Новоземельское начало 1921-1923 rr.

По решению высших советских директивных органов, Северная научно-промысловая экспедиция объединяла все научно-промысловые работы на Русском Севере, поэтому исследования Новой Земли были лишь одним из мероприятий этого первого северного научного предприятия, которое для героя настоящей книги стало важнейшим этапом его научно-организационной деятельности. Хотя в качестве полярника Рудольф Лазаревич начинал свою деятельность со Шпицбергена, пять его новоземельских экспедиций вместе с последующими возвращениями на рубеже 1920-30-х на архипелаг представляют особую главу его арктической биографии. Начало биографии совпало с самыми трудными первыми голодными и холодными годами по завершении Гражданской войны, заставившими новое руководство страны обратиться к Арктике в надежде на ее неисчерпаемые ресурсы, прежде всего продовольственные, хотя в официальных документах нередко фигурируют и иные цели, о которых Рудольф Лазаревич высказался при обсуждении плана новоземельского вояжа в апреле 1921 г. на заседании Ученого совета: "Главнейшими задачами Новоземельской экспедиции были намечены: производство геологических исследований, метеорологические наблюдения, собирание зоологического и ботанического материала и, наконец, обследование состояния новоземельских промыслов; причем при горно-геологических работах надлежало уделить особенное внимание тем местам на Новой Земле, где прежними путешественниками были найдены каменный уголь или признаки его месторождений, исходя из того соображения, что отрывочные и неполные сведения о встречающемся на Новой Земле каменном угле обязывали, ввиду крайней нужды в собственном минеральном топливе на Севере, дать компетентное и объективное заключение о его месторождениях на Новой Земле.

В состав экспедиции входили 23 человека, из которых в качестве научных сотрудников работали: проф. П.В. Виттенбург, М.А. Лаврова, почвовед К.Ф. Маляревский с его помощником Е.Н. Воропаевым, ботаник М.И. Назаров, М.А. Рудницкий, Б.Г. Рудницкий, Б.Г. Дистфельд, ведшие метеорологические наблюдения. Капитаном судна был Ф.М. Вальнев. Общее руководство исследованиями лежало на мне и П.В. Виттенбурге" (Самойлович, 1929, с. 5).

Владислав Сергеевич Корякин (1933 — 2021) — советский российский гляциолог и историк Арктики, писатель, журналист. Доктор географических наук (2001). Сотрудник Института географии АН СССР/РАН (1954—1992). Действительный член Географического общества Союза ССР. Академик РАЕН. Почётный полярник России. Написал серию научно-популярных и научно-биографических книг: «Маршрутами гляциолога» (1981), «Семь экспедиций на Шпицберген» (1986), «Владимир Александрович Русанов» (1987), «Фредерик Альберт Кук» (2002), «Русанов» (2005), «Рудольф Лазаревич Самойлович» (2007), «Челюскинская эпопея» (2011), «Отто Шмидт» (2011), «Гонка за полюс. Кто был первым на Южном полюсе» (2012), «Путешественники и первооткрыватели» (2013), «Война в Арктике. 1941—1945» (2013) «Нас позвали высокие широты» (2015), «Советский гражданский флот в годы Великой Отечественной войны» (2018). Здесь приведен отрывок из его книги "Рудольф Лазаревич Самойлович"

Как отмечено выше, это было не единственное научное предприятие в арктических морях в то первое послевоенное лето. Так, на Новой Земле примерно в те же сроки работала экспедиция Плавучего морского института (будущий знаменитый ПлавМорнин, прославившийся позднее изучением гидрологического режима Баренцева моря в связи с освоением его рыбных богатств под руководством профессора Месяцева, продолжая работы Книповича и Л.Л. Брейтфуса, начатые еще на рубеже XIX и ХХ веков на э/с "Андрей Первозванный") на ледокольном пароходе "Малыгин", посетившая некоторые пункты побережья, что и "Шарлотта". Однако поход "Малыгина" был прерван, когда это ледокольное судно понадобилось для вывода из карских льдов судов 1-й Карской экспедиции с грузом сибирского хлеба, и его помощь оказалась весьма кстати при гибели пароходов "Обь" и "Енисей". Одновременно с работами на Новой Земле по программе Северной научно-промысловой экспедиции по Мурманской железной дороге работал Почвенно-ботанический отряд профессора Н.И. Прохорова, Промышленный отряд (начальник С.Я. Миттельман) изучал возможности консервного дела на Мурмане, Верхне-Печорский профессора Г.А. Чернова — искал уголь на территории коми, Большеземельский при участии Д.Д. Руднева и будущего академика А.А. Григорьева — работал на притоке Печоры р. Шапкиной. На Кольском полуострове приступил к работе академик А.Е. Ферсман, открывший в ближайшем будущем для экономики страны здешние недра с запасами никеля, апатитов и другого минерального сырья. Таким образом, Северная научно-промысловая экспедиция изначально была ориентирована на поиски природных ресурсов и в полевой организационной деятельности Рудольфа Лазаревича она осталась главной, даже если сам он не внес значительного теоретического вклада в изучение высоких широт это с лихвой восполнили его многочисленные ученики и сотрудники.

А пока, "8 августа мы погрузились на парусно-моторную шхуну "Шарлотта", разместившись в количестве 11 человек в трюме, который был приспособлен для жилья нашей экспедиции. Судно "Шарлотта" до 120 тонн емкостью с мотором 40 л.с., имея полную парусную оснастку, должно было быть полностью пригодно для экспедиционных целей, но оно запущено и нуждается в основательном ремонте такелажа, что делает его недостаточно пригодным для путешествия в полярных странах", — записал в дневнике начальник геологического отряда Павел Владимирович Виттенбург. — "15 августа, после того, как мы сделали ряд галсов по Горлу Белого моря, мы обогнули Канин Нос и 17 августа вечером пришли на Новую Землю и бросили якорь в становище Малые Кармакулы" (Виттенбург, 2002, с. 42).

Из-за сильного местного ветра, который поморы называли "сток" (искаженное восток преобладающее направление подобных ветров по побережью Баренцева моря на архипелаге), пребывание в Малых Кармакулах затянулось на двое суток, в течение которых геологи ознакомились со слагающими породами, премущественно темными глинистыми сланцами, среди которых Виттенбург обнаружил первые признаки фауны в виде отпечатков пелицепод и мшанок. Местность, лишенная солнечного освещения, несмотря на силуэты нескольких жилых строений, включая маленькую церковь с круглой маковкой купола, выглядела пустынной и необжитой, словно "подметенной" ураганными ветрами, сносившими признаки почвы. Лишь в заболоченных низинах можно было наблюдать зеленые пятна сфагнума и осоки, однако попытки выкопать почвенный шурф уже на глубине семидесяти сантиметров упирались в горизонт вечной мерзлоты. Неподалеку Маляревский, однако, обнаружил прослои торфа толщиной до полуметра, свидетельствовавшие о более теплых условиях в прошлом.

При попытке перейти в Крестовую губу, усилиями предшественников, в первую очередь В.А. Русанова и Г.Я. Седова, выбранную для создания там промыслового становища, “Шарлотта" нарвалась на сильный встречный ветер ("мордотык" на грубоватом жаргоне моряков) и была вынуждена искать укрытия в Маточкином Шаре, изученном ранее экспедициями К. Бэра, Ф.Н. Чернышева и В.А. Русанова. Тем самым появилась возможность выйти на восточное побережье, о котором в свое время П.К. Пахтусов сообщал, что там найдены признаки угля в заливе Чекина однако совсем неподалеку от входа в западное устье, уже у мыса Заворотный, карские льды буквально перегородили пролив тяжелым льдом, непроходимым для маломощного судна. Пришлось возвращаться в Крестовую губу, где экспедиция работала с 27 августа по 5 сентября.

"Я обследовал район, — пишет Рудольф Лазаревич, — от мыса Среднего на восток и части северного и южного побережья; П.В. Виттенбург часть северного и южного побережья, особенно массив Сарычева и Ольгинскую долину; К.Ф. Миляревский вел стационарные наблюдения; М.И. Назаров производил ботанические сборы; одновременно проводились метеорологические наблюдения. Все остальные сотрудники были распределены в помощь вышеуказанным лицам.

Удалось установить, что породы, слагающие береговые массивы, песчаники, мощно развитые ледники и кристаллические сланцы палеозойского возраста, что подтверждается обнаружением палеозойских кораллов проф. П.В. Виттенбургом и М.А. Лавровой на северном берегу и мною в районе реки Средней. Для долин характерны ископаемые торфяники, погребенные на каменном льду. В валунах была обнаружена богатая юрская и третичная фауна" (Самойлович, 1929, с. 12-13).

Для этого описания необходимы определенные пояснения, поскольку в районе Крестовой губы дважды в 1908 и 1909 гг. работал Владимир Александрович Русанов. Во время пребывания на Шпицбергене едва ли он мог ввести своего коллегу полностью в курс дела, но выбор в пользу Крестовой губы был сделан Самойловичем и Виттенбургом не случайно, видимо, из-за многочисленных упоминаний в русановских отчетах о наличии здесь признаков угля. Однако еще раньше Феодосий Николаевич Чернышев на основе преобладания пород палеозойского возраста, сформировавшихся в морских условиях, доказывал бесперспективность подобных поисков, о чем с ним поначалу дискутировал Русанов, в конце концов в 1911 г. согласившийся со своим предшественником, причем на основе им же созданных теоретических предпосылок. Но в пылу сборов, видимо, оба, и Рудольф Лазаревич, и Павел Владимирович, каким-то образом или пропустили указанное обстоятельство, или решили более детально на самостоятельном материале попытаться пересмотреть проблему топлива для северных районов, которая в конце концов была успешно решена другим подразделением Северной научно-промысловой экспедиции под руководством Г.А. Чернова в бассейне Печоры. Материалы, собранные на Новой Земле в 1921 г., пошли в общую копилку знаний об Арктике и не были потеряны, что позволяет нам не останавливаться детальнее на поисках угля, занявших довольно значительное место в отчете экспедиции, тем более что в процессе исследований вставали и другие проблемы, волновавшие полярных исследователей на протяжении последующих десятилетий. К ним, например, относились так называемые ископаемые ледники, впервые описанные здесь опять-таки Русановым. Похожие образования на материке специалисты-мерзлотоведы позднее относили к категории жильных льдов. Казалось бы, в современных условиях тему можно было бы считать исчерпанной, при этом, однако, нельзя не упомянуть о том, что Русанов отметил характерную зернистую структуру льда, свидетельствующую в пользу его атмосферного происхождения, как у современных ледников.

Маляревский, занимавшийся изучением почв, пришел к выводу, что "типичными почвами в Крестовой являются темно-серые моренные суглинки, вынесенные отступающими ледниками. Горизонт вечной мерзлоты в моренных суглинках залегает на 80 см от поверхности. Корни ползучей ивы доходят до глубины 72 см, т.е. почти до горизонта вечной мерзлоты здесь наблюдается постоянная температура 1 градус Ц. До глубины 10 см можно отличить гумусовый горизонт, единственно морфологически выделяемый. В долине против бухты Поморской в расстоянии около версты от поселка Ольгино обнаружен погребенный ледник и погребенный торфяник. Первый представляет собою совершенно чистый голубого цвета каменный лед, на котором правильно сформировался моренный суглинок общей мощностью в 80-85 см с гумусовым горизонтом в 34-36 см" (1929, с. 14-15). Так и осталась проблема погребенных ледников на Новой Земле неразгаданной, о чем можно только пожалеть, поскольку она многое могла бы объяснить в развитии экосистем Арктики, в том числе и на будущее, но многие правительственные решения, принятые полвека назад в условиях холодной войны, сдерживают изучение природы острова и по настоящее время.

Остававшееся до завершения полевого сезона рабочее время, которое неумолимо сокращалось с каждым днем, было решено посвятить изучению промысловых возможностей губы Северной Сульменевой и одновременно попытаться разрешить проблему, волновавшую полярников по крайней мере со времен Карла Бэра, слышавшего от промышленников о существовании сквозных проливов на Новой Земле наподобие Маточкина Шара где-то дальше на север, что могло иметь несомненное практическое значение, несмотря на утверждение Русанова о том, что он закрыл эту проблему. И на этот раз "местные самоеды с уверенностью утверждали, что Северная Сульменева губа не залив, а шар, то есть пролив, прорезающий землю к Карской стороне, причем никакие уверения в неправильности такого представле ния их не разубеждали" (1929, с. 15). Что-то скрывалось за этой уверенностью аборигенов архипелага, но что именно? Да и мож но ли утверждать что-либо подобное для тех мест, где уже побывал Русанов?

Проблема топлива продолжала довлеть над участниками экспедиции, и она оттеснила на второй план немаловажное открытие, которое в полной мере определилось только тридцать лет спустя с применением уже совершенно иных методов, причем дистанционных аэрофотосъемки, о возможности которой сам Рудольф Лазаревич и его спутники не могли даже мечтать.

В устье губы Северной Сульменева, "ввиду отсутствия карты этой губы, пришлось бросить якорь у входа в нее за островами, прекрасно защищавшими от всех ветров; экспедиция же на моторе выехала к вершине залива. Здесь также была открыта каменноугольная фауна в известняках, выпаханных мощным глетчером и сползающих в обширное ледниковое озеро. Это озеро соединяется рекою с заливом" (1929, с. 16). Самойлович первым в литературе отметил наличие здесь особенного озера, которое начиная с 1950-х годов показывается на картах под названием, впервые употребленным им Ледниковое. Оно расположено в протяженной сквозной долине, рассекающей Новую Землю от побережья до побережья наподобие Маточкина Шара так что разговоры аборигенов еще об одном "шаре" были далеко не случайны. Его происхождение не представляет загадки долина подпружена моренным валом, возраст которого не установлен до сих пор, прорезанным речкой, по которой воды озера сбрасываются в море сама по себе подобная ситуация для горных или арктических местностей вполне обычна. Однако на этот раз природа так замаскировала одно из чудес Новой Земли, которое в будущем будет привлекать множество туристов и исследователей, что оценить его сходу или, как это бывает нередко в полевых работах, "на бегу" не удавалось по двум причинам. Во-первых, отмеченный моренный вал, перегораживающий кут Северной Сульменева, скрывает от наблюдателя с судна в заливе вид на озеро протяженностью почти 30 км. Во-вторых, эта сквозная долина (она же озерная ванна) достаточно извилиста, так что противоположные борта долины, проецируясь друг на друга, мешают наблюдателю оценить ее истинный характер ситуация, многократно отмеченная многими мореплавателями, например, для Маточкина Шара. Там мореплаватели по указанной причине нередко у самого устья никак не могли найти вход в него, как это было у Ф.П. Литке в его первом плавании к Новой Земле в 1821 г. По тем же причинам это озеро пропустил при описании местности в маршруте 1909 г. Русанов, а в 1926 г. при описании губы Северной Сульменева участники экспедиции на "Персее". Таким образом, Рудольф Лазаревич может претендо вать на открытие одного из малоизвестных, но, несомненно, самых перспективных для изучения природных объектов Новой Земли, ибо колонка грунтов со дна озера Ледниковое в сквозной долине Самойловича (как она названа в отчетной монографии гляциологов по итогам Международного Геофизического года 1957-1959 гг.) может представить настоящую летопись природы Новой Земли осталось ее получить, расшифровать и прочитать.

Работы в губе Северной Сульменева продолжались двое суток, и затем "Шарлотта” направилась в Белушью губу, куда, задержанная штормом в открытом море, добралась только 17 сентября. Там береговые работы продолжались также двое суток, ограниченнные беглыми маршрутными наблюдениями за слагающими породами, особенностями рельефа и арктических почв. В соседнем заливе Рогачева была найдена девонская фауна, но самого главного каких-либо признаков коренных месторожде ний каменого угля так и не было обнаружено, и перспектив на будущее в этом направлении просто не возникало. Докладывать же отрицательный результат руководству в ситуации, когда страна из-за засухи и последовавшего голода в Поволжье находилась на грани гибели, всегда сложно и чревато последствиями. Тем не менее полученные результаты экспедиции были вполне удовлетворительными, как их изложил Виттенбург: "Во время работы экспедицией собран богатый материал по морфологии морских берегов и их строению, большие палеонтологические сборы по палеозою, значительно дополняющие таковые, собранные экспеди цией академика Ф.Н. Чернышева, затем собран исключительный материал по почвообразовательным процессам полярной области и обильный гербарий. Прекрасная погода благоприятствовала фотографической работе, вследствие чего удалось сделать более 300 фотоснимков и весь ход экспедиции снять киноаппаратом, лентою 250 метров длины; во время этой экспедиции проводились метеорологические наблюдения и измерения поверхностного слоя воды" (2002, с. 43). Сам начальник экспедиции не стал подводить итоги первого короткого полевого сезона, полагая, что все самое интересное ожидает его экспедицию впереди, в чем, несомненно, оказался прав, даже несмотря на то что в следующем 1922 г. ни денежных средств, ни судна в его распоряжении не оказалось.

Возможности полевого сезона 1923 г. также оказались весьма ограниченными, и ими следовало распорядиться с наибольшей отдачей. "Целью экспедиции 1923 года было изучение в геологическом и общегеографическом отношениях западного берега Новой Земли от Безымянной губы до Маточкина Шара, поход в центральную часть Новой Земли для выяснения наличия и распространения ледников и материкового льда, определения астрономического пункта на Новой Земле, а также изучения промысла гольца в Пуховом заливе. Экспедиция состояла из шести человек. Кроме меня, ее руководителя, в состав экспедиции входили: С.Г. Натансон, Г.П. Горбунов, С.Я. Миттельман, К.В. Кузнецов и два матроса И.Л. Федоров и В.В. Варфоломеев.

Центральная часть Новой Земли представляла особенный интерес ввиду того, что в районе Безымянной губы она никем не была исследована. Представлялось важным определение южной границы распространения ледников или ледникового покрова, если бы таковой оказался, и выяснить орографию этой местности и геологическое ее строение" (1929, с. 17). Таким образом, не замахиваясь на решение проблем практического характера вроде поисков угля в прошлогодней экспедиции, на этот раз Самойлович решил совместить ликвидацию небольшого "белого пятна" (чем многим экспедициям предстояло заниматься не только в Арктике на протяжении следующих двадцати-тридцати лет) с конкретными результатами в обнаружении новых динамичных природных объектов, перспективных на будущее. Хронология экспедиции и ее достижения известны в деталях, благодаря опубликованному дневнику, но прежде необходимо остановиться на средствах, которыми располагала экспедиция для решения поставленной задачи.

"Для выполнения намеченной цели в распоряжении экспедиции имелись весьма скромные средства. Для передвижения вдоль побережья предназначался обыкновенный, архангельской постройки, карбас длиною 18 фут. и шириною 5 фут., с небольшим прямым парусом. Из инструментов у нас были теодолит фирмы Гильдебрандт малого размера, буссоль Шмалькальдера, два хронометра, шлюпочный и геологический компасы. Для метеорологических наблюдений были взяты два термометра-праща и два карманных анероида.

Экспедиционное снаряжение состояло из одной палатки, английских шуб (легкий овечий мех, покрытый брезентом), спальных мешков, заплечных мешков, брезентов и пр. Для фотосъемок служил аппарат Фохтлендера... Провизии взято было на три месяца" (1929, с. 18).

Экспедиция (по численности, скорее, экспедиционный отряд) вышла в море на пароходе "Воровский" (бывшая яхта "Ярославна") 18 августа, посетив по пути поморское становище в Йоканьге на мурманском побережье, а затем полярную станцию на Канином Носу. Расположенная на пути интенсивного движения судов, с собственной радиосвязью, находящаяся в контакте с кочующими ненцами, т.е., по полярным понятиям, обладающая многими преимуществами, станция тем не менее пережила тяжелую зиму, когда из восьми сотрудников пятеро перенесли цингу в тяжелой форме наглядный пример развития событий на зимовке по непредвиденному сценарию.

Только 24 августа "Воровский" бросил якорь на рейде. Малых Кармакул. Строго говоря, с приближением осени полевой сезон (который, по замечанию бывалых полярников, "год на год не приходится") уже и без того близился к завершению и вынуждал участников экспедиции к спешке. Уже на следующий день четверо на карбасе отправились к Безымянной губе, куда благополучно прибыли 26 августа, в то время как Миттельман и один из матросов оставались в становище, чтобы с попутным местным карбасом отправиться для самостоятельных исследований в Пуховый залив.

Безымянная встретила путешественников весьма негостеприимно: "На следующий день, 27 августа, дувший с утра крепкий ве тер от OtS перешел в свирепый О, так называемый "сток", при котором и нечего было думать идти в губу. В связи с наметившимся планом похода в центральную часть Новой Земли, я использовал неблагоприятную погоду для подготовки к предстоящему путешествию, включая рекогносцировки окрестностей" (с. 21), отметил Рудольф Лазаревич позднее в экспедиционном отчете.

Окружающая местность отличалась от посещенных в предыдущем году, поскольку в окрестностях губы Безымянной равнинный рельеф с богатой тундровой растительностью переходил в горный, отчего ближайший ландшафт приобретал суровые черты полярной пустыни, не обещая путникам ничего легкого в предстоящем маршруте в глубь Южного острова, о внутренних районах которого имелись весьма скупые сведения зимовавших в Малых Кармакулах Тягина и Гриневецкого (старательно избегавших горных районов), помимо отчета Чернышева на его пути от станции к устью р. Абросимова. Было также известно, что по какому-то близкому маршруту осенью 1900 г. прошел А.А. Борисов в сопровождении ненцев после крушения своей яхты на карском берегу. Заметки Носилова о внутренних районах острова носили слишком беллетристический характер, не считая сообщения Русанова о том, что кочевки ненцев нередко происходят от моря до моря, но их оленьим стадам делать в горах было нечего. В любом случае горные районы Новой Земли в стороне от побережья представляли собой типичные "белые пятна", на которых не было карт. Они лишены были не только населения, но даже просто признаков обитания каких-либо животных в этом Самойловичу и его людям предстояло убедиться в ближайшие дни. Но порой проявления жизни создавали помехи участникам маршрута, вроде "нарочно не придумаешь". Так, при высадке с карбаса "у берега скопилось громадное количество водорослей (Laminaria), сплошная масса которых принудила нас остановить карбас за сажень от берега. При попытке высадиться и пешком пройти к берегу мы по пояс проваливались в толще водорослей, мощность которой достигала не менее двух метров... Первый день в Безымянной был использован для экскурсий по южному побережью" (с. 20).

Непосредственная подготовка маршрута заключалась прежде всего в подборе всего необходимого, хотя о том, что может понадобиться на "белом пятне", любой участник мог только строить догадки. Решили не затягивать маршрут более чем на неделю, с учетом возвращения, добавив сутки на просчет времени, поскольку от этого зависело прежде всего количество продовольствия, которое, естественно, приходилось нести с собой из расчета на каждого по 1,5 кг сушки (вместо сухарей), сливочное масло и мясных консервов, 0,4 кг сгущенного молока, не считая небольшого количества сахара, какао и кофе. Все перечисленное предполагалось употреблять в холодном виде, поскольку примусов не было, а рассчитывать на дрова вдали от побережья не приходилось.

К продовольствию добавлялось необходимое снаряжение и минимум инструментов (теодолит с треногой, два хронометра, горный компас и буссоль Шмалькальдера, два карманных анероида, геологический молоток, помимо сапог и валенок (никто не знал, какая будет в горах погода), шубы, спальные мешки, берДанка с патронами. Так что набралось по 26 кг нехитрого, но необходимого полевого скарба на каждого, при том что решили отказаться от палатки. 28 августа по малой воде в отлив отправились в кут губы и, проблуждав по мелководью, вымокнув при многочисленных неудачных высадках, высадились на северном берегу залива, проведя ночь в палатке, которая на следующий день осталась дожидаться путешественников.

29 августа на карбасе перешли к устью реки и, оставив его в защищенном месте, не теряя времени, несмотря на приближение сумерек, тронулись гуськом в глубь острова. Спустя три часа из-за наступившей темноты и усилившегося дождя решили становиться на ночевку, сбившись в кучу и пытаясь в вымокшей отяжелевшей одежде согреться собственным теплом.

30 августа лишенные сна люди тронулись в путь уже с рассве том в 4 утра, пытаясь согреться на ходу, и здесь скромная полярная удача оказалась на их стороне. "В тот день, — отметил в своем отчете Самойлович, — нам посчастливилось найти в десяти километрах от моря небольшие колья кулемы (ловушки на песца. В.К.), которые, вероятно, очень давно были кем-то брошены. Пища, разогретая на небольшом костре, сильно нас подкрепила, и мы почти без перерыва шли до 17 часов, когда и сделали привал. Хотя дождя не было, но наша одежда снова была мокрой, так как нам приходилось переходить вброд две речки, текущие с севера в Безымянную реку" (с. 23).

К этому времени люди втянулись в сузившуюся долину, так что ближайшие горные гребни и вершины "на глаз" уже достигали метров 250 высоты, причем на них сохранялись перелетовывающие снежники. Глаз геолога отметил меняющиеся оттенки серых известняков, слагающих борта долины, временами с зеленоватым отливом. Сама порода была так разрушена морозным выветриванием, что среди обломков оказалось довольно много ядер моллюсков, по которым можно было судить о возрасте этих морских отложений.

31 августа во второй половине дня "мы достигли истоков Безымянной реки. Как и следовало ожидать, она берет начало у мощного глетчера, образующего большую конечную морену, состоящую преимущественно из глинистого материала. Зажатый между двумя горными кряжами глетчер разделяется остроконечным нунатаком на два рукава, один из которых идет от N, другой от NO. Общая ширина глетчера достигает трех километров при мощности льда от 20 до 40 м. У конечной морены поверхность ледника изрезана небольшими и неглубокими бороздами, которые увеличиваются в числе и размерах у боковых морен, где наблюдаются глубокие трещины. Боковые трещины объяснялись, по-видимому, сильным трением ледяной массы о горные склоны, вследствие крутого падения ледниковой долины. Обширная конечная морена свидетельствовала о том, что глетчер долгое время оставался без движения или даже находился в периоде отступания. Боковые морены были слабо развиты, поверхность же ледника изборождена быстро текущими ручьями, которые, соединяясь друг с другом, извергались мощными водопадами в глубину ледяной массы" (с. 24).

Таким образом, уже на третий день маршрута от оставленной на берегу Безымянной губы одинокой палатки (такой уютной и желанной на фоне непрекращающегося дождя с его всепроникающей противной промозглой сыростью) цель маршрута была достигнута и вполне понятно внимание Самойловича описанию ледников в истоках р. Безымянной, которое профессионалу-гляциологу восемьдесят лет спустя может показаться далеко не полным, а местами даже наивным. Однако он сделал главное, узнав то, что оставалось неизвестным для его славного предшественника Русанова  — положение южного предела горного оледенения. Выполненное им описание вместе с картой, снятой в весьма непростых полевых условиях, не оставляло сомнений  — речь в нем идет именно о горных ледниках. Это совсем не редкость в высоких широтах Арктики, но для Новой Земли  — важно другое скольку здесь встречаются все известные формы ледников, был сделан первый шаг в определении ареала распространения одного из главных подразделений оледенения, без чего любые дальнейшие попытки обобщений и описаний этого важнейшего элемента полярного ландшафта на архипелаге становились невозможными, хотя на пути к завершению работы предстояло сде лать немало и Самойлович одолел в этом направлении очень важный рубеж.

Работы в ледниковом районе в истоках Безымянной заняли еще двое суток, они достаточно полно отражены в отчете Самойловича, причем со многими как научными, так и бытовыми деталями. "Ночь на 1 сентября мы провели в котловине конечной морены этого ледника. С утра снова продолжал идти дождь. Предполагая пройти по северо-восточному отрогу ледника, мы наткнулись на крутой обрыв льда с большим ледниковым озером. Пришлось вернуться обратно и перевалить на восток через горный хребет высотой в 300 метров. Горные склоны в этом месте покрыты осыпями известняков, сланцев и песчаников. Коренная толща известняков имеет простирание на N при вертикальном падении.

Перевалив через горную гряду, мы подошли вплотную к конечной морене ледника, примыкающей к тому леднику, через который ранее собирались перейти. По каменистому берегу быстрой каменистой реки мы прошли 6 км и наткнулись снова на круто падающий ледник, на который не было никакой возможности подняться. Пришлось вернуться обратно, чтобы перейти реку вброд и пойти ее левым берегом. Вскоре мы нашли место слияния нашей реки с другой, которая текла из ближайшего ледника. При сильном южном ветре шел проливной дождь. К ночи становилось уже довольно темно, в особенности из-за туч, покрывавших небо, и мы остановились здесь на ночевку.

2 сентября в 7 1/2 час мы отправились далее по долине, южные склоны которой были покрыты прекрасной растительностью. Ее зелень представляла разительный контраст со всей окружающей ее местностью, скалистой и угрюмой, с темно-коричневыми возвышенностями среди ледников. В глубине долины течет быстрый и шумливый ручей, среди ярко-зеленых ледников с пестреющими незабудками, ромашкой и полярным маком. Мы ожидали, что эта река повернет к востоку. Велико же было наше разочарование, что она свернула на юг, а затем на запад, по-видимому, впадая в виде притока в Безымянную или, что менее вероятно, имея направление к Пуховому заливу. На востоке от нас вырисовывался новый мощный глетчер, дальнейшее простирание которого было от нас скрыто.

Мы были в пути уже 3 1/2 дня при чрезвычайно неблагоприятной для нас погоде. Рельеф местности был таков, что в дальнейшем при желании идти на восток нам пришлось бы переваливать через горные массивы. Ввиду этого, принимая также во внимание сильное переутомление двоих наших спутников, я приказал повернуть обратно.

На следующий день, 3 сентября, впервые не было дождя, и мы отправились в обратный путь. У ледника мы проверили астрономическое определение, сделанное накануне.

Нет никакого сомнения, что встреченные нами ледники не являются материковым ледниковым покровом, как это имеет место в северной части Новой Земли. Каждый из посещенных нами ледников является изолированным, лишь в некоторых случаях соединящимся с другими. Большинство из них имеет ширину от двух до трех километров, причем мощность их колеблется от 20 до 40 м. У горных склонов, среди которых находятся ледники, обыкновенно имелись боковые морены, которые в других случаях отсутствовали или прерывались вследствие наличия в этом месте ледникового озера или ручья. Горные кряжи, в долинах между которыми расположены встреченные здесь ледники, сложены здесь из темно-бурых известняков с простиранием N-S и падением от 60 до 90 град.

Открытый нашей экспедицией глетчер я назвал именем проф. А. Пенка, известного немецкого географа и гляциолога.

4 сентября мы возвращались прежним путем, идя вдоль той же Безымянной реки. В расстоянии 2 1/2 км от места первой находки ископаемой фауны я снова нашел в осыпях сильно смятые экземпляры моллюсков.

Отсутствие дождя и наступившая солнечная погода при 5 град Ц облегчали наше возвращение. Благодаря знанию дороги мы могли сократить свой путь, проходя более удобными местами, так что в тот же вечер мы были лишь в 10 километрах от Безымянной губы. Переночевав на берегу реки, мы ранним утром двинулись дальше и в 12 часов 5 сентября были уже у карбаса" (с. 24-26).

Но не у палатки, где можно было передохнуть и, главное, обсушиться. Добраться до нее оказалось непростым делом по причине низкой воды  — судя по дальнейшему описанию Рудольфа Лазаревича, он имел дело со сгонно-нагонными явлениями, когда ветер нагоняет воду с моря в кут залива, заполненный аллювиальными речными отложениями, когда положение низкого берега меняется на сотни метров, а то и километры, и порой приходится бродить на большие расстояния по топкому дну в поисках сухого места. Сейчас перед участниками маршрута стояла другая задача используя в качестве фарватера русла былых потоков, протащить тяжелый неуклюжий карбас на свободную воду, что удалось сделать только на следующий день, когда в погоде произошли изменения, подгонявшие людей к завершению экспедиции: "В этот день впервые вершины гор покрылись белой пеленой свежевыпавшего снега" (с. 26), отметил Самойлович в своем отчете. Однако достаточно дел оставалось в окрестностях палатки теперь маршрутную съемку надо было распространить и на Безымянную губу, "привязав" таким образом главное открытие маршрута —  ледники Пенка — к морскому побережью, чтобы облегчить к ним доступ последующим исследователям. Съемки здесь продолжались еще несколько дней, и заключительный этап пребывания отряда в губе Безымянной и последующее посещение губы Грибовой описаны Самойловичем так:

"В ночь на 10 сентября ветер перешел на NO при сильном дожде со снегом. Только 10 сентября погода позволила нам выйти в море. К 12 часам ветер начал стихать. Мы принуждены были перенести весь груз на мысок в метрах 400 от нашего лагеря, так как была малая вода и нам нельзя было сняться на груженом карбасе у места нашей стоянки. К 15 часам при свежем О ветре и температуре воздуха 5,5 Ц мы вышли, наконец, в море... Карбас наш был достаточно грузен, и время от времени его захлестывало водой... Ветер стоял тот же, и нам спокойно было идти под защитой северного берега. При выходе из Безымянной губы вырисовывался остров Голец, за которым виднелся берег Паньковой Земли. При подходе к Грибовой губе ветер перешел на N, так что заход в губу неожиданно оказался для нас весьма трудным. Между тем наступила темнота, и я, лавируя против ветра, поспешил пристать к берегу. Впервые за время нашего путешествия без особых трудностей мы зашли в небольшую, но защищенную бухту, на северном побережье Грибовой губы. При подходе мы вспугнули большую стаю летных гусей.

В губе два острова, из которых небольшой и малодоступный островок Крамера с почти отвесными берегами образован глинистыми сланцами, слегка окрашенными в сиреневый цвет, с прожилками кварца. Падение на SO 110 град., угол 60 град. На ост рове сооружен из толстых бревен плавника громадный крест вышиною не менее 4 метров. На верхней перекладине сохранилась отчетливо вырезанная надпись: "Кресту твоему поклоняемся, владыко", на нижней же едва можно было прочесть "...835...дня"

11 сентября было посвящено исследованию северного побережья Грибовой губы" (с. 26-27).

Рудольф Лазаревич приводит довольно детальное описание слагающих пород, среди которых преобладали сланцы и известняки, особо выделяя элементы залегания пластов последнее не случайно, поскольку состав пород, их возраст и стратиграфия были известны со времен Русанова (хотя пополнить его наблюдения было не лишне), тогда как тектоника архипелага в целом оставалась неизученной. И снова возникала проблема "ископаемых ледников", впервые заявленная также Русановым и не поддававшаяся удовлетворительному разрешению решить эту пролему можно было лишь на основе новых данных.

"Весьма распространены на северном побережье большие оползни почвенного покрова, образующиеся вследствие оттаивания находящегося под ним льда, который может быть назван ископаемым. Лед голубого или синего цвета, имеет весьма плотную структуру. Его залежи широко распространены в этом районе, и во многих низменных местах можно наблюдать оползни растительного покрова и торфяники над таким льдом.

Мне представляется неправильным название "ископаемый ледник", какое давалось такому льду. Не подлежит сомнению, что образование этого льда не относится к нашему времени, а должно быть отнесено к четвертичной эпохе, но вместе с тем яв ляется весьма сомнительным, чтобы этот лед был остатком древнего глетчера. И действительно, если бы он был глетчером, он должен был бы встречаться не только на низменных, абрадированных местах, но и также или даже чаще всего, на возвышенностях... "Ископаемый лед" наблюдается, главным образом, в долинах или на плоских низменностях тундры. Я думаю, что такой лед скорее всего является наледью в древних речных руслах" (с. 28), что было весьма смелым выводом, отличным от мнения Русанова, а главное это легко поддавалось проверке в процессе исторической реконструкции древней речной сети. Еще одно обстоятельство привлекло внимание Самойловича: "Грибовая губа служила ранее местом интенсивного промысла, если судить по развалинам старинной русской избы в куте губы, нижние полуистлевшие венцы которой сохранились еще до сих пор. Вблизи нее высился неизменный крест. Невдалеке от нее мы обнаружили братскую могилу, в которой мы насчитали 13 человеческих скелетов. На кресте указан 1904 год" (с. 28).

Исследователь намеревался плыть дальше вдоль берегов Паньковой Земли, однако попытка выйти из Грибовой губы поставила карбас вместе с участниками плавания на грань гибели, когда в течение десяти минут, как "ветер окреп до степени шторма и перешел в знаменитый на Новой Земле сток. Взводень (волнение на поморском диалекте. В.К.) сразу стал крутым, бушующим и пенистым. Вихрь срывал гребни волн, и водяная пыль мельчайшими каплями неслась над водной поверхностью. Даже в губе море в несколько минут стало угрожающим. Гребни волн опрокидывались в карбас, а гнущаяся мачта едва выдерживала напор ветра. Идти вперед было верной гибелью, вернуться же обратно, т.е. повернуть против ветра, конечно, думать было нечего" (с. 29). Однако и в этой ситуации экипаж карбаса нашел выход, укрывшись под береговым обрывом от буйства стихии, такой обычной на Новой Земле и многократно описанной многими исследователями архипелага, а главное, непредсказуемой, что и делает этот неожиданный ветер крайне опасным. Прошедшие подобное испытание, тем более в море, могут считать себя бывалыми новоземельцами.

Исследования на Паньковой Земле с изучением берегов, рельефа и слагающих пород (безуспешные в части каменного угля) продолжались еще почти три недели, когда 6 октября "зашел в Маточкин Шар за нами пароход "Купава”, на котором мы и отправились в Архангельск, куда благополучно прибыли 9 октября" (с. 34).