Новоземельский маршрут Г.Я. Седова

Знаменитый русский полярный исследователь Георгий Яковлевич Седов несомненно остается одной из наиболее ярких и Драматических фигур предреволюционного периода освоения российской Арктики.

Известно, что его последнее предприятие (экспедиция 1912-1914 гг. на Северный полюс) закончилась для Седова трагически. Напомним, что в августе 1912 г. судно "Св. Фока" с участниками экспедиции на борту вышло из Архангельска, но у Новой Земли из-за непроходимых льдов стало на зимовку. Спустя год все же удалось пробиться к Земле Весной Франца-Иосифа. 1914 г. уже заболевший цингой Седов с двумя матросами отправился к полюсу, но вскоре умер, не дойдя до о. Рудольфа.

Экспедиция Седова была подробно и талантливо описана ее участником — художником и фотографом Н.В.Пинегиным. (Вообще среди тех, кто принимал участие в этом походе вместе с Седовым было несколько выдающихся людей, а наибольший вклад в науку впоследствии внес гидрометеоролог В.Ю.Визе — знаток климата и вод Арктики.) В книге Пинегина приводится карта северо-западного побережья Новой Земли, составленная Седовым по результатам глазомерных съемок, проводившихся от п-ва Панкратьева (места зимовки "Св.Фоки") до мыса Виссингер-Гофт (современный Флиссингский). Протяженность маршрута (туда и обратно), считая поперечные съемочные ходы, не менее 600 км.

Владислав Сергеевич Корякин (1933 — 2021) — советский российский гляциолог и историк Арктики, писатель, журналист. Доктор географических наук (2001). Сотрудник Института географии АН СССР/РАН (1954—1992). Действительный член Географического общества Союза ССР. Академик РАЕН. Почётный полярник России Он посвятил свою научную деятельность изучению ледников в связи с изменениями климата. Корякин участвовал в арктических экспедициях, трижды зимовал на Новой Земле и в Антарктиде, 11 раз был на Шпицбергене, семь — на Северной Земле, участвовал в плаваниях в арктических морях. С 1971 года Корякин начал публиковаться в журналах «Вокруг света», «Природа», в альманахах «Летопись Севера», «Земля и люди», «На суше и на море» и других популярных изданиях. Он участвовал в создании многих коллективных монографий, являлся автором книг-биографий «Владимир Александрович Русанов» и «Фредерик Альберт Кук»

Карта, к сожалению, не закончена Седов явно не успел этого сделать. Между тем ею еще десятилетия пользовались моряки и полярники, пока не появилась более совершенная. Маршрут Седова, в котором собран материал для карты, подробно нигде не описан. Пинегин, слышавший о нем со слов Седова, ограничивается лишь общими словами.

По роду научной работы (много лет я занимался оледенением Новой Земли) мне нужны были документальные свидетельства об условиях, в которых Седов проводил глазомерную съемку. Запрос в Морской архив, где могли бы быть такие материалы, ничего не дал. Только в середине 90-х годов в Петербургском отделении Архива академии наук (Ф.75. Д.6) я обнаружил карандашную копию полевого дневника Седова, переписанного его заместителем П.Г. Кушаковым. Это был тот самый новоземельский маршрут!

Седов немногословен — усталость не позволяет делать пространные записи, к тому же в длительном походе дни похожи друг на друга, словно близнецы, и все же дневник фиксирует события этого нелегкого двухмесячного путешествия.

В первый день маршрута 19 марта 1913 г. (по старому стилю) Седов и матрос А.И. Инютин отправляются к северу от места зимовки "Св. Фоки" и в восемь часов вечера останавливаются ночевать у глетчера в заливе Цесаревича Алексея на современных картах зал. Борзова. На следующий день к вечеру они уже на мысе Литке, где в ожидании ясного неба, необходимого для определения координат по солнцу, путники задержались до 24 марта. В этот день в дневнике записано: "Сегодня следую дальше... Остановились ночевать на льду около мыса Утешения". Там охотились на медведей. 26 марта пробовали подойти к этому мысу. 29 марта "строили гурий и крест, поставили на месте астропункта". Фото этого креста мне подарил старый полярник Ф.Д.Шипилов, зимовавший в Русской Гавани в 1933-1934 гг., т.е. спустя 20 лет после описываемых событий. Остатки гурия я сам неоднократно видел во время своей двухгодичной зимовки в 1957 1959 гг., но позднее камни из него, видимо, растащили... для установки капканов на песца. Как говорили Древние: "Ѕic transit gloria mundi!" ("Так проходит мирская слава!").

30 марта "снимали Русскую Гавань. Определили время и магнитное склонение, а также высоту гор. Готовимся завтра выехать дальше. 2 штуки медвежат заложили в камни". (На обратном пути этот скромный запас продовольствия выручил путешественников.)

"31 марта. Ясно, t -17, ЅО/2-3 (температура в градусах Цельсия, направление ветра и сила в баллах. В.К.). 1 апреля. Пасмурно. Идет снег. Штиль. В 1 час дня дальше", и т.д., и т.п., вплоть до 6 апреля, когда Г.Я.Седова словно прорвало и, видимо, не случайно: "Легкий туман. Штиль. t -3.2. Идем, еле двигаемся в больших ропаках (торосах. В.К.), того и смотри, что ногу сломаешь. Снег рыхлый, проваливаешься по пояс. Белый туман прямо-таки ослепляет глаза. Вдали лучше видать, чем вблизи. Снежные бугры и туман сливаются в одну гладкую, белую, однообразную пелену. Думаешь, что становишься на ровное место (дальше неразборчиво. В.К.), и натыкаешься на бугры. Удивительно скверное явление. Глаза страдают больше, чем при ярком солнце. Здесь уже должна быть Гавань Мака, но ее нет? В 1 ч дня ясно, штиль. t 6.0. В 9 ч остановились ночевать в восточном углу Гавани Мака у подножья горы Астрономической".

Но Седов ошибался, полагая, что находится в Гавани Мака, на самом деле он оказался в заливе, который позднее назвал в честь известного геолога Иностранцева. Видимо, около месяца сам Седов не подозревал, что сделал открытие. Уже поэтому на событиях в мнимой Гавани Мака необходимо остановиться особо.

"7 апреля. Ясно, штиль. t 5.6. Поднимались на Астрономическую гору. Нашли в берлоге задушенного белого медведя. Откапываем для собак. Глаза болят адски. Кажется, ослепну!!! Две собаки Штурка и Чилке упали в трещину и пропали. Мы их найти не могли.

8 апреля. Снег. T -1.0. В час дня Ѕ/4 со снегом.

9 апреля. В 7 ч утра дождь, штиль. T +3.5. В 9 ч вечера туман. Иногда ветерок прорывается с гор от разных румбов. Хожу с завязанными глазами. Чувствую в них резь, как будто туда песок попал. Сухари кончаются. Начали пить чай вприкуску...

10 апреля. В 7 ч утра пасмурно, штиль. 1+1.6.

11 апр. и 12 апр. Сегодня кончилось все лучшее — перешли на собачьи галеты.

13 апреля. Снег, вьюжно. t -17.8. Сегодня пришел Штурка, тощий и сухой где он был, неизвестно".

Никаких душевных порывов, никакой романтики тяжелый труд, ожидание и бесконечное терпение, то самое, которое по Э.Шэклтону основная добродетель полярника. Правда, прорываются страдания Седова — заболевший описывает все признаки травматического конъюнктивита — ожога слизистых оболочек глаза отраженными от снега солнечными лучами (полярники называют его "снежной слепотой"). Нередкость в Арктике — упоминаемый Седовым белый туман, или "белая мгла", в которой при отсутствии теней (что бывает при легком тумане) теряется масштаб объектов местности и расстояний. Только на Пасху исследователь позволил себе несколько расслабиться:

"14 апреля. Пасха Христова. В 7 ч утра штиль, небо N 5 - 6 6, 759.3 (очевидно, облачность в баллах на севере и давление. В.К.). t -5.5. В час дня ясно, штиль. В течение дня удалось сделать все магнитные и астрономические наблюдения. Завтра, если погода не помешает, поплетемся дальше. Собак откормили на славу".

"Пасха вполне прошла для нас радостно, так как пришел ясный, давно жданный день и мы сделали великолепно наши наблюдения. А улучшение льда? Разве это не радость... Где Павлов и лихой славный Визе?

Вас всех сердечно поздравляю с праздником и желаю всяческого благополучия. А что делается дома?"

К этим строкам добавим, что геолог М.А.Павлов и гидролог В.Ю. Визе почти одновременно с Седовым вышли от места зимовки "Св. Фоки" через ледниковый покров Новой Земли к карскому побережью, а затем должны были идти навстречу Седову к мысу Желания. Однако у них не хватило продуктов и спустя сутки, после того как были записаны эти строки, они благополучно вернулись на судно, о чем Седов узнал, разумеется, только после завершения своего маршрута.

Несмотря на личный характер последующих записей, все же приведем часть из них. "Христос воскресе и вы, дорогие мои старики, папа и мама, брат и сестры. Я знаю, что вы все вместе сегодня вспоминаете и посылаете "Воистину воскресе", но до меня далеко и сюда не долетят ваши поздравления, но не беспокойтесь, я их чувствую. Христос воскресе!"

Все смешалось в этих строках и удовлетворение от выполненной работы, и радость от мысленного общения с близкими сердцу исследователя людьми. Ничто человеческое полярнику не чуждо, даже на самых дальних параллелях!

Еще комментарий по поводу событий 6-14 апреля. Если посмотреть на карту, снятую Седовым, становится понятным, откуда на неровной поверхности, по которой прошли путешественники, появились ропаки, трещины, глубокий снег. Седов встретился с неведомым в то время процессом — подвижкой ледников, которая деформировала неподвижный зимний лед — припай. К Астрономической горе оба участника маршрута с собачьей упряжкой проникли по узкому коридору, разделявшему фронты этих ледников, причем им приходилось выбираться и на ледники, где потеряли в трещинах двух собак, одна из которых позднее вернулась.

Но вновь обратимся к путевому дневнику. 15 апреля маршрут проходил спокойно, зато на следующий день у мыса Ледяной произошли события, описанные Седовым так: "Я два раза проваливался в воду и так, не переодеваясь, шел..." Мыс относится к леднику Бунге, который, располагаясь на открытом побережье, разрушил своим напором непрочный здесь лед.

Наконец, 19 апреля достигнута конечная цель маршрута: "Прибыли на мыс Желания... Издали кажется в виде обрывистого острова, так как он отделен от берега тонким низким перешейком" (точнее, соединяется им с коренным скалистым берегом, образуя таким образом специфическую береговую форму, известную среди специалистов как томболо). Далее Седов продолжает: "Мыс определили астрономически, а также все три магнитных элемента.... На мысу есть мох и лишайники". Записи в дневнике 20 апреля не велись, зато события следующего дня изложены Седовым так:

"Сегодня делал съемку карского берега, дошел до мыса Виссингер-Гофт... в Карском море сплошной лед. На мысах есть мох и лишайники... Гор нигде нет, ледников тоже. Плавник есть... В мое отсутствие пришел к палатке медведь и начал истреблять запасы. Матрос Инютин в ста саженях стал делать крест. Собак было три, одна из них (одно слово неразборчиво. В.К.) прогнать медведя, а остальные ушли к Инютину. Инютин в конце концов кое-как пробрался к нарте, которая стояла в 10 шагах от палатки и выхватил оттуда ружье, ранив медведя одним выстрелом. Затем медведь убежал на полынью...

22 апреля. В 7 ч штиль, ясно. t -5.4. Сегодня поставили крест и сложили гурий в 120 с[аженях] от конца мыса. Надпись на кресте "Лт Седов. 1913. 20 апреля. Астрономический пункт".

23 апреля. (День моего ангела.) Следовали домой. Кончился шоколад, молоко, фрукты, какао..." Ни жалоб, ни претензий к нерасторопному Инютину (явно прозевал медведя, не застрелил мясо пригодилось бы), снова только констатация событий, хотя 24 апреля отмечено: "На улицу нельзя носа высунуть, а тут еще как на грех медведь изорвал палатку".

Между тем события принимали серьезный оборот прежде всего из-за нехватки продовольствия извечная беда всех дальних автономных маршрутов. Однако пока в дневнике на первом плане фигурируют обстоятельства иного рода.

"25 апреля... Страшные ропаки, трещины и полыньи. Упал в трещину, занесенную снегом и чуть не утонул. Вытащил после 10-минутного болтания Инютин. У мыса Ледяной (опять неслучайно снова появляется этот мыс! В.К.) лед оторвало от самого берега". Вот почему путникам пришлось пробираться по узкой полоске сохранившегося припая под самым фронтальным обрывом ледника, угрожавшим обрушением айсбергов. Дорогу здесь было невозможно выбирать, оставалось воспользоваться тем, что сохранилось. "Мы переправились со страхом через полынью, покрытую пленкой льда в 1 вершок. Этот день самый тяжелый и мучительный до сих пор". Однако самое страшное ожидало их впереди.

"27 апреля. Скала Птичий Базар. Сегодня с нартой провалились, все промокло, еле спаслись. Это у глетчера по вершковому льду. Остановились ночевать у Медвежьего мыса. Разложили костер и сушились, но погода прямо-таки мучит нас, дрожим ужасно, скверное положение. Страшный день!!!

28 апреля. Снег, вьюга. t-12.5. Продолжаем сушиться и отогреваться у костра.

29 апреля. Снег, вьюга. В 9 ч вечера штиль, ясно. t -10.0.

Может показаться, что с окончанием пурги ситуация улучшилась, но следующие строки дневника Седова свидетельствуют об обратном: "Лед отогнало от Медвежьего мыса до Ледяного далеко за горизонт. Видно открытое море. Следовали дальше". Видимо, уже не по припаю, а по каменистой суше, где снег, унесенный продолжительными ветрами, сохранился только пятнами.

"30 апреля. Гавань Мака. Ясно, штиль, t -3.0. Сегодня чудный день. Настоящая весна. Разложили все имущество для просушки. Нашли кусок (одно слово неразборчиво. В.К.) старого медведя. Подкрепили собак. Наблюдения удалось сделать хорошо. Завтра идем дальше".

Такая идиллия в заливе Иностранцева (а не в Гавани Мака, как продолжал считать Седов) уже на следующий день была нарушена 8-балльным штормом. Конец дневниковой записи за 1 мая: "Лежим в спальных мешках. Кончилось масло". Добавим, что до зимующего судна оставалось около 250 км пути.

"2 мая. Пасмурно. t -4.8. Отрывали палатку. В 5 ч следовали дальше.

3 мая. Ясно. t -7.5. Убили 28 уток для собак. Накормили их до отвала. В 1 ч дня ясно, на горах туман. Всюду открытое море. t -1.5.

4 мая. Пасмурно. 5.2. Следовали дальше. Остановились ночевать в 20 верстах от мыса Утешения", т.е. где-то в районе современного мыса Сахарова. (Это название дано Седовым в честь капитана "Св. Фоки".)

Теперь попробуем восстановить ситуацию по дневнику, как она складывалась на последнюю дату. Ссылка на удачную охоту 3 мая по-своему показательна — продукты заканчиваются, а свежую дичь отдают собакам, потому что спасение в полном смысле зависит от них: вывозите, родные! Особенно теперь, когда ровный припай становится ненадежным и все чаще приходится ехать по каменистым берегам, где снег во многих местах унесен здешними свирепыми ветрами. Поскольку разрушение припая "выгнало" путников на побережье, чтобы следовать по сухому пути, они никак не могли миновать настоящую Гавань Мака. С ней Седов потом "освоился" настолько, что спускающийся в гавань ледник назвал именем известного русского метеоролога Броунова.

Последние страницы дневника — скупые детали — бега от голодной смерти. Не случайно прибытие 6 мая на мыс Утешения отмечено таким событием: "Убили две чайки", — явно не для коллекции. В дневнике также упомянуты мозги медвежат, добытых еще на пути к мысу Желания. Переход к мысу Литке, где решилась судьба маршрутного отряда, занял двое суток, причем 7 и 8 мая повторяется одна и та же запись: "Дорога ужасная". Развязка наступила 9 мая, когда к палатке приблизился неосторожный медведь, посмертная судьба которого затем в дневнике прослеживается на протяжении по крайней мере трех суток:

"9 мая... Собак накормили до отвала. Сами варили мясо и жарили шашлыки...

10 мая... Ждем солнца и откармливаемся медведем, сами и собаки...

11 мая... Варили чай на Ворвани (т.е. на медвежьем сале. В.К.) в палатке. Ели вареную медвежатину, жареный шашлык и шкварки..."

Тема пищи занимает половину всех скупых записей. Только 12 мая Седов и Инютин оставили гостеприимный мыс, где задержались для проведения астрономических наблюдений, и в самом начале суток 14 мая пришли на зимующее судно в бухте Св.Фоки, где их ждали новости.

Запланированный маршрут Визе и Павлова оказался выполненным лишь частично. Не удалось сомкнуть съемки Седова и Визе на карском побережье, как планировалось, ради этого 20 апреля Седов и ходил к мысу Виссингер-Гофт. Тем не менее поход Визе и Павлова по результатам оказался уникальным, поскольку проходил по ледниковому покрову, который они пересекли впервые. На судне в отсутствие начальника экспедиции обошлось без чрезвычайных происшествий, а научные наблюдения (в частности, метеорологические) продолжались.

Состояние вернувшихся Пинегин описывает так: "Мы не узнали своих товарищей так изменились они за два месяца. В прокопченной одежде, с заросшими бородой, черными, как у мулатов, лицами, настолько похудевшими, что губы обтягивали блестящие зубы, Седов и Инютин выглядели настоящими дикарями. Сильный запах ворвани обдал меня при встречном поцелуе". В воспоминаниях Пинегина есть сведения, которые не содержатся в седовском дневнике. Так, он особо отмечает, что в этом маршруте "провиант его был рассчитан только до первого мая... Охота же должна была быть — мы в том не сомневались". Еще одна деталь: "Седов... потерял 16 кг. Отмыв смываемые (!) слои копоти и грязи, вождь наш возвратил отчасти прежний облик. Только худоба осталась на некоторое время, да что-то новое в лице навсегда". Мы обязаны также Пинегину фотографией Седова после возвращения и рисунком, сделанным с его слов, на котором Седов и его спутник обходят Ледяной мыс это также документы отважного предприятия.

75 лет спустя автор этих строк оказался в тех же местах, по которым проходил отчаянный седовский маршрут. Все вокруг было иначе стоял август, лучший месяц на Новой Земле, мы выполняли плановую работу, были обеспечены транспортом и связью. Карта Седова была со мной. Она не только помогала восстанавливать связи между прошлым и будущим ледников, но и давала возможность прикоснуться к славной полярной истории страны.

Фотографии и цветные диапозитивы Н. Пинегина
Журнал "Природа" №7 1999 г.