Новоземельское завершение 1927 г.

Рудольф Лазаревич не предполагал, что предстоящий полевой сезон окажется для него последним на Новой Земле, хотя будут еще и другие возвращения на архипелаг, но уже в ином качестве и сугубо с попутными целями и задачами, когда архипелаг окажется лишь на периферии его интересов.

"В программу работ экспедиции Института по изучению Севера в 1927 году входили гидрологические работы, геологические исследования, зоологические работы и топографическая съемка. Район работ охватывал не только Новую Землю и Северное Полярное море, но также должен был распространяться на отроги северного Тимана и Карские Ворота...

В состав экспедиции входили 16 человек: кроме начальника экспедиции... заместитель...и зоолог Г.П. Горбунов, гидролог В.В. Тимонов, гидробиолог П.В. Ушаков, гидрохимик А.Ф. Лактионов, геодезист и ассистент по геологии М.М. Ермолаев, доктор Е.Ф. Гефтер, капитан судна Н.Н. Гакен, штурман П.А. Полисадов, механик А.И. Иванов, пом. механика П.А. Иванов, радиотелеграфист В.В. Иванюк, моторист И.Н. Безбородов, матросы М.Ф. Вальнёв и И.П. Корконосов, кок И.К. Константинов...

... Так как геологическая партия должна была первоначально работать на Северном Тимане, то маршрут экспедиции распадался на две части. Сначала геологическая партия должна была быть завезена на восточный берег Чешской губы, к устью реки Индиги, а затем предстоял поход на Новую Землю.

17 июля экспедиция, при благоприятной погоде, в 0 ч. 30 мин. вышла из Архангельска и уже 21 июля прибыла в Чешскую губу... В тот же день геологическая партия съехала на берег на моторном боте "Тиманец", который был оставлен в ее распоряжении. Береговая партия состояла из М.М. Ермолаева, И.Н. Безбородова и Р.Л. Самойловича" (1929, с. 98-99).

Владислав Сергеевич Корякин (1933 — 2021) — советский российский гляциолог и историк Арктики, писатель, журналист. Доктор географических наук (2001). Сотрудник Института географии АН СССР/РАН (1954—1992). Действительный член Географического общества Союза ССР. Академик РАЕН. Почётный полярник России. Написал серию научно-популярных и научно-биографических книг: «Маршрутами гляциолога» (1981), «Семь экспедиций на Шпицберген» (1986), «Владимир Александрович Русанов» (1987), «Фредерик Альберт Кук» (2002), «Русанов» (2005), «Рудольф Лазаревич Самойлович» (2007), «Челюскинская эпопея» (2011), «Отто Шмидт» (2011), «Гонка за полюс. Кто был первым на Южном полюсе» (2012), «Путешественники и первооткрыватели» (2013), «Война в Арктике. 1941—1945» (2013) «Нас позвали высокие широты» (2015), «Советский гражданский флот в годы Великой Отечественной войны» (2018). Здесь приведен отрывок из его книги "Рудольф Лазаревич Самойлович"

Целью приезда геологов в Чешскую губу стала проверка слухов о наличии каменного угля на р. Светлой, а также намерение посетить мыс Румяничный, где Ермолаев в 1926 г. обнаружил присутствие щелочных пород. По части каменного угля результат (как и на Новой Земле в предшествующих экспедициях) оказался отрицательным, зато детальная геологическая съемка показала наличие нефелиновых сиенитов севернее мыса Румяничного, тогда как южнее господствовали сланцы. "Эльдинг" по выполнении намеченных гидрологических и биологических работ в Карских Воротах и в губе Черной на Южном острове Новой Земли уже 14 августа вернулся к Чешской губе.

Во время описываемой экспедиции произошел примечательный эпизод, раскрывающий человеческие качества Рудольфа Лазаревича и описанный ниже со слов его наиболее известного и талантливого ученика Ермолаева: "Во время нашего пребывания вместе на Тимане я познакомил Самойловича с замечательной личностью... с Параскевой Выучейской, староверкой, "хозяйкой Тиманской тундры". Во время их глубокого принципиального диспута на религиозную тему я был только слушателем меня поразила глубина понимания им человека, абсолютно чуждого ему своей психологией, бесконечно далекого по общественному положению, образованию, всему жизненному укладу. Надо было слышать, как они разговаривали! Как обоим было интересно! Одна сторона исходила из строго научных позиций, другая из учения отцов церкви, в его самом крайнем, фанатичном, староверческом варианте. Они, конечно, не договорились, но оказалось, к моему крайнему изумлению, что по целому ряду общечеловеческих вопросов их воззрения во многом совпадали, в основном это касалось человеческой честности и святости убеждений. Приведу заключительную фразу Параскевы:

— Хороший ты человек, Лазаревич. Только жаль, что гореть тебе в адском пламени...

Если вспомнить о страшном конце Р.Л. Самойловича в сталинских застенках что это, как не адское пламя? Напророчила Параскева..." (Ермолаев, 2001, с. 77).

Приняв на борт геологов, спустя двое суток "Эльдинг" направился к обсерватории Маточкин Шар (куда пришли 21 августа), чтобы пополнить запасы жидкого топлива для продолжения работ на севере Новой Земли. Спустя трое суток судно вышло в Архангельскую губу, где Горбунов завершил свою орнитологическую программу к 26 августа. Затем судно перешло к островам Баренца у северо-западного берега п-ова Литке, высадив там геологический отряд в прежнем составе с ботом "Тиманец", причем высадка проходила при сильном тумане и ограниченной видимости.

В предшествующем плавании 1925 г. геологическое обследование здешнего побережья было закончено у п-ова Панкратьева и теперь надо было продолжить эти работы восточнее, начиная с п-ова Литке и близлежащих Баренцевых островов. Окружающий пейзаж по сравнению с обследованным ранее побережьем Новой Земли южнее сильно изменился — прибрежные цепи гор стали ниже, отчетливо проецируясь на ледниковый покров на заднем плане, водораздел которого, вздымаясь пологими плавными очертаниями, занимал в поле зрения все более и более значительное пространство. В отличие от карского побережья, здесь в прибрежной полосе многочисленные скалы и обрывки горных цепей создавали определенное зрелищное разнообразие, по-своему украшая суровый арктический ландшафт, который тем не менее оставался безжизненной полярной пустыней.

С уходом "Эльдинга" для выполнения гидрологического разреза между Новой Землей и Землей Франца-Иосифа геологи с мотористом Безбородовым остались в одиночестве для выполнения собственной программы по обследованию побережья п-ова Литке и Русской Гавани. Этот район был известен по сведениям норвежских промышленников, обобщенным А. Петерманом еще в 70-х годах ХIX в., и по съемкам весной 1913 г. Г.Я. Седова, который в своем маршруте к мысу Флиссингенскому на севере Новой Земли нанес их на карту. Для геолога — сплошное "белое пятно"...

Работы на западном из Баренцевых островов с его известняками каменноугольного возраста, с обильной фауной брахиопод, криноидей и прекрасно сохранившихся мшанок продолжались вплоть до 30 августа, причем необычные формы рельефа оказались связанными с непривычным залеганием слагающих пластов горных пород, что и отразил Ермолаев в своих воспоминаниях: "К нашему удивлению, ...в отличие от огромного большинства мест, где каменные пласты обычно сильно наклонены и смяты в складки, а зачастую и разорваны, мы впервые попали в район ненарушенного залегания коренных пород: они лежали здесь почти горизонтально и производили странное, совсем не "новоземельское", впечатление. Эти плосковерхие горушки казались какими-то искусственными бастионами ("комодами", по определению одного из участников позднейших экспедиций. В.К.)... Слои плоских и "разнокалиберных" пластинок — темно-коричневых плиток, иссеченных необычайно красивым фантастическим рисунком, как будто выгравированным на их поверхности. Казалось, что черные полоски, кружочки и какие-то цепочки каких-то окаменелостей инкрустированы на коричневом фоне. Рудольф Лазаревич спросил меня: "Ну, Миша, что это такое? Что тебе напоминает?" Я неуверенно отметил, что напоминает глиняные таблички с клинописью, которые я видел в Эрмитаже... Рудольф Лазаревич рассмеялся и объяснил мне, что это огромные рифы, палеозойские каменные рифы... В самом деле, это были типичные коралловые известняки, и кораллы эти, по-видимому, относились к каменноугольному периоду" (2001, с. 32-33). Вскоре Самойлович и Ермолаев обнаружили, что горизонтальное спокойное залегание слоев западнее оказалось нарушенным.

Поражало полное отсутствие растительности, которое объ яснялось, видимо, влиянием здешних свирепых ветров, на этот раз не нарушавших тревожного молчания Арктики. Переправившись через пролив на п-ов Литке, Самойлович и Ермолаев наткнулись на "круто падающие толщи известняка, чередующиеся с плотным тонкозернистым песчаником. Органические остатки, найденные здесь кораллы, брахиоподы и палеофлора также характеризовали каменноугольный возраст этих слоев" (1929, с. 102). Из других наблюдений — наличие каменных многоугольников на щебнистой поверхности и признаки поднятия в виде че тырех морских террас. Переход морем в Русскую Гавань ввиду кромки дрейфующих льдов, располагавшейся неподалеку, показал невозможность высадки с моря на северо-восточное побережье п-ова Литке и внес некоторые уточнения в карту Седова.

За мысом Макарова открылась превосходная панорама Русской Гавани с ледниковым покровом Северного о-ва на заднем плане, периферия которого была ограничена невысокими скальными грядами высотой первые сотни метров. Несколько нунатаков расчленяли его край на ряд выводных ледников, самый восточный из которых, названный Седовым в честь Шокальского, спускаясь непосредственно в Русскую Гавань (точнее, его обособленную акваторию под названием залив Откупщикова), продуцировал массу айсбергов, от которых легко можно было укрыться в небольшой бухте восточнее полуострова, делившего залив на две неравные части. Определенно, Русская Гавань была превосходным местом для отстоя судов в ожидании улучшения ледовой обстановки, и если бы (как показало будущее) не здешние свирепые местные ветры сток или бора (по Визе), забот в ней у мореходов было бы меньше впрочем, ограниченные размеры акватории не позволяли разгуляться волне во всю мощь. Рудольфу Лазаревичу предстояло в будущем не однажды побывать здесь на самых разных судах, а его молодому помощнику возглавить здесь одну из зимовок на научной станции по программе 2-го Международного Полярного года 1932-1933 гг., выполнение которой на Новой Земле отныне связано с его именем. Поэтому не случайно в своих воспоминаниях он уделил особое внимание тем первым впечатлениям от Русской Гавани: "Гавань уходила в глубь Новой Земли сразу после входного мыса. Большой, высокий скалистый остров (Богатый на современных картах. В.К.) лежал прямо против устья гавани. От новоземельского берега к нему протянулся узкий, "острый" перешеек (п-ов Горякова. В.К.), прорезанный довольно широким и глубоким проливом. ... Были видны остатки примитивной постройки — убогой старинной землянки.

И вот мы на берегу. Подходим к землянке... точные размеры которой определить трудно осевший потолок почти лежал на полу. Здесь же валялись сгнившие остатки меховых малиц, унтов, еще какого-то бесформенного тряпья. На столе и под стосамодельные деревянные ложки, долбленая из соснового бревна посуда. Вероятно, здесь были и книги, так как мы увидели несколько разорванных переплетов, один из них — кожаный, ранее принадлежавший библии большого формата. Неподалеку были остатки еще нескольких жилищ.

Но самое большое впечатление произвел на нас высокий крест, от которого остались только вертикальные грубо отесанные бревна. На самом верху, как обычно, вырезанная на доске надпись. Сколько ни вглядывались мы в старинные славянские буквы, даже при известной доле фантазии, ничего кроме "Иисус Христос" разобрать не могли. Зато у подножья креста мы нашли доску с отчетливой надписью, видимо, выжженной раскаленным гвоздем или каким-то другим железом: “... Поставлен сей крест в году от рождества Христова 1848, а от сотворения ми..." — далее все уничтожено временем. Строкой ниже снова ясно прочитывалось: "...коршиком шуерчаниным Степаном Борисовым Горяковым со товарищи в Гавани за островом Богатым, а по-старому Баренци... Господи, спаси нас грешных". И выцарапано восемь имен. Около креста семь просевших, сильно поврежденных могил" (2001, с. 36).

На следующий день была предпринята продолжительная рекогносцировка, позволившая установить присутствие известняков, прорезанных кварцитами девонского и каменноугольного возрастов. "Последний день в Русской Гавани, — продолжает Ермолаев, — мы решили посвятить экскурсии на гору, которая резко выделялась среди других возвышенностей своей острой вершиной... От остальных вершин, окружавших гавань, она резко отличалась и цветом: была сложена темно-красными, почти бордовыми сланцами. (По всем приведенным признакам, это гора Ермолаева на современных картах, высотой 254 м. В.К.)

Но сначала мы подошли с берега к боковой морене ледника Шокальского. Обломочный материал здесь накопился в таком количестве, что прямо с этой морены можно было перейти на поверхность ледника...

Подъем на выбранную нами вершину тоже оказался не очень сложным... В сторону моря с нее открывался прекрасный и широкий — на расстояние нескольких миль — обзор водного пространства. Как на ладони была видна вся сложная система заливов и перешейков, все пути и подходы. Но наиболее интересен оказался отсюда вид на ледник. Он поднимался настолько круто, что уже в недалеком от нас расстоянии его высота превосходила высоту горы. Так вот что мы увидали еще на подходе к Русской Гавани!.. Высоко на фоне серого облачного неба виднелась бледная слабосиневато-зеленоватая полоса" — пространство ледораздела ледникового покрова Новой Земли.

Как всегда, приближение зимы заставляло торопиться — уже 2 сентября снег плотным слоем накрыл окрестности, резко ограничив возможности дальнейших наблюдений. Завершив рекогносцировки берегов Русской Гавани и убедившись в ее надежности для укрытия судов от штормов, путешественники вернулись на "Тиманце" к своей палатке, оставленной на одном из островов Баренца, добравшись к ней всего за шесть часов. Наступившая затем холодная и ясная погода не помешала обследовать многочисленные обнажения в береговых обрывах. "У нас было достаточно возможности, чтобы завершить геологические исследования как на острове Баренца, так и на коренном берегу Новой Земли" (с. 105), отмечал Самойлович в своем отчете, прежде чем "8 сентября мы увидали на горизонте у входа в Баренцев пролив (Веселаго на современных картах. В.К.) ...наше судно, спокойно стоящее на якоре. За время нашего пребывания на островах Баренца и в Русской Гавани оставшиеся на судне сотрудники экспедиции успели благополучно завершить гидрологический разрез от островов Баренца до мыса Баренца на Земле Франца-Иосифа. 9 и 10 сентября продолжались работы на островах Баренца. В ночь на 11 сентября мы вышли по направлению к заливу Иностранцева". Расскажем теперь о результатах, полученных в акватории между Новой Землей и Землей Франца-Иосифа, причем в сравнении с наблюдениями в Печорском море.

При плавании на север за время с 27 по 30 августа ледовая обстановка практически не помешала выполнить наблюдения на 12 станциях по 8 горизонтам (с определением температур, солености, содержания кислорода, рН и щелочного резерва), тогда как при возвращении это удалось сделать лишь на семи, причем на расстоянии 40-45 миль от первого. Биологические наблюдения ограничивались сбором планктона и бентоса. Сходные работы были выполнены также в Печорском море между Русским Заворотом и губой Черной за 23-25 июля на 9 станциях.

В Баренцевом море на обоих разрезах верхний слой теплой воды (с температурой выше 0°C) имел толщину до 25-30 м. Затем на глубине от 50 до 150 м располагалась вода температурой от -1°С и ниже, а у дна на глубине от 300 м и ниже вновь происходило повышение температур до -0,5°С и выше. При этом примерно на полпути между архипелагами отчетливо выделялась на глубине 100-200 м струя теплой воды температурой от 0 до +0,5°С, что, видимо, связано с двумя разветвлениями Нордкапского течения, хотя возможно поступление теплой и тяжелой атлантической воды из Центрального Арктического бассейна.

В Печорском море для верхнего слоя воды (до глубины 50 м) характерно увеличение солености с 30 до 34‰, причем эти показатели снижаются при приближении к Вайгачу. Что касается температур, то по разрезу наблюдалось снижение температур с глубиной от +8°С на поверхности до -1,5 в придонном слое на глубине около 100 м, при общем поступлении вод из Печорского моря в Карское.

Продолжение плавания позволило по-новому взглянуть на береговые пейзажи, знакомые прежде по экспедиции 1925 г. Обзор с моря вдоль побережья п-ова Литке с его невысокими (в пределах 250 м) пологими скальными увалами в глубине открывающейся панорамы и береговыми обрывами на переднем плане обнаруживал непривычный простор и доступность взгляду на необычно обширном пространстве, включающем не только сам полуостров почти целиком, но и цепь нунатаков в его глубине, сквозь которую прорывались к морю два выводных языка ледникового покрова, разделенных в истоках довольно высоким (свыше 400 м) скальным останцом. Эти языки, вывалившись на плоскость п-ова Литке и приспосабливаясь к погребенному рельефу, меняли направления движения почти под прямым углом, опускаясь в залив Борзова на западе одноименным ледником, а другим ледником (Лактионова на современных картах) приблизившись вплотную к берегам Русской Гавани. И над всем этим великолепным пейзажем на фоне блеклого арктического небосвода с характерным отблеском льда совсем вдали господствовал ледниковый покров, ледораздел которого достаточно отчетливо проецируется на небосвод.

Чем дальше к востоку, тем горы ниже, а ледниковый покров — выше, пока его ледораздел практически повсеместно не стал превышать прибрежные горные гребни. Непрерывная череда фронтальных ледниковых обрывов у ледников, спускающихся к морю с покрова по поперечным долинам, секущим побережье вкрест простирания на пространстве от Русской Гавани до залива Иностранцева, который и стал главной целью исследований при завершении полевого сезона 1927 г., с одной стороны, достаточно беглых, а с другой — крайне важных с точки зрения проблемы ледниковых подвижек, заявившей о себе почти сорок лет спустя, для которой элемент историзма имеет особое значение.

В связи с этим вновь обратимся к отчету Самойловича, который следующим образом описывает развитие событий на заключительном этапе экспедиции. "Лишь в 5 часов 11-го мы смогли выйти к намеченному месту. Интересно, что проходя у места, на котором обозначены острова Гольфштрема, мы имели глубину 109 саж. и при видимости 10-12 миль не заметили этих островов. Нужно думать, что они расположены гораздо ближе к берегу, чем положено на карте.

13 сентября мы были по счислению у мыса Медвежьего, по очертанию же берегов мы считали себя у Малого Ледяного мыса. Пришлось повернуть на юг, и в 10 милях мы приблизились к берегу, который по очертанию своему весьма схож с берегом у залива Иностранцева по карте Седова. Однако никакого залива здесь не оказалось: два глетчера, разделенных высоким нунатаком, сходятся друг с другом и опускаются непосредственно в море. Обилие айсбергов, отрывающихся от мощных ледников, делает здесь стоянку весьма беспокойной и неудобной. Для малых судов с осадкой не свыше 8 фут имеется хорошая стоянка за моренной грядой в западной части этой береговой открытой извилины.

Берег сложен из известняков, сланцев и конгломератов. Последние по своей структуре и петрографическому составу весьма напоминают конгломераты мыса Желания. Толща конгломератов покрывается известняками, в которых были найдены кораллы верхнекаменноугольного возраста.

В тот же день к вечеру вследствие свежей погоды пришлось покинуть это место, и мы пришли в губу Мелкую" (с. 106-108). Остается лишь отметить, что этот содержательный текст требует внимательного прочтения и комментария.

Дело в том, что весной 1913 г. Седов, как отмечено выше, нанесший на карту этот участок побережья вместе с заливом Иностранцева (он-то и дал это название), зафиксировал здесь необыч ную ситуацию, поскольку на своей карте отразил контакт двух ледников, присвоив им имена двух геологов — М.А. Павлова (участника собственной экспедиции) и А.А. Иностранцева, члена-корреспондента Академии наук, профессора Петербургского университета. Оба ледника, крайне трещиноватые, соприкасались своими концами в заливе, причем за участком контакта находилась небольшая акватория, где морской лед, испытав динамическое воздействие обоих ледников, также имел многочисленные нарушения в виде валов сжатия и трещин. Седов нанес на свою карту и отмеченный Рудольфом Лазаревичем нунатак, где определил астрономический пункт, назвав его горой Астрономической. Описанная Самойловичем картина в заливе становится понятнее, если признать, что Седов по совокупности признаков нанес на свою карту и описал в дневнике начальную картину подвижки обоих ледников, которая завершилась к 1927 г. заполнением глетчерным льдом залива в пределах отмеченных им боковых морен. Наш вывод подтверждают и съемки топографа А.А. Кураева из геологической экспедиции ВАИ в 1933 г. (начальник И.Ф. Пустовалов). Определенная неясность в наблюдениях всех указанных исследователей объясняется тем, что о подвижках ледников в Арктике ничего не было известно, и удивление Самойловича понятно, тем более на фоне многочисленных признаков отступания оледенения на архипелаге в целом, о чем было известно со времени первой экспедиции Русанова.

Наблюдения в губе Мелкой (куда "Эльдинг" пришел 15 сентября) показали, что слагающими породами здесь являются известняки разных цветовых оттенков от светло-серых до темных, с обильной фауной спирифер и продуктусов верхнекаменноугольного возраста, причем пласты падают на SO под углом 60-85° — очередной крохотный, но необходимый фрагмент в общей грандиозной мозаике геологического строения архипелага. Самойлович отметил также сохранившиеся исторические достопримечательности залива крест на могиле погибших от цинги участников экспедиции А.К. Цивольки во время зимовки 1838-1839 гг. и дом, построенный в 1909 г. архангельским промышленником Масленниковым.

Завершив здесь работы, "Эльдинг" с экспедицией на борту зашел за почтой и провизией в губу Поморскую в Маточкином Шаре и уже 25 сентября бросил якорь в губе Порчниха на Мурманском берегу, у научно-промысловой станции Института по изучению Севера.

Итоги очередной новоземельской экспедиции 1927 г. ее руководитель подвел следующим образом: "В геологическом отношении обследован северо-западный район Северного Тимана. Подробно изучены щелочные породы мыса Румяничного, и установлена неосновательность предположения о наличии каменного угля в этой области, чем предотвращены всякие толки в этом отношении местных организаций. Затем, как это следует из отчета, исследования были перенесены на малодоступную северо-западную часть Новой Земли, где до сего времени таковые не производились. Обнаружены интересные отложения каменноугольного возраста, проливающие свет на геологическое строение этой части Новой Земли. Были обследованы так называемая Русская Гавань и залив Иностранцева. Привезен геологический и палеонтологический материал в количестве до 1000 образцов" (1929, с. 108-110).

На этом работы Самойловича на Новой Земле завершились. Под его руководством был ликвидирован целый ряд "белых пятен" на карте архипелага и собран обширный геологический материал, не получивший, однако, самостоятельного теоретического завершения в работах самого Рудольфа Лазаревича по ряду причин, из которых первая и основная заключалась в его загруженности научно-организационной работой. Вторая была связана с тем, что после теоретических разработок Русанова на основе учений о геосинклиналях Ога требовался значительный период времени для накопления новой полевой информации с целью выхода на очередной теоретический рубеж, связанный с именем Ермолаева, под руководством которого была создана первая геологическая карта Новой Земли и предложена схема тектоники архипелага, в своей основе сохранившаяся и по настоящее время. Можно утверждать, что многие наблюдения Самойловича использованы для ее создания. Наконец, своей организационной работой Рудольф Лазаревич привлек для работы в Арктике многочисленных сотрудников и учеников, среди которых, несомненно, наиболее выдающимся был Ермолаев.

До завершения активной деятельности Рудольфа Лазаревича в Арктике оставалось еще десять лет, и его звездный час был еще впереди.