На "Груманте" вокруг Южного острова Новой Земли 1924 г.

Две первые новоземельские экспедиции Самойловича в совокупности с результатами предшественников (наблюдения Х. Хёфера, Ф.Н. Чернышева, В.А. Русанова и Г. Хольтедаля) показали необходимость продолжения исследований на архипелаге, поскольку цельной картины его природы, способной удовлетворить запросы грядущего хозяйственного освоения, пока не складывалось. Вместе с тем все отчетливее вырисовывалась роль Новой Земли как исходного рубежа карских морских экспедиций, обеспечивающих хозяйственные связи бассейнов Оби и Енисея с портами европейской части страны, в первую очередь с Архангельском. В связи с этим в 1923 г. УБЕКО-Север (продолжавшее работы наших гидрографов дореволюционной поры) построило полярную станцию на востоке Маточкина Шара, причем в грядущую навигацию было решено продолжить это строительство, с тем чтобы создать полноценную обсерваторию для осве щения условий плавания в Карское море и далее на восток через этот пролив.

Сам Рудольф Лазаревич задачи предстоящего полевого сезона видел следующим образом: "Вследствие совершенной неизученности южного берега, а в особенности восточного побережья Новой Земли, имелось в виду произвести геологические исследования этих районов, попутно ведя морскую опись берегов с определением астрономических пунктов в тех местах, где это по обстоятельствам окажется возможным. Кроме того, в задачи экспедиции входило также ведение общегеографических и, по возможности, промысловых исследований и метеорологических наблюдений.

На западном берегу, в заливе Пуховом и его районе экспедиция должна была произвести работы по изучению гольцового промысла, птичьих базаров и исследование пресных водоемов.

В состав экспедиции входили 23 человека, из которых в качестве научных сотрудников работали: проф. П.В. Виттенбург, М.А. Лаврова, почвовед К.Ф. Маляревский с его помощником Е.Н. Воропаевым, ботаник М.И. Назаров, М.А. Рудницкий, Б.Г. Рудницкий, Б.Г. Дистфельд, ведшие метеорологические наблюдения. Капитаном судна был Ф.М. Вальнев. Общее руководство исследованиями лежало на мне и П.В. Виттенбурге" (Самойлович, 1929, с. 5).

Владислав Сергеевич Корякин (1933 — 2021) — советский российский гляциолог и историк Арктики, писатель, журналист. Доктор географических наук (2001). Сотрудник Института географии АН СССР/РАН (1954—1992). Действительный член Географического общества Союза ССР. Академик РАЕН. Почётный полярник России. Написал серию научно-популярных и научно-биографических книг: «Маршрутами гляциолога» (1981), «Семь экспедиций на Шпицберген» (1986), «Владимир Александрович Русанов» (1987), «Фредерик Альберт Кук» (2002), «Русанов» (2005), «Рудольф Лазаревич Самойлович» (2007), «Челюскинская эпопея» (2011), «Отто Шмидт» (2011), «Гонка за полюс. Кто был первым на Южном полюсе» (2012), «Путешественники и первооткрыватели» (2013), «Война в Арктике. 1941—1945» (2013) «Нас позвали высокие широты» (2015), «Советский гражданский флот в годы Великой Отечественной войны» (2018). Здесь приведен отрывок из его книги "Рудольф Лазаревич Самойлович"

Для выполнения поставленной цели экспедиция была разбита на две партии: западную и восточную. Западная в составе проф. К.М. Дерюгина, Г.П. Горбунова, матроса Ф.Ф. Варфоломеева и нескольких промышленников работала в Пуховом заливе.

Восточная партия, в состав которой входили Р.Л. Самойлович, астроном С.Г. Натансон, радиотелеграфист Г.М. Жилин и моторист И.Н. Безбородов, должна была выполнить вышеизложенные задания на южном и восточном берегах Новой Земли" (1929, c. 34).

Поставленную задачу можно было решить только с помощью судна, которое бы обеспечило передвижение вдоль берега на значительные расстояния. В распоряжении восточной партии был парусно-моторный бот (карбас) "Грумант”, построенный в селе Кехте под Архангельском, удовлетворяющий требованиям прибрежного плавания. При длине в 28 футов (9 м с небольшим) и ширине 7 футов он имел осадку всего 2,5 фута, уступая по размерам судам предшественников как Пахтусова (длина 42 фута), так и Русанова (длина 32 фута). Мотор системы Болиндер позволял даже без парусов (фок и кливер) держать ход до 5 узлов. Поскольку размеры судна не позволяли плавания открытым морем, была достигнута договоренность с УБЕКО-Север о доставке бота попутным рейсом на пароходе "Юшар", направлявшемся к строящейся обсерватории Маточкин Шар с участниками гидрографической экспедиции, а также самолетом Юг-20 на палубе.

Переход морем из Архангельска до берегов Новой Земли занял двое суток, и в полночь 12 августа "Юшар" бросил якорь в Белушьей губе у ненецкого становища. Выгрузка "Груманта" и его снаряжение заняли немного времени, и спустя пять часов в утренних сумерках по спокойной ясной погоде Самойлович со своими спутниками начал самостоятельное плавание проливом Костин Шар, разделяющим о-ва Междушарский и Южный Новой Земли. Нагруженные борта небольшого суденышка поднимались над водой всего на фут — оставшийся необходимый груз пришлось разместить на байдарке за кормой на буксире, совсем как у Русанова в 1911 г.

Хорошая погода, однако, продержалась недолго, уже на подходах к устью р. Нехватовой опустился туман. Чтобы ориентироваться по низким невыразительным берегам, пришлось приблизиться к ним на расстояние в несколько сот метров, и это внушало определенные опасения, поскольку дореволюционная карта Главного Гидрографического управления оказалась весьма приблизительной, что позднее было отмечено Самойловичем в отчете: "Расстояния между губами нанесены неточно, количество островов в действительности гораздо больше, чем их значится на карте, одних только больших островов я насчитал не менеее двадцати, тогда как на карте их всего пять.

Костин Шар носит типичный шхерный характер, берега сильно изрезаны большими и малыми заливами, а самый пролив, как я уже указывал, усеян многочисленными островами. Многие из них соединяются с берегом узкими косами, по-видимому, весьма недавнего происхождения, и превратились, таким образом, в полуострова. В некоторых местах эти косы еще не поднялись над уровнем воды и образовали подводные перемычки, над которыми в малую воду плещутся мелкие волны" (1929, с. 35).

Первый привал был сделан в 30 милях от Белушьей, вероятно, в устье губы Пропащая, судя по характерному — ориентиру скале, сложенной серыми немыми песчаниками, высотой 150 м, с которой "открывался вид на весь Костин Шар с его многочисленными островами, за которыми виднелся плоский остров Междушарский. Ландшафт всей местности дает картину холмистой возвышенности, над которой то там, то здесь высятся скалистые гребни, сохранившиеся благодаря большей сопротивляемости слагающих их пород от выпахивающей деятельности ледников. В настоящее время ледники совершенно отсутствуют в этой части Новой Земли" (1929, с. 36). Отметим, что описание побережья Костина Шара было сделано впервые, поскольку Русанов 13 лет назад не стал задерживаться на этих берегах, стремясь выиграть время для будущих маршрутов. Самойлович, по сравнению со своим именитым предшественником, начал свой маршрут существенно позже, более чем на месяц, что, разумеется, в условиях Новой Земли было достаточно опасно в случае наступления ранней зимы. Путешественники остались довольны первым днем плавания, одолев за 11 ходовых часов 44 мили. Однако в последующие двое суток сильный встречный ветер не позволил продолжить путь. Вынужденную задержку использовали для приема сигналов времени с обсерватории Науэна под Берлином — это был первый случай применения радио для астрономических определений на Новой Земле.

Сборы 15 августа показали, что свертывание берегового лагеря потребовало до трех часов времени. Самойлович по пути настолько детально описывал открывающиеся берега, что привязка отдельных приметных объектов местности не вызывает затруднений. Так, его указание, что к западу от губы, против Междушарского острова, имеется мыс, выступающий далеко в море, представляющий собой реликтовый остров, соединяющийся с берегом двумя косами — п-ов Савина Коврига на современных картах с характерным мысом Черный. Совпадает с описанием Русанова и другой важный ориентир в губе Черной — изба мурманского промышленника Олонкина, причем Самойлович отметил здесь подходящие условия для организации в будущем промыслового становища, которое было создано уже на следующий год и продолжало свою деятельность на протяжении почти четверти века.

Дальнейшее плавание по направлению к Карским Воротам проходило в целом при благоприятных погодных условиях. "Море было спокойно, — отметил Рудольф Лазаревич, — только иногда старая зыбь подкатывалась к борту. Редко и на реке можно встретить такую гладкую и спокойную водную поверхность, какая наблюдалась в тот день на море" (1929, с. 37). По левому борту в глубине изрезанного скалистого побережья с многочисленными островами и береговыми обрывами виднелась холмистая местность, с единственной приметной возвышенностью в глубине суши — на современной карте она имеет высотную отметку 153 м и располагается между губой Саханиха и заливом Рейнеке.

"При подходе к Петуховскому Шару туман сменился сильным дождем, промочившим окончательно нашу одежду. Пользуясь, однако, проблесками сквозь туман и дождь, я ориентировался по карте И.П. Ануфриева, которая сослужила нам прекрасную службу, и, пройдя Олений остров, я зашел в небольшую закрытую губу" (с. 38) видимо, — бухту Русанова на одноименном полуострове. Теперь можно было подвести итоги и оценить первые успехи, поскольку почти за трое суток почти за тридцать ходовых часов было пройдено 135 миль, что сходилось с показаниями лага, хотя Самойлович недоумевал, почему эти скопления островов именуются шаром (на поморском диалекте пролив), в то время как практически невозможно выделить среди них один наиболее предпочтительный как по размерам, так и по протяженности. Координаты стоянки, определенные Натансоном, показали ее приуроченность именно к современному Петуховскому Шару, как он показан на новейших картах. Определенное недоумение исследователя на этой сложной для ориентирования местности понять нетрудно, поскольку заблудиться в скоплении многочисленных островов и проливов между ними, даже используя современную карту, ничего не стоит, особенно в тумане. Тем не менее исследователь настолько успешно ориентировался в этом лабиринте, что использовал губу Гаврилова для стоянки своего суденышка, а затем перешел по Кусовой Земле в пролив Никольский Шар, где обнаружил норвежский крест, поставленный тремя норвежцами в 1908-1909 гг. Однако при попытке войти в Никольский Шар, отделяющий Кусову Землю от Южного острова Новой Земли, обнаружились небольшие глубины и было решено не рисковать очевидно, "Грумант" обходил Кусову Землю с юга в отличие от Русанова на "Полярной" в 1911 г. 19 августа "Грумант" со своим экипажем добрался до губы Каменки, где провел зиму 1832-1833 гг. отряд Петра Кузмича Пахтусова, одного из саМых результативных исследователей Новой Земли. Следы его зимовки сохранились вполне отчетливо: "На мысу стоит крест без верхней перекладины, а в небольшом от него расстоянии — обломок другого креста. Очень хорошо еще виден нижний венец избы Пахтусова" (с. 41). Поблизости высился еще один сравнительно свежий крест, означавший местоположение астропункта, определенного участником Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана в 1920 г. Б.В. Новопашенным. Фотографию развалин зимовья Пахтусова Самойлович опубликовал в своем отчете, что облегчило автору поиск этого исторического памятника на местности в 1992 г., несмотря на то что автор первой "Лоции Карского моря и Новой Земли", изданной в 1930 г., Н.Н. Евгенов утверждал, что "следов зимовья Пахтусова не сохранилось" (с. 20). Пребывание в этом историческом месте ознаменовалось первой встречей со льдами Карского моря: "20 августа с утра лед подошел вплотную к губе Каменке. Наступила поразительно ясная, солнечная погода при полном безветрии. Море между льдом было гладко, как тихая заводь, и кругом, сколько видел глаз, был плавучий лед. Стояла полная тишина, которая наблюдается только в полярных странах. Плотный морской лед, несколько разреженный у берегов, простирался сплошной массой до самого горизонта от NNO до S" (с. 43), что не могло не беспокоить наших мореходов.

Ледяная блокада продолжалась трое суток. Между тем в ночное время температура опускалась уже до -2,5°С, в разводьях начал образовываться свежий ледок. Старого льда нагнало столько, что он грозил суденышку повреждениями. Чтобы избежать этого, пришлось возвращаться к Никольскому Шару, откуда 29 августа было проведено обследование, как показалось Самойловичу, нового неизвестного залива, названного им в связи с приближавшимся 200-летним юбилеем Академии наук в честь ее президента Александра Петровича Карпинского (одновременно возглавлявшего Ученый совет Института по изучению Севера). На самом деле вход в этот залив был обозначен на карте Пахтусова, а сам залив, как отмечено в лоции Евгенова, у поморов назывался губа Охальная. Самойлович обнаружил здесь и другие признаки пребывания поморов — "большое количество оленьих костей, поплавки от сетей, некоторые предметы домашнего обихода. По-видимому, в этом забытом теперь месте когда-то жили промышленники" (с. 47).

При чтении отчета Самойловича за 1924 г. не случайно возникает вопрос о его знакомстве с не опубликованным тогда описанием экспедиции В.А. Русанова 1911 г., поскольку, с одной стороны, ссылки на него отсутствуют, а с другой — маршруты обоих исследователей большей частью совпадают. Почему-то у Самойловича по сравнению с его предшественником геологические наблюдения более краткие он практически отказался от какихлибо возрастных и палеонтологических характеристик, ограничиваясь лишь констатацией слагающих пород и, что важно, замерами падения и простирания пластов видимо, его больше интересовала тектоника обследованного района.

Лишь 30 августа, дождавшись улучшения обстановки, удалось снова вернуться к мысу Меншикова. "В 6 часов мы обогнули этот мыс, и велика была наша радость, когда мы увидали, что Карское море было совершенно чисто от льда. Я поздравил своих спутников с перевалом на карскую сторону. Наконец-то, после столь тяжких усилий и неудачных попыток осуществилась наша заветная мечта. Что бы там не случилось впереди, мы были на Карской стороне.

Мыс Меншикова представляет собой узкую полоску земли, возвышающуюся на 20 метров над уровнем моря, далеко вдающуюся в море. За мысом Меншикова берег полого спускается к морю, так что в тихую погоду на небольшом боте можно пристать к любому месту его.

Западный ветер в 3 балла был с берега. Мы шли в 60 метрах от него, так как мористее была сильная волна с россыпью. У берегов еще сохранился старый припай, но море было свободно от льда, только кое-где на горизонте были запоздавшие льдины. В 6 ч. 40 м. мы проходили скалистый мыс Перовского, который постепенно переходит в низменную береговую полосу... Идя со скоростью 41/2 узла, в 9 ч. 40 м. мы проходили траверс креста у реки Кумжа; а через два часа вследствие усилившегося ветра пришлось зайти в реку Колодкина" (с. 48-49). Отметим, что крест в указанном районе сохранял свое значение на протяжении почти века, поскольку был описан еще Пахтусовым, который приводит надпись на нем: "1827 года пустозерский крестьянин Иван Михайлов Курепанов поставил на реке Кумже" (1956, с. 57).

Сравнивая маршруты Пахтусова в 1833, Русанова в 1911 и Самойловича в 1924 гг., можно получить немало ценной информации. По сравнению с Русановым, у Самойловича в это время обозначилось опоздание в десять дней, что в связи с приближением осени ставило последнего в трудное положение и не могло не внушать тревоги в ожидании неизбежного сезонного ухудшения ледовой обстановки. Интереснее другое — у всех троих наблюдается определенное совпадение в развитии природной обстановки и в событиях маршрута, что, очевидно, не случайно. Похоже, что независимо друг от друга их маршруты проходили в сходной не только благоприятной ледовой, но и синоптической обстановке, на что указывает, в частности, приводимая ими информация о преобладании интенсивных ветров юго-западной четверти, что связано с прохождением циклонов севернее в зоне Арктического фронта, при котором ветры отгоняли льды от восточного побережья Новой Земли.

Как и его предшественники, Самойлович постарался максимально использовать складывающуюся благоприятную обста новку и первую стоянку сделал в устье р. Савиной: "Мы все крайне устали и перемерзли. Уже три ночи мы не спали, мне же пришлось быть у руля более девятнадцати часов, из которых двенадцать часов без перерыва. Тотчас же по приходе мы поставили радио и приняли сигналы времени от Науэна" (с. 51). Усталость усталостью, а работа работой... В истории исследований Новой Земли это место было известно тем, что весной 1883 г. здесь завершилось первое пересечение Южного острова Новой Земли, выполненное сотрудником полярной станции по программе Первого Международного Полярного года 1882-1883 гг. в Малых Кармакулах врачом по специальности Л.Ф. Гриневецким, которому принадлежит первое описание внутренних районов архипелага, преимущественно рельефа.

Своеобразная перекличка времен с предшественниками продолжалась — Самойлович и его спутники обнаружили здесь упавший поморский крест, впервые описанный Пахтусовым и играющий в исторической литературе об Арктике важную роль в связи с предполагаемым свидетельством о плавании Саввы Лошкина вокруг Новой Земли в 60-х годах XVIII в., единственное упоминание о котором можно найти в работе В.В. Крестинина (1805) — любое подтверждение весьма ценно, поэтому неудивительно что многие исследователи уделяли этой находке большое внимание, так поступили и Пахтусов, и Самойлович.

Пахтусов (1956) первым привел текст надписи на кресте и тем самым ввел в научный оборот важный исторический материал, толкование которого, однако, вызывает серьезные сомнения у позднейших исследователей по крайней мере по двум причинам. Действительно, во-первых, дата на кресте, по Пахтусову, — 1742 г. не совпадает со свидетельством Крестинина, полученным от самого Лошкина, по времени и во-вторых — по направлению плавания. По Крестинину, Лошкин плыл от Карских Ворот на север в обход мыса Желания (Доходы), в то время как текст на кресте "по правую сторону Кусова Носа" наводит на мысль о плавании в южном направлении. Наконец, вариант с отчеством Лошкина Феофанов не более чем домысел самого Пахтусова, ничем другим не подкрепленный. Неудивительно, что указанный исторический памятник является свидетельством другого исторического плавания, возможно, не менее значительного, чем предприятие Лошкина [Корякин, 1991].

Как показали дальнейшие события, этот интереснейший и важнейший памятник позднее был уничтожен при неизвестных обстоятельствах и заслуга Самойловича и его спутников в том, что они оставили его детальное описание с фотографиями местности и рисунком самого креста: "Вертикальный брус креста лежал на земле и на нем можно было разобрать часть надписи, о которой упоминал в своих записках Пахтусов. Самая надпись с указываемым Пахтусовым текстом не совсем сходится. По Пахтусову, надпись гласит: Поставили сей животворящий крест на поклонение православным крестьянам зимовщики 12 человек кормщик Савва 0...анов, на Новой Земле, по правую сторону. На большой поперечине креста "ЗСН... оду июля 9 дня". На кресте, найденном нами, под второй верхней перекладиной значилось две буквы: "К. Т". На нижней косой перекладине, с левой стороны ее, видны были две заключенные в двух концентрических кружках буквы Н и И. С правой стороны той же перекладины буквы стерты временем. Под косой перекладиной две буквы Ги А и, наконец, под ними изображение человеческого черепа, помещенное под некоторым углом и также заключенное в кружки. Самое дерево креста еще вполне сохранилось, хотя в верхних слоях довольно сильно пострадало, вследствие чего надпись, расположенная ниже косой перекладины, не ясна. Я мог разобрать: "Поставил сей крест... 0...нов" (1929, с. 51).

Стоянка в устье р. Савиной была отмечена успешным ловом гольца (обычная практика для экспедиций тех лет, пополнявших запасы продовольствия за счет местных ресурсов) и наблюдениями астропункта с координатами 71 град 32 мин с.ш., 55 град 44 мин в.д. До Маточкина Шара, где можно было рассчитывать на встречу с обитателями полярной обсерватории, оставалось не менее 250 км — менее половины пути, оставшегося за кормой "Груманта", когда осень уже наступала, образно говоря, на пятки.

В те времена поморские кресты оставались не столько историческими памятниками, сколько ориентирами плохо изученного побережья, и поэтому интерес к ним Самойловича не случаен, что подтверждается следующими строками отчета: "В расстоянии 13 миль от реки Савиной, к северу от мыса Рожкова, мы заметили на горе кресты — подошли к берегу и сделали небольшую остановку. Кресты поставлены в наиболее возвышенной части горы, причем один из них большой с указанием числа и года (1900 го. 4 июн), второй же поменьше, также с вырезанным годом (1919). Оба креста стояли у могил" (1929, с. 53). Последнее указание не случайно — крест Саввы Ф...ва отмечал не просто пункт его зимовки, но и богатое рыбой место, а кресты у мыса Рожкова только захоронения. Каждая подобная точка сопровождалась абрисом с указанием приметных объектов — ориентиров для будущих исследователей, поскольку карта Пахтусова была слишком мелкомасштабной, а после Русанова, помимо описания маршрута и сопутствующих ему событий, карты вообще не осталось.

В заливе Абросимова отряд 3-4 сентября, пополнил запасы гольца, продолжая береговую опись, отметил, в частности, широкое распространение речных наносов, наподобие описанных год назад на западном побережье в губе Безымянной, и главное — определил очередной астропункт с координатами 71 град 55 мин с.ш. и 55 град 22 мин в.д., облегчая работу будущим картографам и топографам. Между тем приближение осени напоминало о себе, когда окрестные ручьи за ночь покрывались ледяной корочкой. Своим выходом к Карскому побережью в этом месте в 1895 г. Чернышев наметил пределы распространения пермских пород, но Рудольф Лазаревич и на этот раз лишь ограничился замером залегания пластов слагающих пород, тем более что свою долю в изучение геологии окрестностей внес в 1911 г. и Русанов.

Севернее мыса Гессена, оставшегося за кормой сутки спустя, после того как отряд покинул залив Абросимова, "поверхность Новой Земли принимает более изрезанный характер, кое-где появляются горы с характерными угловатыми и заостренными вершинами, то там, то здесь виднеются на них снеговые пятна. Горные цепи идут грядой с направлением на NW" (с. 55). С горным рельефом архипелага Самойлович сталкивался не впервые, однако установить его южные пределы ему предстояло только семь лет спустя уже с использованием совсем иных методов.

Очередной переход закончился в заливе Степового. "Последний чрезвычайно удобен для стоянки больших судов и имеет значительные глубины. Можно сказать, этот залив один из красивейших на Новой Земле. Побережье его сложено из сланцев с падением на SW 210 град., угол падения 50 град. В ночь на 5 сентября вода в реке замерзла, и на ее поверхности образовался лед, толщиной до 8 миллиметров. С утра задул легкий ОЅО ветер, и я поспешил сняться, боясь восточных ветров, которые могли нагнать сюда карский лед" (с. 55). Определенно, на заключительной стадии маршрута Самойлович демонстрировал предусмотрительность, отличающую опытного исследователя, учитывающего сложные стечения обстоятельств, включая самые неблагоприятные, которые буквально подгоняли его, тем более что по сравне нию с Русановым, он опаздывал примерно на декаду. Поэтому Рудольф Лазаревич не стал задерживаться в заливе Степового, ограничившись здесь самыми общими съемками. Тем не менее в ближайшие дни события развивались не лучшим образом в связи с сезонными изменениями.

Интересно, как разные исследователи действовали на заключительной стадии своих маршрутов вдоль карского побережья Южного острова, что в значительней мере связано с приближением осени и завершением полевого сезона. Так, Пахтусов во второй половине августа на участке от залива Литке до входа в Маточкин Шар затратил всего четверо суток, тогда как Русанову и Самойловичу на этом же участке побережья потребовалось по две недели, причем по разным причинам. Русанов старательно вникал в проблемы геологии побережья, заканчивая поиски и описания уже в условиях установившегося снегового покрова, а Самойлович, в части геологии ограничившись по сути рекогносцировками, сосредоточился на описи побережья, включая примитивные съемки заливов в качестве потенциальных стоянок для судов и местоположения будущих промысловых баз.

Вскоре по выходе из залива Степового "усиливающийся ветер заставил нас повернуть к берегу и зайти в неизвестную губу. Ветер становился все сильнее, и нам пришлось сделать более длительную остановку, чем я предполагал. Мы разбили здесь палатку и ввели бот в устье реки, которая соединяла совершенно открытый с востока залив с озером" (с. 55). Судя по последнему признаку речь идет об участке побережья на подходах к мысу Денисевича с юга, тем более что и Самойлович отмечает указанный мыс, "которым оканчивается северный берег этой губы" (с. 56). Он отметил здесь наличие жил кварца, с включениями свинцового блеска, а также очередной повалившийся крест на косе, отде ляющей озеро от моря, которое, таким образом, скорее, является глубоководной лагуной, хотя и распресненной.

Дальнейший маршрут по направлению к заливу Шуберта привел к открытию губы Книповича, названной так в честь члена Ученого совета Института по изучению Севера, видного исследователя, заложившего своими работами в Баренцевом море основу для эксплуатации рыбных богатств этой акватории. Наравне со многими другими перспективными с точки зрения дальнейшего использования заливами, карта этой губы была опубликована в трудах экспедиции в масштабе 1: 50 000, значительно более крупном, чем карта Пахтусова.

6 сентября мореплаватели достигли залива Шуберта, поразившего их "своеобразной и угрюмой красотой... Глубины в обеих бухтах, на которые разделяется этот залив, позволяют зайти большим судам. Горы с обеих сторон возвышаются террасовидными уступами, а судно двигалось как бы по громадному каналу... Нас поразило обилие морского зверя в этом заливе. В южной бухте залива Шуберта нерпы и серяки (взрослый тюлень на поморском диалекте. В.К.) выставали десятками — по-видимому мы пересекали целое юрово (стадо по-поморски. В.К.) тюленей. Никогда ранее мне не приходилось видеть такое большое количество морского зверя у Новой Земли, он буквально десятками выставал до половины корпуса из воды, так и бурля вокруг бота" (с. 57). Хотя раздвоение кута этого залива было отмечено на карте Пахтусова, новые съемки позволили существенно уточнить ситуацию, причем северной бухте было присвоено имя известного северного капитана Вальнева, а южной — его коллеги Ануфриева. На мысе Жданко между этими бухтами С.Г. Натансон определил очередной астропункт с координатами 72 град 47 мин с.ш. и 55 град 36 мин в.д. Интересно, что именно здесь произошла резкая смена погоды с характерным направлением ветра от ЅЅО, одновременным падением давления и осадками в виде снега, что подтверждает высказанную ранее мысль о связи процессов ледовитости в Карском море с прохождением циклонов по Арктическому фронту севернее. Помимо прочего, мысли исследователя были заняты взаимосвязями рельефа внутренних участков Новой Земли с характером побережья. В частности, Самойлович посчитал, что в некоторых случаях ложбины на продолжении заливов фиордового типа образуют сквозные долины, рассекающие Южный остров от побережья до побережья. Таким образом, он экстраполировал идеи Русанова на новые, еще не исследованные участки архипелага.

Завершение маршрута, затянувшееся из-за скверных погодных условий, по описанию Рудольфа Лазаревича, проходило следующим образом: "12 сентября стоял густой туман, хотя ветер начал постепенно стихать. Большой взводень (волнение — помор — В.К.) в море препятствовал нашему выходу. Дождь был настолько силен, что из карбаса мы вылили 15 ведер воды.

Лишь на следующий день 13 сентября в 3 часа, несмотря на густой туман, мы вышли в море, правя по берегам. Идя со скоростью 4 1/2 узла, мы в 5 час. 50 мин. прошли траверс мыса Клокова, а через два часа в тумане открылся северный берег Маточкина Шара. Волна и ветер стали сильнее. С 7 час. 50 мин. мы увидали гидрографическое судно "Мурман" (бывший "Андрей Первозванный", на котором работал в Баренцевом море в 1898-1902 гг. Н.М. Книпович. В.К.), а в 8 час. 15 мин. пристали к берегу у радиостанции.

При подходе к берегу мы были замечены с гидрографического судна "Мурман" и парохода "Купава", а также на радиостанции. На берегу нас ожидала уже группа сотрудников гидрографии. Бот на полной воде вошел в Ночуев ручей, у которого мы и разбили нашу палатку.

Так после большого напряжения мы закончили наше плавание вокруг Южного острова Новой Земли, пройдя все расстояние в 32 дня" (с. 60).

Одним из первых заметил приближение участников экспедиции на "Груманте" Н.В. Пинегин, участник новоземельских экспедиций Г.Я. Седова в 1910-1913 гг. "Через несколько минут мы уже встречали смелых мореплавателей, которым удалось выполнить весь свой план. Экспедиция прошла из Белушьей губы до южной оконечности Новой Земли и оттуда Карским морем с описанием берега и определением астрономических пунктов. По словам участников экспедиции, оригинал карты Пахтусова более верен, чем карта восточного берега, составленная Гидрографическим управлением по материалам того же Пахтусова. Северные заливы Шуберта и Клокова экспедиция осмотрела подробно" (1957, с. 66).

И с Пинегиным, и с некоторыми другими встречавшими Рудольф Лазаревич плыл на Новую Землю еще на "Юшаре", но в том плавании они оставались только пассажирами, занятыми собственными заботами, которым было не до новых знакомств. Теперь же все изменилось, ибо результаты похода "Груманта" говорили сами за себя.

Свою долю впечатлений от встречи с экипажем "Груманта” и от самого Самойловича получил и молоденький радист Матшара по фамилии Кренкель, полярная карьера которого только начиналась: "Однажды к нашей полярной станции пришлепал (другого слова, пожалуй, и не подберешь) мотобот. Крохотное суденышко имело такое маленькое помещение, что слово "каюта" звучит по отношению к нему как-то неуместно. Даже стоять во весь рост помещение мотобота не позволяло. Более или менее приличный двигатель, никакой радиосвязи. Но тем не менее утлое суденышко обошло такой суровый остров, как Новая Земля (точнее, Южный остров. В.К.). Экипаж его состоял всего лишь из... четырех человек. Начальником экспедиции был Самойлович.

Рудольф Лазаревич произвел на меня сильное впечатление. Высокого роста. Фигура борца. Огромная физическая сила. Череп голый, как бильярдный шар. Остатки шевелюры тщательнейшим образом выбриты. Большие круглые очки с очень сильными стеклами. Умница необычайный, с великолепным мягким характером" (Кренкель, 1973, с. 147). Разумеется, оба не догадывались, что им предстоит принимать участие во многих событиях, ставших эпохальными для Советской (ныне Российской) Арктики.

Помимо описанных, состоялась еще одна важная встреча, имевшая продолжение в будущем. "Я лежал в палатке, в своем вспоминал позднее Рудольф Лазаревич, спальном мешке, - когда раскрылся вход в нее и просунулась чья-то голова.

— Можно?

— Пожалуйста, заходите.

Это был летчик Б.Г. Чухновский, который тогда находился в составе экспедиции и совершал разведочные полеты на гидросамолете...

Совсем еще молодой, небольшого роста, худощавый, он мне показался совсем мальчиком. Но когда я с ним разговорился, для меня стало ясно, что этот человек, несмотря на свою молодость, обладает и достаточными знаниями и твердостью духа, для того чтобы стать полярным летчиком" (Самойлович, 1934, с. 25-26). Спустя всего четыре года Рудольф Лазаревич получил возможность убедиться в правильности своего первого впечатления.

Хотя плановое задание было выполнено, экспедиция на этом не закончилась. Суда гидрографов не могли принять экспедиционный карбас, поскольку наибольшее из них "Купава" имело водоизмещение всего 600 т, а "Мурман" — и того менее. Из-за размеров своего судна Самойлович не мог рассчитывать совершить подобно Пахтусову самостоятельное возвращение на материк, поскольку "Грумант” был короче "Новой Земли" Пахтусова примерно на пять метров, да, пожалуй, и морской опыт у Петра Кузьмича и его команды был посолиднее. Кроме того, рисковать добытыми результатами было нельзя. Пришлось передавать "Грумант" на хранение ненцам в Поморском и с остальным экспедиционным скарбом и личным составом сначала на "Купаве", а затем на "Пахтусове" выбираться в Архангельск, предварительно посетив все полярные станции на юге Карского моря (за исключением Маре-Сале), что, несомненно, было полезным для руководителя такого ранга. На это ушло около месяца — 29 сентября отряд Самойловича покинул Новую Землю и лишь 27 октября высадился на причал гидробазы в Соломбале (Архангельск). К 32 рабочим дням по программе добавился почти месяц на возвращение с попутными судами, что было явно непроизводительным расходом времени с выводом на будущее — с организацией Института надо было обзаводиться собственным судном. На момент возвращения, однако, было важнее подвести научные итоги полевого сезона, в котором по размаху исследований Рудольф Лазаревич впервые приблизился к своему наиболее результативному предшественнику — В.А. Русанову.

Именно по размаху — такая оговорка сделана нами не случайно, потому что в части геологии (а это основное направление деятельности В.А. Русанова) с первого взгляда достижения сезона выглядели скромнее, мы не находим в отчете ссылок на многочисленные стратиграфические и палеонтологические наблюде ния, характерные для Владимира Александровича. Для отчета Р.Л. Самойловича характерны многочисленные ссылки на замеры элементов залегания пластов слагающих пород, и совершенно очевидно внимание исследователя (несмотря на руководство, он таковым оставался) к геологии архипелага. Как показало будущее, проблема тектоники, во-первых, не могла быть решена в один-два полевых сезона и поэтому в деятельности Р.Л. Самойловича прошла не замеченной многими специалистами. Во-вторых, вклад В.А. Русанова был столь значителен, что выход на следующий, более высокий научный уровень требовал гораздо больше времени и в значительной мере был осуществлен уже учеником Р.Л. Самойловича — М.М. Ермолаевым, стремительный и краткий взлет исследований которого на архипелаге начался на следующий год. Несомненно, к достижениям экспедиции следует отнести детальную опись побережья с уточнением и частичным картографированием ряда важных объектов (заливы Карпинского, Абросимова, Книповича и некоторые другие, включая кут залива Шуберта) — этот необходимый процесс изучения и уточнения был неизбежным этапом научного освоения архипелага. Важнейшим достижением экспедиции, несомненно, стало определение целого ряда астрономических пунктов, на которые должна была опираться будущая топографическая карта архипелага, до создания которой оставалось четверть века.

Однако этим достижения экспедиции не исчерпывались, поскольку в Пуховом заливе на побережье Баренцева моря проводила работы западная партия под руководством профессора К.М. Дерюгина, результаты которой получили свое отражение в опубликованном отчете. В частности, Г.П. Горбунов уделил особое внимание гольцовому промыслу и биологии птичьих базаров, включая их эксплуатацию промышленниками. Сам Дерюгин придавал большое значение происхождению и процессам в озерах, с точки зрения их использования для эксплуатации рыбных богатств, возможности которых на Новой Земле могли удовлетворить лишь местные нужды.