало в глубокие ямы, подбрасывало на высоченные гребни. Волны перехлестывали через рубку, казалось, вот-вот захлестнут совсем. Едва успеваем откачивать воду, работая и на помпе, и ведрами. Рисковать не стоит. Надо возвращаться.

Пришлось простоять до полуночи, пока мы решились на вторую попытку. На этот раз море встретило ласково. Волна упала, водная гладь совершенно спокойна. Полуночное солнце вырисовало на ней пурпурную дорожку, которая бежит вместе с нами, слегка морщась у бортов лодки. Идем довольно ходко. Через час после выхода обогнули далеко выступающий Башмачный Нос, резко изменили курс с северо-западного на юго-западный, чтобы обойти мыс Черный.

В 1911 году мыс Черный и венчаный им полуостров привлекли внимание В. А. Русанова, который посвятил им несколько страниц в своем дневнике. Его воображение волновали полуразрушенные кресты со стертыми надписями, которые он здесь встретил. "В разных местах под крестами я насчитал тринадцать могил, скелетов и черепов. Могилы разрушились. Кости рассыпались. Черепа лежали на земле... Ушел ли отсюда живым хоть один человек? Почему разбросаны черепа?.. Старые, повалившиеся кресты не хотят рассказать свою тайну"... Сейчас ни крестов, ни черепов не видно.

За мысом Черным мы еще раз изменили свой курс на юго-восточный и пошли вдоль берега. К югу от Савиной Ковриги рассыпались острова Мучные. Их название идет еще от Баренца. Он высаживался здесь в 1593 году, во время первой своей экспедиции. Голландцы нашли здесь три избы, вокруг которых валялось много бочек. Нашли и несколько кулей муки, зарытых в землю. Должно быть, в то время здесь энергично промышляли архангелогородцы или пустозерцы.

Переход сегодня был один из самых длинных. Прошли семьдесят километров, затратив на путь шесть часов. Скорость тринадцать километров в час, очень приличная для нашей посудины. Позавтракав и чуть отдохнув после ночного перехода, пошли с Володей Каликовым в маршрут. Вышли к губе Раковой. Вероятно, она названа так не зря — скалы по ее берегам усеяны белой известковой крошкой. Это обломки панцирей мелких крабов, которых затаскивают на скалы и разбивают чайки. Кроме крабов, губа отличается огромным количеством медуз, красно-бурыми хлопьями буквально насыщающих мелкие бухточки и расщелины.

В одной из расщелин под двадцатиметровой скалой на узкой полоске галечника мое внимание привлекло голубое пятно. Когда подошел ближе, удалось рассмотреть, что это полузасыпанная галечником "казанка" с помятой кормой. Около нее валяются весла и разорванная резиновая лодка. Вероятно, это и есть следы разыгравшейся здесь в начале года трагедии, о которой нам рассказывали моряки.

Два любителя рыбной ловли в одной из экспедиций в штилевую погоду решили на резиновой лодке поставить сети. Не успели они отойти и сотню метров от берега, как неожиданно, а здесь такое бывает часто, поднялся ветер и потащил их в море. Это увидал один из рабочих. Он стащил "казанку", лежавшую на берегу, прихватил весла и стал догонять резинку. Догнал он ее быстро, рыбаки перелезли в "казанку", затащили туда и резиновую лодку. Но шторм уже стал таким сильным, что даже на "казанке" не удавалось выгрести к берегу. В море теперь уносило троих, и никто им помочь не мог: на берегу не оставалось больше лодок.

Рыбаков нашли через несколько дней — вот здесь, в Раковой, больше чем за полсотни километров от того места, от которого их унесло. Все они погибли, как считают, от переохлаждения. Дольше пятнадцати минут ледяной воды человеческий организм не выдерживает. И вот лежат здесь эти лодки как грозное предупреждение против легкомысленного отношения к морю.

На следующий день опять ходили в Раковую, на этот раз с Асхабовым. Особый интерес в губе Раковой представляет флюоритовая минерализация. Флюорит встречается здесь по всему северо-восточному берегу в полосе в несколько сотен метров шириной. На некоторых участках встречаются жилы, сложенные почти чистым флюоритом с богатой вкрапленностью цинковой обманки, встречаются блоки известняка, сплошь пропитанные флюоритом. Нагрузились образцами так, что еле-еле добрели до лагеря.

А в лагере неспокойно. Пока мы были в маршруте, разгулялся сильный шторм, причем ураганный ветер гонит гигантские водяные валы как раз с той единственной юго-западной стороны, с которой наша губа открыта. И весь вечер, всю ночь, весь следующий день мы были заняты изнуряющей борьбой со штормом. Якорь "дору" не держит, она прямо на глазах дрейфует к берегу, и вот-вот ее выбросит на бар, как это уже было на Алебастровых островах. Когда мы были в маршруте, Володя с Юрой размотали стальной тросик и привязали судно к выдающемуся в море небольшому каменистому мыску. Этим положение "доры" удалось на некоторое время стабилизировать. Потом ветер слегка изменил направление, трос перестал помогать. Осталось только одно. Ребята сбросили в воду резиновую лодку и попытались подтянуться на ней к борту "доры". Резинку бросало, как перышко, от первой же волны оба вымокли до нитки, но за несколько рывков удалось подойти к "доре" и перебраться на борт. Завели двигатель, отошли подальше от берега и снова бросили якорь. А дальше эта операция повторялась бесчисленное количество раз. К вечеру вдруг сорвался густой дождь, который лил около часа. После дождя ветер стал слабеть, а потом и стих окончательно. Ночь, наконец-то, прошла спокойно.

Утром 9 августа пошли в губу Черную. Там на 10 августа назначена контрольная встреча всех трех наших отрядов — фишманского, тимонинского и моего, которые придут туда каждый своим путем или по суше, или по морю. У нас нет никаких средств связи, и вот эти контрольные встречи — единственный способ страховки. Если кто-то не явится на встречу вовремя, остальные должны начать поисковые работы, связавшись с Большой Землей через ближайшую полярную станцию. Надеемся, однако, что до этого дело не дойдет — у нас продуманы все мелочи наших маршрутов, да и все сотрудники имеют большой экспедиционный опыт.

Пошли искать М. Фишмана, лагерь которого должен быть где-то здесь, рядом. Нашли его быстро, едва вышли в устье речки Черной. На первую же нашу ракету послышались ответные выстрелы из ближайшей долинки. У M. Фишмана все нормально. Это его последняя точка, отработав которую, он снимется. От него мы узнали, что прибыл и уже работает на реке Утиной отряд В. Чермныха, наш последний отряд, который должен разобраться в этом районе со стратиграфией карбона. Тимонинского отряда еще нет.

Работать в бухте Черной мы сейчас не собираемся, так как должны возвратиться сюда осенью и сюда же вызывать транспорт для вывоза отрядов. Поэтому, кроме контрольной встречи, нам нужно подобрать место, удобное для погрузки вездехода, "доры" и снаряжения. Но туман пока не дает отойти от берега.

Воспользовавшись тихой погодой, поставили на место и укрепили ступицу руля, которую где-то сорвало. Асхаб в очередной раз свалился в воду, споткнувшись о лежащий на палубе якорь. Якорь его догнал, ударил по голове. Занятые рулем, мы услышали громкий всплеск, но не могли понять, что упало, пока не вынырнул Асхаб, в черном кожаном шлеме, с обвисшими мокрыми усами, очень похожий на моржа. Хорошо, что упал на него самый маленький якорь, после большого можно было и не вынырнуть. Костер уже горел. Подбросили в него несколько бревен плавника, и мокрая одежда мигом высохла. Еще не было ни одной стоянки, где бы Асхаб тем или иным способом не свалился в море.

Разыскали удобный причал с хорошими глубинами, а оставшееся до вечера время истратили на геологический маршрут. Сделали разрез от заброшенного промыслового поселка Красина до бухты Песцовой. Наиболее интересными в этом маршруте были разнообразные по морфологии кристаллы кальцита, встречающиеся здесь постоянно в многочисленных кальцитовых жилах.

В Красине сохранились два дома, которые хотя еще и стоят крепко, но использовать их уже нельзя. Мне запомнилась фотография, которая часто приводится в старых книгах о Новой Земле. Новый одноэтажный дом под железной крышей, с распахнутыми ставнями, а вокруг него на канатах, поддерживаемых шестами, проветриваются сотни песцовых шкурок. Это снимок 30-х годов, а само Красино было основано в 1925 году. Приводились и данные о населении Красина: русских — 16 человек, ненцев — 6. Сейчас здесь нет никого, и дом, который мне запомнился, смотрит пустыми глазницами окон.

Удивило меня здесь вот что. В то время, когда тундра вокруг совершенно голая и кое-какая трава растет только в болотистых долинках, Красино окружено великолепным ярко-зеленым лугом. Я и потом замечал, что вокруг любого поселка, любого становища начинает густо расти трава. Встречаются даже растения, которых в тундре в других местах не встретишь, например, клевер. На Шпицбергене, говорят, такая же картина. Я уверен, что идеи залужения тундры, так успешно реализуемые под Воркутой и Салехардом, применимы и для Новой Земли.

Близко к полуночи где-то далеко послышался рокот тимонинского вездехода. И из нашего лагеря, и из фишманского высоко взвились разноцветные ракеты. Нам ответили. Через полчаса все встретились у палаток М. Фишмана. У Н. Тимонина все в порядке. Весь свой длинный сухопутный маршрут вдоль юго-западного новоземельского побережья он прошел в срок, без всяких чрезвычайных происшествий, выполнив весь намеченный план. Дальше он, как и мы, идет на юг.

Следующую контрольную встречу с Н. И. Тимониным мы наметили в одной из бухт залива Рейнеке.

Поднялись в шесть часов, и пока Асхаб готовил завтрак, загрузили "дору", заправили баки горючим. Сегодня солнечно, тихо, поверхность моря совершенно ровная, как зеркало, даже на середине губы не морщинится. Ожили разноцветные медузы, энергично пульсируют около лодки.

Через полтора часа вышли из губы Черной. Штилевая погода позволяла не очень-то привязываться к берегам и держать прямой курс на Русаново.

По шарам к мысу Меньшикова

Становище Русаново. Мыс Пещерный. Петуховский Шар.
Никольский Шар. Железные ворота. Мыс Меньшикова. Полярная станция. Губа Каменка.
Кресты. Целестин. Зимовье Пахтусова. Обелиск Эпрона. Судьба "А. Сибирякова".

Долго ходили по бухте Русанова в поисках места для лагеря, но ничего не нашли лучше, чем сам брошенный поселок. Палатки поставили на пригорке, у небольшого ручейка, где сохранилась развалившаяся поленница дров.

Русаново, вероятно, было уютным поселком. Раскинулось оно на высоком берегу, на зеленых пригорках. Здесь три хорошо срубленных когда-то жилых дома, огромный магазин со складом ("Магазин № 2 Новоземельского торга", как гласит сохранившаяся вывеска), баня, сарай, мелкие сарайчики. В 1935 году здесь жило 35 человек. Занимались они охотой, рыболовством и промыслом морского зверя. Об этом напоминает здесь все: и устройство помещений, и брошенные орудия, и котлы для варки ворвани. На берегу подняты и разваливаются от времени четыре "доры". Поселок покинут, но многие промышленники остались здесь навсегда. Память о них хранят деревянные обелиски со звездочками или крестами на одном из пригорков над поселком. Это кладбище сурово напоминает, как нелегко осваивался Север.

Здесь, в Русанове, мы впервые встретились с белым медведем. Он, видимо, давно пришел в поселок, так как в одном из домиков что-то время от времени грохотало. Я решил, что это Юра Ромашкин изучает быт промысловиков, но Юра оказался в палатке. А из домика вышел медведь. Он совершенно спокойно прошел мимо лагеря, спустился к воде, прямо туда, где Володя возился с грузом, нырнул в воду и поплыл к противоположному берегу бухты. На нас он не обратил ровно никакого внимания. Медведь возвращался и ночью. Отгоняли его ракетами, свистом, грохотом, но и на ракеты, и на шумы он не очень-то реагировал.

По ночам стало темнеть. Пришлось зажигать свечи. Это было в ночь на 12 августа. Полярный день, значит, пошел на убыль.

Утром стоял густой туман, накрапывал дождь. Пока погода не улучшилась, работали по берегам бухты Русанова. Здесь проходит мощная зона разлома, по которой контактируют ордовикские и протерозойские породы. Среди тех и других преобладают песчаники. Породы заметно передроблены и переработаны гидротермальными растворами. Кирпично-красная их окраска под воздействием сероводородсодержащих вод меняется на зеленую.

На мысе Пещерном, против Русанова, В. И. Бондарев находил реальгар — мышьяковый минерал. Правда, сам он его не видел, определяли минералоги в протолочках. Володю я оставил наверху, а сам по одной из расщелин спустился вниз, под скалы, к самому урезу воды. Далось это нелегко — расщелина узкая и крутая, а высота скал около двадцати метров. Мыс недаром называют Пещерным: скалы внизу изъедены глубокими нишами. В нишах темно, противоположной стенки не видно. Жутковато: вдруг из ниши выскочит медведь. Загнал патрон в патронник и не выпускал из рук пистолета, пока лазал по нишам. Опробовал несколько подозрительных горизонтов. Реальгара, о котором писал В. И. Бондарев, так и не нашел. Видимо, за него приняли титановый минерал брукит, которого здесь очень много. Зато в пробах и здесь, и у Русаново встретился самородный цинк. Минерал очень редкий, условия его кристаллизации неясны. Во второй половине дня погода наладилась, и удалось сделать шестикилометровое пересечение полуострова Русанова до бухты Внутренней.

В маршруте все время встречали красные сыроежки. Это не рядовое событие. Грибы на Новой Земле растут только в редкие особенно теплые годы. На болотах находили завязь морошки, значит, будут и ягоды. Тепло.

Ландшафт здесь иной, чем на севере. Там или ровная тундра, или длинные хребты с узкими глубокими долинами между ними. А здесь, как посмотришь с горы, кругом черные конические сопки и вода многочисленных бухт, заливов, проливов между ними. В бухтах множество островков, иногда соединенных друг с другом косами. Растительность здесь тоже побогаче. Встречаются большие участки моховой и травянистой тундры, маленькие лужки. Вокруг пасется много оленей.

Из Русанова мы сделали большой переход через систему проливов до Карских Ворот и дальше до мыса Меньшикова. Обогнув мыс Пещерный, мы сразу же нырнули в узкий, как река, Петуховский Шар и стали пробираться по его лабиринтам. Потом вошли в еще один такой же узкий и длинный пролив — Никольский Шар. Никольский Шар глубже Петуховского. Глубин меньше четырнадцати метров нет, и можно идти, не опасаясь, если придерживаться фарватера. Отсюда в Карские Ворота можно выйти двумя путями — или продолжить тот же курс и обходить остров Большой Логинов, или через пролив Железные Ворота выйти сразу в Карские Ворота. Второй путь короче, но Железные Ворота очень узкие. Как будто пилой кто-то разрезал скальный хребет. Фарватер мелкий и извилистый. Все же решили попытаться пройти через них — люди-то ходили. В первую очередь на выбор повлияло, наверное, то, что здесь проходил В. А. Русанов, а мы как-то уж привыкли идти его маршрутом. Перевели "дору" на самый тихий ход. Асхаб вышел на нос лодки, Володя встал к двигателю, Юра у штурвала, я не выпускаю из рук карты. Лавируя параллельно всем извилинам берега, медленно продвигались по проливу. На берегу проплыли полуразрушенные строения. Еще одно брошенное зимовье. Наконец, вышли из пролива и миновали опасную каменистую банку перед его устьем. Теперь путь по открытому морю до мыса Меньшикова. Мачты антенн и маяк видны далеко, и мы держим курс на них.

На берег высыпали встречать нас свободные от вахты сотрудники полярной станции. Здесь живут и работают пять человек. Начальник станции Яков Егорович Жалнин. Станция небольшая: один большой дом, запасной дом, сараи. Полярники приняли нас очень тепло и гостеприимно. Первым делом мы, конечно, помылись. Бани пока на станции нет, сгорела, а новую не достроили, но есть ванна. Выходили из нее помолодевшие, сбросив и усталость и нервотрепку двух экспедиционных месяцев.

На станции работает даже наш сыктывкарский земляк — механик Петрович. Он зимует последний раз и уходит на пенсию. Вся его жизнь прошла на полярных станциях, и нет ни одной в северном бассейне, где он не провел хотя бы сезон. (Через год мы с печалью узнали, что Петрович, оставив Арктику, не прожил и несколько месяцев. Здоровье, легко боровшееся с полярными невзгодами и тяготами зимовок, оказалось уязвимым в условиях городской жизни.)

Весь вечер, ночь и утро стоял густой туман. После завтрака он рассеялся, и мы заторопились, чтобы, пока тихо, уйти в безопасные заливы юго-западной части острова, где у нас оставалось еще много работы. Но сразу уйти не удалось. Как оказалось, выкрошилась шестеренка у стартера, и Юра не мог запустить двигатель. Петрович принес новый стартер из своих богатых запасов, быстро заменили.

Едва распрощались с мысом Меньшикова, опять опустился туман. Пришлось подойти к берегу, пока мы его не потеряли. Между мысами Жандр и Харламова мы с Асхабом сошли на берег, чтобы дальше идти с маршрутом, а Юра с Володей остались ждать на якоре, когда туман поднимется. Договорились встретиться в губе Каменка.

Маршрут приходится вести в сплошном тумане, на ощупь. За сто метров уже совершенно ничего не видно, даже в самые светлые моменты. Приходится поэтому точно повторять все береговые изгибы, держась за границу воды с сушей, чтобы не уйти куда-нибудь в сторону. Наступили сумерки, и мы ускорили шаг, чтобы успеть засветло дойти до Каменки.

На высоком мысу около острова Избного нас привлекли деревянные кресты, и мы подошли к ним. Один из крестов очень старый, полусгнивший и покосившийся. На его выветрелом боку неровными рубцами просматриваются буквы и цифры — ИМ НТ 1908 Ж.

Впрочем, кресты приметные или кресты могильные здесь стоят издревле. Зимовавший в бухте Каменка в 1832 году П. К. Пахтусов видел две могилы и крест, поставленный кормщиком Ивановым в 1759 году, на котором еще хорошо читалась надпись. В. А. Русанов, в 1911 году, укрывшись в Каменке от непогоды, бросил якорь "...под крестом, поставленным Пахтусовым на месте его зимовки 1832 - 1833 года. Этот большой восьмиконечный крест с обломавшейся вершиной одиноко и сумрачно стоит на плоском низменном берегу над черным утесом. За крестом развалины совсем сгнившей избы, в которой среди всяких лишений провел долгую полярную зиму этот замечательный исследователь Новой Земли со своими товарищами. Другой крест, поставленный над могилой спутников Пахтусова, уже повалился. Унылая картина..." (В. Русанов. Статьи, лекции, письма. 1945, с. 179).

В 1927 году сотрудники экспедиции на "Персее", кроме астрономического знака, на котором они вырезали автографы, тоже видели два креста на могилах да нижний венец избушки. Сгнившие бревна и развалины какого-то жилья сохранились до сих пор. Может быть, это и есть остатки пахтусовского зимовья?

С пригорка от крестов мы заметили вдали нашу "дору", которая ходко догоняла нас. Я побежал обходить губу, чтобы показать место для стоянки. Обход около пяти километров. Как быстро я ни бежал, едва успел перебраться на южный берег. "Дора" с зажженными огнями уже вошла в губу и металась по ней, рискуя сесть на одну из многочисленных мелей. Я показал ракетами место, куда причалить. Остановились мы у бара, соединяющего с берегом небольшой островок.

Поужинали у костра, а спать легли в каюте "доры", разбивать лагерь уже некогда. В лодке, хотя и тесновато, зато тепло, уютно. Утром, еще до завтрака, я ушел работать на ближайшие обнажения. Интересовали меня здесь выходы девонских известняков, и особенно эпигенетическая минерализация в них. Этот утренний маршрут меня очень обрадовал. На ближайшем островке я встретил несколько ноздреватых кавернозных зон. Стенки каверн покрыты великолепными крупными кристаллами голубого целестина — сульфата стронция. Мы с удовольствием карабкались по скалам и выбивали кристаллы, стараясь отколоть такие образцы, чтобы кристаллы в них были вместе с частью стенки, на которую они нарастают. Здесь же обнаружили мощную жилу, сложенную сплошным целестином. Эта находка стала основой для научного анализа проблемы целестиноносности провинции.

В том месте, где коса примыкает к берегу, видна небольшая землянка. На карте она обозначена как землянка Пахтусова, но наверняка это более молодое сооружение, а место зимовья Пахтусова было на противоположном берегу губы, около крестов.

Один из первых серьезных исследователей Новой Земли Петр Кузьмич Пахтусов провел здесь, в бухте Каменке, тяжелую зиму 1832/33 года. Достигнув Новой Земли в конце августа 1832 года на одномачтовом боте "Новая Земля", П. К. Пахтусов начал опись берегов и гидрографические исследования Петуховского и Никольского Шаров. Ледовая обстановка в тот год была крайне неблагоприятной, и уже в первых числах сентября судно едва не затерло льдами. Ранняя осень вынудила П. К. Пахтусова рано позаботиться о зимовке, и здесь, в губе Каменке, которая, кстати, покрылась льдом уже 24 сентября, он построил небольшую избу, или, вернее, землянку. Землянка имела размер 4х4, высоту стен 1,6 метра. Она была хорошо проконопачена, крыша завалена землей. П. К. Пахтусов и его сотрудники провели тяжелую зиму, занимаясь метеорологическими наблюдениями, охотой, хозяйственными делами. Едва началась весна, они возобновили географические исследования. П. К. Пахтусов составил подробную опись берегов, открыл ряд новых заливов, в том числе и залив Рейнеке, новые острова. В следующее лето П. К. Пахтусов обошел Южный остров с востока до Маточкина Шара, впервые описав восточный берег.

Так что землянка, которую мы видим, более новая. Мы подошли к ней. Землянка эта размером примерно 2х2 и высотой около полутора метров сложена из вертикально поставленных бревен, обложенных дерном. У нее есть небольшое оконце, пол из обитых волнами досок, собранных из плавника. В углу стоит маленькая чугунная печка. Дверь выходит не прямо на улицу, а в небольшую прихожую. Землянка вполне приличная, и в ней даже сейчас можно спрятаться от непогоды. Очевидно, она была построена в 20-х или 30-х годах промышленниками.

На островке, где встречен целестин, на самой высокой точке стоит трехметровый призматический обелиск с медным скафандром наверху. На прикрепленной к нему плите выбита надпись:

Здесь был лагерь Краснознаменной экспедиции подводных работ "Эпрон" под командованием флагмана II ранга Крылова Ф. И. в составе 76 человек по спасению ледокола "А. Сибиряков", потерпевшего аварию 21/ХI 1936 г., бухта Каменка. Спасательное судно "Память Руслана". Мотоботы "Касатка", "Ленторг". 9.VI 4.X. 1937 год.

На песчаной косе сохранились следы самого лагеря с остатками тросов, лебедок, какими-то сооружениями. Я до этого не встречал в литературе сведений об этом приключении "А. Сибирякова", хотя историю этого легендарного судна знал неплохо. Потом уже поднял; документы.

Судя по документам тех лет, навигация 1936-го для ледокольного парохода "А. Сибиряков" была тяжелой. Ледовая обстановка оказалась сложной, а ледоколов не хватало. По заданию О. Ю. Шмидта "А. Сибиряков" проводил ледовую разведку к востоку от острова Уединения, разведывал проходы к проливу Вилькицкого, проводил суда через ледовые поля. Но льды временами оказывались сильнее ледокола — в октябре его зажало в районе Северной Земли. И только "А. Сибиряков" успел избавиться от ледового плена, он попал в новую переделку — сел на мель в губе Каменке.

Встреча со следами "А. Сибирякова" меня сильно взволновала. Еще в детстве я зачитывался книгой В. Ю. Визе "На "Сибирякове" и "Литке" через Ледовитые моря" о беспримерном походе ледокола. Тогда, в 1932 году, небольшой ледокол с мощностью машины всего 2000 лошадиных сил и грузоподъемностью, которой едва хватало для загрузки горючего, впервые прошел в одну навигацию весь Великий Северный морской путь. Им была решена историческая задача сквозного плавания по Ледовитому океану. Да и потом ни одна серьезная арктическая эпопея не проходила без прямого или косвенного участия "А. Сибирякова".

И погиб "А. Сибиряков" как герой. В августе 1942 года, пользуясь осенними туманами, в Карское море прошел тяжелый фашистский крейсер "Адмирал Шеер". Недалеко от острова Белуха 25 августа он повстречал "А. Сибирякова", только накануне отошедшего от Диксона. Завязался героический неравный бой ветерана Арктики, имевшего всего четыре 76-миллиметровые и две 45-миллиметровые пушки с нашпигованным тяжелым оружием бронированным крейсером. Когда была выведена из строя машина, вспыхнули баки с горючим, на "А. Сибирякове" открыли кингстоны, и объятый пламенем израненный ледокол затонул. "А. Сибиряков" перед своей гибелью успел предупредить по радио о появлении фашистов штаб морских операций, и "Адмирал Шеер" не мог уже действовать неожиданно. По сути дела, тогда провалилась фашистская операция "Вундерланд" (в переводе — страна чудес). Через день достойный отпор "Шееру" дал порт Диксон, и фашист убрался в Нарвик.

Небольшая губа Каменка шириной полтора и длиной три километра хранит память о многих замечательных событиях, которые вошли в историю и которые забыты. Вот, например, сложенная из плавника низкая лежанка-нора, прикрытая сверху плоскими плавниковыми же досками. Кто сложил ее на скорую руку, кто прятался в ней от шторма и чем все это закончилось — кто теперь скажет? Впрочем, освоение каждого клочка Новой Земли требовало от человека великого мужества и больших лишений, и следы героической борьбы его с суровой природой видны буквально повсюду.

На новоземельских берегах (окончание)