Хроника событий одной экспедиции на Новую Землю

Наступил 1989 год. Составлены примерные списки испытательных бригад, уточнены сроки планируемых командировок. В сентябре убываю с очередной бригадой в командировку в Астраханские степи. Работы много, время бежит быстро. Из разговоров по ВЧ-связи узнаю, что дома (т. е. на предприятии) всё нормально, в семье – тоже.

И вдруг, в конце рабочего дня, дежурный по войсковой части, к которой мы прикомандированы, передает короткое сообщение: «Волошину срочно выехать домой!» Никаких пояснений. Почему? Для чего? Звонить домой по ВЧ-связи бесполезно – рабочий день там уже закончился, а связь по обычному телефону нам запрещена. Указание надо выполнять. Запасаюсь всевозможными бумагами об оказании помощи в приобретении билетов (тогда уехать с юга в это время года было проблемой) и в путь.

Волошин Борис Дмитриевич Родился 28 марта 1939 года в г. Зверево Ростовской области. По окончании Таганрогского радиотехнического института (1961) в испытательном отделе НИИ-1011 (ныне РФЯЦ — ВНИИТФ им. академика Е. И. Забабахина, Снежинск). Начальник группы (1963), заместитель начальника отдела (1965), начальник испытательного отдела (1976), начальник комплексного отдела для внешних испытаний всех классов специзделий разработки ВНИИТФ (2000), главный специалист ВНИИТФ с 2001 года до выхода на пенсию в 2004 году. Награжден орденами Ленина (1981), Трудового Красного Знамени (1975), медалью «За Трудовую доблесть» (1969).

«Скорее всего, заболела жена», – одолевают меня мысли всю дорогу, т. к. у нас было принято, что если отъезд требуется по работе, то должны были передать сообщение «отбыть на предприятие». Открываю дверь квартиры, сразу звоню жене на работу и слышу её недоуменный вопрос: «Откуда звонишь? И почему так быстро вернулся?». На душе становится легко и радостно – в семье всё в норме. Звоню на работу, докладываю, что прибыл по вызову. «Отдыхай, завтра обо всём и поговорим», – ответили мне с работы.

Дело было в том, что в сентябре 1989 года на Севере был получен повторный отказ контрольно-серийного изделия, в связи с чем в Москве было принято решение для установления причин отказа откопать второе изделие. Для выполнения этих работ нужно было срочно готовить бригаду, поэтому руководством института было принято решение о назначении меня начальником экспедиции и включении меня в состав межведомственной комиссии (МВК) в качестве председателя.

Так я получил новое задание. И дни побежали как минуты. Дел было много, а зимой на Севере делать нечего. Москва торопит. Заводом еще не изготовлено необходимое оборудование, в КБ идет процесс смены руководства, и я не знаю, кому докладывать, с кем решать вопросы. А вопросов было много: нужно правильно определить, найти и скомплектовать инструмент и оборудование (все работы предстоит выполнять на леднике, в условиях Крайнего Севера), подобрать состав испытательной бригады, чтобы коллектив был работоспособен в экстремальных условиях и мог выполнить без нарушений сложнейшие работы. Были желающие поехать «туристами».

Запомнился такой случай. В состав бригады требовали включить специалистов по охране труда, мотивируя тем, что в изделии имеется взрывчатка, и работы с ним должны проводиться только по специальному наряд–заданию. Мне пришлось тогда обратиться к А.Н. Сенькину и задать вопрос: «Какой должен быть результат экспедиции? Если положительный, то мне не нужны контролирующие органы. Мы понимаем опасность и сложность предстоящих работ, но и жизни наши нам еще не надоели». Александр Николаевич немного подумал и сказал: «Да, ты, наверное, прав». После этого проблем с комплектованием личного состава экспедиции у нас не было (отбор кандидатов в бригаду мы проводили только коллективно).

И вот, директивные документы подписаны, необходимые материалы и оборудование получены, и мы на борту Ан-12 со звездами на крыльях держим путь на Новую Землю (НЗ). 19 октября благополучно совершаем посадку в аэропорту Рогачево и сразу за работу, ведь время уже практически упущено. Командование полигона с пониманием отнеслось к нашим работам, и уже на следующий день я с командиром стоящего в порту большого десантного корабля (БДК), который будет осуществлять жизнеобеспечение нашей экспедиции, трясемся в вертолете для проведения рекогносцировки места предстоящих работ по раскопке изделия и бухты Султаново (названия отдельных географических объектов в настоящем очерке изменены) на предмет наличия в ней льда.

Делаем остановку в поселке Северный, и по погодным условиям дальше нас не выпускают. Я был удивлен, когда сопровождающий нас офицер полигона (он знал координаты падения изделия) стал заталкивать в вертолет шестиметровые водопроводные трубы, катушку от кабеля и старые автомобильные покрышки (до меня потом дошло, что всё это необходимо для обозначения места входа изделия в лед).

На следующий день добро на вылет получено, и мы летим на малой высоте на север к леднику Шустрый. Порой кажется, что вертолет вот-вот заденет винтом за вершину горы. Так петляет наш путь по ущелью меж скал. Позже я узнал, что такой маршрут полета для вертолета запрещен. Нужно лететь вдоль береговой линии, но тогда путь сильно удлиняется, и вертолетчики его не любят. И вот наш взор обращен к огромной массе льда, к леднику, который с трех сторон окружен горами, а с четвертой – полого спускается к морю.

Глаза слепит белизна снега, но летчики по только им известным приметам находят «точку» и выполняют посадку вертолета. Проводим осмотр предполагаемого места падения изделия. Результаты меня не радуют. Воронка засыпана недавно выпавшим снегом до уровня окружающей местности, остатков изделия и признаков входа его в лед не обнаружено. «А то ли это место?» – мучают меня сомнения. Но быстро разгружаем вертолет и пытаемся как-то установить три вехи (это водопроводные трубы, на концах которых привязаны куски красной материи). Обкладываем вехи автомобильными шинами. Шины очень контрастно выделяются на белом фоне ледника, в дальнейшем нам проще будет отыскать это место. В точке падения изделия оставляем катушку от кабеля. Всё это время вертолет не отключает вращения винта, нас торопят – разрешенное время на исходе.

Осматриваю с высоты, из вертолета, ледник. Массив его сильно изрезан трещинами. Спуск к морю преграждает морена, так что проезд на ГТС со стороны моря к месту работ будет сильно затруднен. Такой неутешительный вывод я делаю для себя. К моей радости бухта свободна ото льда (скептики из штаба полигона уверяли, что бухта уже забита льдом), и у меня появляется слабая надежда на выполнение работ в этом году.

Полет вдоль береговой линии не такой захватывающий, как среди гор, и при этом очень продолжительный. Рекогносцировка сделана, бухта свободна ото льда, поэтому начинаем с начальниками служб полигона интенсивное обсуждение вопросов обеспечения предстоящей экспедиции материалами и имуществом. Настроение хорошее. Начали получать имущество, определять необходимую технику и готовить её к отправке. Выход корабля планируем на 26–27 октября по готовности экспедиции. Весь личный состав работает дружно, с подъемом.

А на горизонте забрезжили «тучи». Начинаем чувствовать «охлаждение» к нашим работам, возникают трудности при получении имущества. Вообще, снаряжение экспедиции дело хлопотное и неблагодарное. Нужно написать кучу заявок, обоснований требований и всё это оформить надлежащим образом, а всякий интендант, прежде чем отпустить, выдать, пытается «пнуть» тебя.

Пока бригада занята получением имущества, вдвоем с В. П. Капотой (ныне покойным) пытаемся обсудить с командиром БДК вопросы захода судна в бухту Султаново, а также место выгрузки имущества. И тут новые трудности. Осадка БДК большая: 3,2–3,7 м, в зависимости от загрузки, а глубины бухты малые и давно не уточнялись. Есть опасность при подходе к берегу сесть на грунт и в условиях надвигающейся полярной ночи остаться на зимовку. Это никого не устраивает. Планируем полет вертолета в бухту Султаново для повторной детальной рекогносцировки и принятия окончательного решения.

Но погода уже начинает портиться. Временами налетают снежные заряды, усиливаются ветры, поступает запрет командования авиацией Северного флота на посадку вертолетов в тундре из-за установившегося постоянного снежного покрова. Что делать?

Разговоры с домом ничего утешительного не приносят. Приказ – любой ценой работы должны быть выполнены в этом году. В такой обстановке принимаю решение о направлении телеграммы во все адреса с докладом: Экспедиция готова к проведению работ, но отсутствует указание о доставке бригады к месту работ в этом году. Прошу дальнейших указаний.

Время идет, все молчат. Никто не хочет брать на себя ответственность и принимать решение.

Через два дня уже за подписью начальника полигона отправляем очередную телеграмму. Привожу её текст полностью. «В связи со сложными метеорологическими условиями, опасной навигационной ледовой обстановкой в районе работ, невозможностью организации вертолетного обеспечения в условиях полярной ночи, считаем возможным работы по извлечению изделия изо льда провести в июле 1990 г.».

Пружина сжимается, разрешение отбыть нам на предприятие не дается. Требуют оставаться в командировке, как говорится, до упора. Настроение скверное, обстановка тупиковая. Кажется, выхода нет, придется всю зиму пробыть на НЗ.

Но случай... Великое дело – случай. С унылым настроением брожу по коридорам штаба полигона, лишь бы только не видеть скучные лица участников экспедиции. Мне сказать им нечего, а ответа ждут их глаза, взгляды, да просто само поведение. И в это время сталкиваюсь лицом к лицу с Г. А. Цырковым. Благо, когда человека знаешь в лицо, а еще лучше, когда помнишь его имя, отчество. Вот решение нашей проблемы. Приветствуем друг друга за руку, вернее, я отыскиваю его руку и долго её трясу. Быстро представляюсь, не выпуская его руки: «Георгий Александрович, я такой-то, прибыл по таким-то вопросам, но в условиях надвигающейся полярной ночи выполнить их зимой невозможно, нужно переносить работы на следующий год».

Г. А. Цырков польщен тем, что его знают рядовые сотрудники подведомственных предприятий особенно в таком глухом, далеком краю, да еще помнят его имя, отчество. В ответ слышу: «Конечно, конечно, надо переносить». Мне показалось, что Георгий Александрович даже не осознал, о каких работах идет речь, но отвечать что-то надо было, вот и рождаются спасительные для нас слова «надо переносить». Задаю вопрос вежливости: «Надолго ли вы здесь и когда в Москву?» – и мы расстаемся, вернее, я отпустил руку Г. А. Цыркова, и он скрылся за дверью начальника полигона. Позже я узнал, что Г. А. Цырков прибыл в составе представительной комиссии решать вопросы переноса работ с Семипалатинского полигона на НЗ.

Душа моя ликует, поет, вопрос решен – мы возвращаемся домой. Скорее эту новость сообщить ребятам, обрадовать их и звонить, звонить домой. Проблемы со связью у нас не было. По прибытии на полигон, по заведенному для себя правилу, иду докладывать руководству особого отдела о прибытии и предстоящих работах.

Тот факт, что приходишь сам, а не по вызову, и первым рассказываешь о планируемых работах, располагает к тебе руководство особого отдела, хотя они по своим каналам уже предупреждены о наших работах и о нашем прибытии, но тот факт, что руководитель лично пришел доложить, подчеркивало нужность и важность их работы. Обычно разговор заканчивался в теплой обстановке и хозяин кабинета задавал традиционный вопрос: «Чем могу помочь?» Вот тут и высказывается просьба, ради которой я пришел – разрешить звонить по ВЧ-связи с его аппарата до начала рабочего дня особого отдела. Ответ был положительный. Тут же последовали команды – пропускать нас в нерабочее время, разрешить вести разговоры по ВЧ-связи.

В тот же день звоню домой и сообщаю: «По указанию начальника главка Г. А. Цыркова работы в этом году прекращены, бригада возвращается на предприятие».

Теперь проблема, как вернуться домой к ноябрьским праздникам. С отбытием с НЗ на материк проблем не будет, время убытия в отпуск уже прошло, да и друзья в оперативном отделе есть.

Когда долгое время работаешь испытателем, бываешь во многих уголках обширного Советского Союза, принимаешь участие в отработке образцов оружия практически всех родов войск, то всегда на новом месте находятся люди, судьба которых пересекалась с твоей. Так и в этой командировке: всеми делами в оперативном отделе штаба заведовал офицер-моряк, который до этого служил на Черноморском флоте в прекрасном городе Феодосия. При разговоре с ним выяснилось, что работы, которыми я руководил на Черном море по линии морской авиации, тесно были связаны с Черноморским флотом, и я часто встречался с его начальником. Называю начальника по имени и отчеству и тепло отзываюсь о морских офицерах, как о людях высокой чести, и в результате мы становимся с новым знакомым друзьями, готовыми помочь друг другу в трудной ситуации. А трудных минут у него было много, особенно по утрам, когда болела голова. Вот мы и помогали ему в решении этой проблемы, от чего наша дружба только укреплялась.

Улетали на материк двумя партиями. Как старший, я лечу – во второй. И вот уже военный Ан-12 приземляется на аэродроме поселка Катунино, что вблизи г. Архангельска. Конечно, нас никто не встречает и не ждет. Приезжают один за другим военные «газики», забирают груз или посылку (чувствуется, что скоро праздники) и уезжают. Подбросить нас у них нет времени. Экипаж заканчивает чехлить самолет, и нам ничего не остается делать, как с вещами топать на контрольно-диспетчерский пункт и выпрашивать там транспорт, чтобы добросили нас до ближайшей железнодорожной станции. Несмотря на это душа ликует – мы уже на материке. Решаем, чем добираться дальше – самолетом или поездом.

Решение принято – поездом. И наш путь лежит на железнодорожный вокзал г. Архангельска. Конечно, билетов нет, но ехать надо! Знающие люди советуют обратиться к проводникам – может, возьмут. Благо поезд формируется здесь же. В сумерках отыскиваем на запасных путях нужный состав. Выходит к нам сердобольный начальник поезда и на нашу просьбу взять до Москвы с готовностью соглашается. Но цена! Такую цену нам не осилить, да никто и не поверит нам и тем более не оплатит.

Возвращаемся мрачные, но надежда не потеряна. Есть возможность ехать до г. Вологды. Сказано – сделано. И вот уже под стук колес мы засыпаем, следуя в пригородном поезде. Вологда встретила нас скверной погодой – идет дождь со снегом. Потолкались по вокзалу, нам советуют ехать на узловую станцию Буй, там будет больше поездов, идущих на Урал, т. к. встречаются железнодорожные ветки из Москвы и Ленинграда.

Электричкой добираемся до станции Буй. Вокзал крохотный, народу много, в основном местные, они отправляют своих знакомых, родственников. Чувствуем, что в такой обстановке уехать нам будет трудновато. Размещаем вещи в центре вокзала. Иду искать военного коменданта, а вдруг он нам поможет. Вежливый разговор, но на наше несчастье, здесь уже «сидит» караул с оружием и их надо отправить первыми.

Бродим по вокзальным помещениям, и ноги сами заносят нас в служебную дверь, там приятные женщины собираются пить чай. Завязываю разговор, а товарищ мой уже убежал за банкой кофе со сливками, за тушенкой. Это наш презент. Женщины мило отказываются, мы уговариваем. Всё же презент принят, и они спрашивают: «Что надо?» Сказать сразу – можно испортить дело. Нет, нам ничего не надо, просто долго были в краях, где нет женского тепла и уюта, соскучились, а здесь такие Вологодские красавицы – загляденье, глаз не оторвешь… Светский разговор закончен, мы собираемся уходить, но сердца женщин уже растоплены, к тому же вступает в действие женское любопытство. «Ребята, так всё же что вам надо?» – слышим их вопрос. Это кульминационный момент. «Просто надо уехать на Урал, не важно на чём и как», – отвечаем мы. Фамилия «старшего» названа – и мы уходим.

Ближе к полуночи начинают идти на Восток поезда один за другим; и как приятно я был удивлен, когда услышал свою фамилию с просьбой подойти к кассе. Вопрос убытия был решен, и мы успели к своим семьям вовремя, к праздничному столу.

Наступил 1990 год. Дочь будет оканчивать школу, и нужно решать, куда ей дальше идти учиться. Но это и год, когда нужно завершить работы на НЗ. Серийная продукция не поставляется заказчику, т. к. не получено подтверждение её работоспособности. А что значит остановка серии? Здесь достанется всем. Домашние проблемы в сторону: родное предприятие зовет завершить работы на НЗ. К поездке начинаем готовиться сразу после Нового года. Разрабатываются регламентные документы, уточняются методические указания, безопасные расстояния. Еще раз проверяем, всё ли взято. Через Московскую базу отправляем дополнительный груз на НЗ.

Идет интенсивный обмен телеграммами с заказчиком, полигоном, серийным заводом. В Москве оформляется решение: считать проведенные в 1989 году работы несостоявшимися. Заключение по партии изделий принять после проведения контрольно-серийных испытаний в 1990 году по откорректированной программе. А для корректировки конструкторских документов на изделие надо сначала установить причину отказа. Так работы на НЗ оказались на критическом пути. Наше предприятие предлагает начать работы в июне, полигон категорически возражает, предлагает только в августе и телеграммой это подтверждает, мотивируя, что сроки проведения работ определены с учетом гидрометеорологической и фактической обстановки, а именно:

• акватория района плавания полностью очистится ото льда только в первой декаде июля;
• поверхность ледника очистится от снега и прекратится сход талой воды в конце июля;
• в июле затруднено использование вертолета из-за большого количества дней с туманами и низкой облачностью над морем.

Необходимость выполнить работы как можно раньше (серия стоит) побеждает здравый смысл: нам предписано директивой начальника главного штаба Северного флота отбыть в командировку в июне. Но теперь мы летим до Архангельска на самолете ГВФ. Там долго выясняем, уточняем, есть ли нам разрешение (допуск) на НЗ. Наконец билеты куплены, но рейс будет только на другой день. Ищем, где переночевать такой большой бригаде. Выручает гостиница КЭЧ (войсковая), где есть одна большая комната и много-много коек. Это лучше, чем кресло в аэропорту. Но нам не повезло, к нам подселяют матросов, отслуживших срок и убывающих домой. Они сильно «набрались», всю ночь шумели, выясняя свои отношения. Я был сильно тронут заботой хозяйки гостиницы, старой русской женщины, как она успокаивала ребят и уговаривала не шуметь.

Бессонная ночь окончена. Мы в аэропорту, и Ту-134 уносит нас снова с материка на НЗ.

Командование полигона удивлено столь ранним нашим прибытием, но встречает нас, как старых знакомых, и удовлетворяет мою просьбу: запланировать на следующий день полет вертолета на точку падения изделия. Если точка будет найдена, то можно планировать работы, а если будут трудности с её отысканием, то форсировать прибытие БДК просто не потребуется.

Утром выхожу к ожидающей у гостиницы машине, чтобы ехать на аэродром и вижу плачущую женщину. Этот случай моя память сохранила отчетливо. Жена офицера с пятилетней дочуркой должна была лететь в Архангельск, в отпуск, но что-то у нее не получилось, и ей надо было возвращаться к мужу «на точку» (РЛС дальнего обнаружения целей, развернутой на северной части НЗ). А брать её на вертолет не хотят, обосновывая это специальными работами, но, скорее всего, из-за того, что ПВО часто фиксировало полеты вертолетов в неразрешенные зоны, и с ними были натянутые отношения. Когда я увидел слезы на лице молодой женщины и испуг в глазах её дочурки, (мама плачет – значит, что-то очень плохо), мне так захотелось им помочь. Наверное, мой вид и дрожь в голосе подействовали на адмирала (заместителя командира полигона по науке, доброго и скромного человека, летевшего с нами до поселка Северный). Разрешение было получено. Помогаю женщине принести многочисленные коробки и сумки (она же собиралась в гости, накупили подарков). Всё это складываем на заднем сиденье, сами сидим на корточках. Волнение женщины не прошло, она всё еще всхлипывает, а газик уже петляет между домами, стремясь скорее вырваться на прямую дорогу в аэропорт. Мы уже и так опаздываем. Назначенное время вылета вертолета наступило.

Полет до поселка Северный прошел в молчании, наверное, сказывалось присутствие на борту адмирала. Но вот важный пассажир высажен, и наш полет продолжается. Выходит второй пилот, и начинается оживленный разговор с попутчицей, где «точка», в каком месте ей удобно сойти. «Если надо – мы вертолет и на дом посадим», – шутит пилот. Глаза женщины горят. Она рада, что всё так хорошо заканчивается. Высажен и второй пассажир, а наш путь – дальше.

На ледник заходим со стороны бухты. Бухта чистая, льда не видно, а вот ледник закрыт сплошной пеленой тумана. Делать нечего, разворачиваемся и летим «домой» вдоль береговой линии. Потом замечаю, что вертолет отходит от берега и снова садится на «точке». Это по радио попросили командира сделать остановку и взять презент за то, что так любезно доставил жену начальника станции. Презент был для командира и для меня, чему я был очень удивлен, ведь мы расстались, не зная даже имени. «Это для того очкарика, что в шубе, гражданскому», – гласила надпись на пакете. А презентом был прекрасного засола голец, который был подан вечером на общественный стол экспедиции. Вообще народ на Севере очень добрый, готовый прийти на выручку в любой момент и очень долго помнящий добро и оказанную помощь.

Доклад начальнику штаба о результатах полета и новые планы на полет. Но штаб Северного флота «добро» не дает, где-то что-то случилось с вертолетом. Поступил запрет на полеты. Потом испортилась погода, подул северо-западный ветер и принес с Баренцева моря сильные туманы. Ребята проверяют оборудование, которое было оставлено в прошлом году на НЗ на хранение, и первое огорчение – ящик со спиртом, который так тщательно упаковывали и устанавливали, оказался опрокинутым и, конечно, спирта в нём не оказалось. Верна пословица командированных: «Шила в мешке не утаишь».

С В.П. Капотой направляемся на консультацию к геологам, что работают здесь, на Н3. Идем по длинному коридору барака, заставленному с двух сторон ящиками. Крохотная комната, где сидит бородатый мужик, но по голосу кажется, что он моложе нас, в углу стоит на электроплите видавший виды чайник, а рядом – алюминиевая кружка с недопитым чаем. Прием радушный, обстановка теплая. «А военные будут обеспечивать работы, они богатые, у них всё есть, вам повезло», – доносится рокот мужика. «Обшивать ли стены палатки досками?» – спрашиваем мы. «Не надо, если до октября работы будут закончены и люди эвакуированы», – слышим ответ на наши не совсем корректные вопросы (вопросы дилетантов-новичков в работе в условиях Севера). Посещение геологов подняло наш дух и настроение.

Теперь скорее отыскать точку падения изделия. Нужно лететь. Как можно скорее лететь на ледник.

Суббота (но мы работаем без выходных), погода установилась. Запрет снят, и мы наконец-то летим. Первые результаты не обнадеживают: одна из трех вех сильно погнута, скорее всего, ветром, красная материя сорвана или выцвела, старых покрышек и катушки не видно. Снежный покров 80 см и более. Но то, что летчики со второго захода всё же обнаружили точку, вселяет большой оптимизм. Проблем с отысканием предполагаемой точки падения не будет.

Бригада трудится в поте лица. Оформляются всевозможные заявки, доверенности, справки, ведется получение материалов. Всё это делается руками ребят. Там на леднике спросить будет не с кого за некачественное оборудование и материалы. Особое внимание к затовариванию мешков углем. Работать придется на леднике. Будет в палатке тепло – можно будет высушить промокшую одежду, будет и работа. В каждый мешок – не более трех ведер. Так грузить легче и проще обращаться при топке. Берем с запасом – 50 мешков (выписанных). Нет, давайте возьмем всё же еще десяток. Идет отбор 200-литровых бочек (чтобы были не ржавые и самое главное – хорошо закрывались пробкой) и затаривание их бензином. У нас там бензонасос, электростанция и другие устройства, которым нужен бензин, но как оказалось не в таком количестве, как мы взяли. Получаем неприкосновенный запас – продукты, а также много еще чего.

Приходит БДК, который будет обеспечивать наши работы. БДК другой, другая и команда, но взаимопонимание устанавливается быстро. Знакомимся с командой и кораблем. Корабль понравился, внушают уважение его размеры и возможности. Для него наш груз – просто мизер. Договорились о размещении груза. Нам даже выделили отдельное, закрываемое на ключ, помещение для ценных вещей и расходных материалов. Осматривая с командиром корабль и видя сорванные в жилом помещении двери, задаю вопрос: «Это что?» – «Десантники не могут находиться в замкнутом объеме» – звучит ответ (перед прибытием на НЗ БДК выполнял боевую задачу и довольно продолжительное время находился в Анголе, имея на борту личный состав воздушно-десантных войск).

Прилетают остальные члены МВК. Это представители серийного завода и заказывающего управления. И начались новые переговоры по срокам выхода БДК в море. Снова посещаем корабль. Теперь знакомимся по картам с районом работ. Единственное место, откуда ГТС могут пройти на ледник, это бухта Султаново (как мы тогда глубоко заблуждались, что личный состав экспедиции будет размещаться на БДК, доставка людей к месту работ будет осуществляться с помощью ГТС). Бухта небольшая, с несколькими впадающими ручьями, но вот глубины... Вдоль всей береговой линии они малы, берег полого спускается далеко в море. При этом глубины в этом районе давно не уточнялись. Без предварительного промера глубин бухты заход в нее БДК командованием запрещен. Специальное судно для измерения глубин с экзотическим названием «Карильон» отсутствует, и никто толком не знает, где оно находится и когда прибудет.

Ясно одно, никто не хочет брать на себя ответственность за исход экспедиции. Командование Северного флота далеко, а для полигона наши работы – это не основная задача, а случайно свалившаяся на их головы забота.

Но работа идет, заканчиваем получать грузы. Пришло время составлять директивные документы. Основным является решение командира полигона по обеспечению подготовки и проведению специальных работ на леднике Шустрый. Это решение должно включать следующие разделы:

• задачи;
• боевая организация при проведении работ;
• распределение сил и средств по задачам;
• плановая таблица действий сил при подготовке и проведении работ.

Документ для нас совершенно новый, но без него не будет выхода БДК, а значит, и работ на леднике. Работаем с В. П. Капотой днем в штабе, вечером – в гостинице, как говорится, отрабатываем документ. Выделенный в помощь нам офицер полигона документы такие не разрабатывал и больше был по части «где что достать». Майор, прибывший от заказывающего управления, специфики полигона не знал и выполнял функции информатора для Москвы.

Огромные наши усилия не пропали даром. Подписан долгожданный приказ за номером 023 на проведение наших работ. Нам выделяется два ГТС, две радиостанции для связи. В состав экспедиции включается доктор. Выдается боевое оружие – два карабина с массой патронов, куча пиротехники (ракет для стрельбы из ракетницы и просто ракет для пуска с руки, разных цветов и разного времени горения), аптечки, индивидуальные пакеты и масса всего другого, что положено при проведении таких работ. Правда, в последний момент нам предписано ГТС загрузить в поселке Северный (свои, хорошие, отдавать не захотели). Разрабатываем таблицу условных сигналов с использованием пиротехнических средств. Например, красная ракета – необходима помощь, две красных одна за другой – опасность, прекратить все работы, собраться в палатке. И так больше десятка условных сигналов.

Вопрос промера глубин решили полюбовно. БДК в бухте становится на якорь, на спущенном катере личным составом БДК будет проведен, так сказать, неофициальный замер глубин простейшим способом. Принятие такого решения стоило бригаде относительно дорого – несколько литров спирта из наших закромов было изъято, точнее сказать, реквизировано, что неоднозначно было истолковано частью личного состава экспедиции.

По плановой таблице выход БДК был намечен на 3 июля. От предполагавшегося по плановой таблице повторного полета на «точку» из-за погоды пришлось отказаться. Но нам он много и не дал бы. В любом случае, нам как можно скорее нужно было начинать работы на леднике. Ускорения проведения работ требовала и Москва, и дом. Им давай сроки, а что нет погоды, нет «Карильона», нет требуемых для захода БДК глубин, это уже наши проблемы.

И вот наступает долгожданный день отхода БДК. Время отхода – 20 часов – с тем расчетом, чтобы днем (вернее, в рабочие часы) быть в поселке Северный. Перед этим прошел сбор у начальника штаба, инструктаж по всем мыслимым и немыслимым вопросам. Оставляем свои автографы и идем в гостиницу. Надо еще собрать личные вещи, поблагодарить за уют и теплый прием работников гостиницы. С ними у нас отношения хорошие, можно сказать даже доверительные.

Один раз прихожу с обеда, а заведующая гостиницей по секрету сообщает мне: «Вам работу отбили, скоро поедете домой». Я вначале не сообразил, о чём речь идет, а потом дошло. Это, скорее всего, отбили работу, связанную с натурными испытаниями, а не нашу. О наших работах мало кто знал. А то, что отбили основную работу, это даже лучше, есть вероятность, что свою мы выполним – были мои мысли в тот момент.

Точно в 20 часов БДК отдает концы и величественно покидает Белушью губу. А мы тем временем все вместе, всей экспедицией, размещаемся в просторном кубрике. От предложения капитана занять двух- и четырехместные каюты мы отказались. Теперь мы единое целое, один коллектив, которому предстоит не одну неделю выполнять работы на леднике. И чем ближе мы узнаем друг друга, слабые и сильные стороны каждого, тем больше шансов, что поставленную перед экспедицией задачу мы выполним. Несколько слов о кубрике. Он просторен, наши места для ночлега расположены вдоль стен. Центр свободный, и мы сразу стационарно размещаем складной длинный стол, а вдоль него – банки. Питаться мы будем здесь же в кубрике, так, нам кажется, будет удобнее.

Постепенно стихает гомон, а я уснуть не могу. Мысли вертятся вокруг «точки», места падения изделия. Правильно ли мы его обозначили в прошлом году, то ли это место, где находится изделие, которое нам предстоит выкопать. Если произошла ошибка с привязкой места падения, то нашу экспедицию ждут суровые испытания и разочарования. Изделия мы не выкопаем, а без этого нам не разрешат закончить командировку. Так с тревожными мыслями я и засыпаю под плавное покачивание корабля и редкие команды, слышные по громкоговорящей связи (на военных кораблях громкоговорящая связь не отключается, и все команды транслируются по всем помещениям).

Утром прибываем в поселок Северный. Нужно выгрузить продукты для личного состава поселка (увидел, в какой антисанитарной обстановке перевозятся говяжьи туши, и у меня надолго отбило охоту есть мясо в любом его виде). Затем заходим в бухту Круглая (это уже северная часть НЗ). Бухта поражает своей красотой. В нее впадает речка с таким же названием и с кристально чистой водой. По словам аборигенов, в речку заходит на нерест голец. БДК уверенно подходит и становится «на упор» (чувствуется, что эти берега капитану знакомы). Из трюма на берег выползает ГТС, пробует ход, как будто разминается, затем возвращается на корабль и вытаскивает на берег фургон. Здесь будет летом развернут выносной пункт по радиационному наблюдению и взятию проб воды. Фургон – это место обитания операторов. Его доставка проведена попутно. Правда, здесь же имеется избушка, построенная когда-то для зимовки первопроходцами, но она ветхая, и вид у нее нежилой. Разгрузка фургона прошла так гладко, что вселяет уверенность в доставке и нашего груза на берег в бухте Султаново без осложнений.

Ребята при погрузке в Белушке привели на корабль собаку, решили взять её на ледник – будет о ком заботиться. И к нашему огорчению, когда БДК причалил к берегу, собака спрыгнула на землю в числе первых и убежала вверх по склону горы, наверное, учуяла запах зверя. Сколько мы её ни звали, она не вернулась. Долго потом среди нас были разговоры: «Что будет с этой собакой, когда наступит долгая полярная ночь?».

И вот перед нашим взором показалась бухта Султаново. Бухта меньше первой и выглядит более сурово – сказывается, что она находится значительно севернее. Брошен якорь, спущен катер, начат замер – всё это выполняется командой БДК, а мы ждем результатов. Прибыл вертолет, сажусь и лечу на нём вдоль береговой линии и вдоль ледника. Снега на леднике стало меньше, зато увеличилось количество трещин, проход ГТС к месту развертывания лагеря и производства работ будет сильно затруднен и, наверное, без «подсказки» с борта вертолета просто невозможен.

Я снова на корабле. Идет оживленное обсуждение результатов замеров глубин. Он неутешителен. Берег по всей бухте пологий (для нас плохой), а не обрывистый, как в бухте Круглая. БДК, при его большой осадке, подойти к берегу и стать «на упор» не сможет. Что делать?

По всем директивным документам, в том числе и по приказу 023, жизнеобеспечение экспедиции осуществляется следующим образом. БДК подходит к берегу и становится «на упор», а ГТС непосредственно из трюма корабля выезжает на берег. Затем с помощью ГТС прокладывается путь к месту работы. Так называемая будущая дорога отмечается вехами, проезд через трещины перекрывается бревнами, опасные места обозначаются характерными знаками. Доставка личного состава к месту работ тоже будет осуществляться с помощью ГТС.

Питаться и ночевать члены экспедиции должны будут на БДК, работа выполняться сменами: одна работает, другая отдыхает.

«Если хочешь завалить дело, пусти его согласование по большому кругу», – гласит старая присказка. Так и в нашем случае. Можно было рапортовать в Москву и домой, что прибыли, но БДК подойти к берегу из-за малых глубин не может, выгрузить груз не представляется возможным, как нам быть? И бюрократическая машина завертится, закрутится, только дело будет стоять!

Но мы же испытатели, должны сами искать выход из экстремальных ситуаций, а не ждать подсказки от кого-то. Вертолет сидит на берегу и ждет, когда ему с грузом лететь на «точку». Если мы не выгрузимся сейчас, то это конец нашей экспедиции.

Принимаю решение: тяжелые крупногабаритные вещи загрузить в ГТС и оставшееся расстояние, что будет отделять нас от берега, попытаться пройти (вернее проплыть) на ГТС по воде. Расчет строится на том, что ГТС не должен сразу скрыться под водой. Он будет медленно погружаться в воду и, в тоже время, приближаться к берегу за счет перематывания гусениц. Рискованно, да, но другого выхода просто нет!

И вот БДК снимается с якоря и на малом, самом малом, ходу приближается к берегу. Вот он берег – такой близкий, и в то же время далекий для доставки груза. Стоп машина! Дальше хода нет. Спускаем катер, расстояние до берега – около 15 метров, оба ГТС загружены тяжелыми крупногабаритными вещами. Аппарель опущена, глубина за бортом корабля – два метра.

Водитель на первом ГТС – матрос Федя, на все руки мастер и парень, по отзыву товарищей, классный. Подается команда – и первый ГТС на малом ходу сползает в воду, медленно погружается, но уверенно движется по воде в сторону берега. Траки зацепились за грунт, и машина поднимается из воды на берег. Получилось!

Водитель второго ГТС – Марат, родом из Средней Азии, чувствует себя не очень уверенно и машину знает намного хуже Федора. Сажусь рядом с ним в кабину, рюкзак с вещами на колени, и пытаюсь, по возможности, успокоить его, придать ему уверенности: «Марат, на первой скорости, плавно, без газа. Видишь, Федя уже на берегу. Ни в коем случае не увеличивай скорость хода, иначе нас захлестнет водой, и тогда все». Кивает головой, вроде все понял, но боязнь воды и желание скорее оказаться на берегу сделали свое. ГТС трогается, сползает с аппарели, и Марат резко нажимает на педаль газа, увеличивает скорость, и нас с головой накрывает волной. Машина глохнет. Она по инерции еще движется и останавливается в воде, не доехав до берега. Сидим мы в кабине мокрые и виноватые.

Надо было попросить Федю съехать и на этой машине. Но что упрекать себя, надо исправлять положение. Появляется трос, заводим его на крюк ГТС, благо глубина здесь не такая уж большая, да и все равно мы оба мокрые. Наконец и второй ГТС на берегу.

Надо срочно грузиться на вертолет. Разрешенное время для экипажа вертолета уже на исходе. Быстро меняю мокрую верхнюю одежду, нижняя сама высохнет. И вот уже первая партия экспедиции из шести человек летит к месту работ. Второй рейс вертолета – только груз. После долгих раздумий и терзаний с В. П. Капотой там, на БДК, решили, что в числе первых будут только сотрудники испытательного отдела. Мы друг друга хорошо знаем, уже адаптированы к работе и можем положиться друг на друга в любой ситуации.

Вертолет уверенно берет курс на ледник, и мы на «точке». Техник, а вслед за ним и я, спрыгиваем из вертолета, который завис над поверхностью ледника. Быстро осматриваем площадку, и техник дает добро на посадку. Колеса погружаются в снег, винт вращается, но вертолет «сидит».

Правда, до места проведения работ далековато, метров 400, но разве есть время на раздумья. Мы и так нарушаем всё, что можно нарушить. Да и есть ли площадка ближе, ведь всё еще под снежным покровом. Разгрузили уже и второй рейс вертолета. Летчики торопят нас. Разрешенное время для выполнения полетов у них уже закончилось, да и туман вот-вот накроет ледник. «Удачи вам», – пожелание экипажа, и вертолет берет курс на юг, по ущелью, в поселок Северный, и быстро теряется из виду. Нас шестеро на леднике. Море льда и безмолвие... Радует только то, что светло, и светло будет круглые сутки, а человека больше всего угнетает темнота. Светло – значит, можно работать целыми днями.

Теперь за работу. Первое – это установить палатку, обеспечить себя жильем. В нашем распоряжении было много типов палаток, но мы выбрали самую большую, утепленную армейскую палатку с двумя входами. Она привлекла наше внимание своими размерами, а самое главное – возможностью установки внутри палатки печки. Но вот беда, раньше никто из нас не видел эту палатку в сборе, и мы понятия не имеем, как её устанавливать. Малые туристские палатки устанавливать приходилось, а вот такую – нет. Мое упущение. Надо было организовать ребят и попытаться установить такую палатку еще в Белушке, был бы опыт, и мы бы узнали тонкости и особенности её сборки.

Очищаем от снега место для установки палатки и покрываем его рубероидом – это будет наш пол. Устанавливаем центральный кол, «надеваем» на него палатку, делаем растяжку входов и углов палатки и тут выясняется, что забыли скрутить брезент, закрывающий отверстие в крыше палатки под трубу печи. Если учесть, что растяжку палатки мы выполняли только с использованием деревянных кольев, закрепляемых в отверстиях во льду глубиной около одного метра, которые делались с помощью обычного рыбацкого коловорота, то можно будет легко понять наше состояние. Затрачено было много сил, работа проделана большая, но всё это оказалось ненужным из-за того, что вовремя не изучили матчасть.

Хорошо, что среди нас есть весельчаки. Было сказано немало крепких фраз. Напряжение было снято. Палатку опускаем, сворачиваем брезент, устанавливаем в это отверстие раму для трубы, асбестовую прокладку, и всё начинается снова. Теперь всё делаем не торопясь, так сказать, осознанно. Палатку ориентируем так, чтобы один вход в нее был с южной стороны, а второй – со стороны «розы ветров». Этот вход мы использовать не будем, он будет заделан наглухо, так будет теплее в палатке. Делаем отверстие во льду под центральный кол, так он будет стоять устойчивее. Установку растяжек выполняем основательно. Площадь вокруг кола укрываем рубероидом. Знающие люди говорили, что так меньше будет идти таяние льда вокруг кола, и он устойчивее будет стоять длительное время.

И вот уже палатка трепещет от ветра, резко выделяясь на белом фоне ледника и радуя нас, т. к. теперь есть, где укрыться от непогоды. Это наша первая маленькая победа. Теперь нужна связь с БДК. Из вех и бревен делаем что-то наподобие мачты, укрепляем на её вершине антенну.

Но что такое лагерь без флага? Флаг должен быть! Правда, раньше мы об этом не думали и ничего для флага не предусмотрели. Но вездесущий А. А. Лукьянов уже оторвал кусок разноцветной материи из расходных материалов и теперь это полотнище трепещет на ветру. Флаг поднят.

Докладываем по рации на БДК: «У нас всё в норме» и устраиваем себе большой отдых, вернее, перекур, в процессе которого ведем разговор об устройстве нашего жилья. То, что жизнеобеспечение экспедиции будет осуществляться здесь, а не на БДК, ни у кого из нас сомнений уже не вызывает. БДК после нашей высадки отошел от берега и стал на якорь далеко в море. Жизнь внесла свои коррективы в наши планы. Надо устраивать жилье здесь, на леднике, и не на один день!

Поэтому о планировке внутри палатки разговариваем долго. Важно мнение каждого. Здесь нет начальников, а есть экспедиция, коллектив, который должен выполнить поставленную перед ним задачу в изменившихся условиях. И от того, как будет обустроен наш дом, во многом будет зависеть успех дела. Решение принято, и снова за работу. Внутреннее пространство палатки разделяем пополам. Одна часть – это место для ночлега, вторая часть – место для принятия пищи, переодевания, хранения личных вещей. В центре палатки устанавливаем печь – обычную окопную солдатскую «буржуйку» времен Отечественной войны. От печи в разные концы натягиваем веревки (на них мы будем сушить свою мокрую одежду).

Место для ночлега оборудуем следующим образом: на рубероид укладываем брусья 120 × 120 мм. На них настилаем доски-дюймовки (теперь мы работаем плотниками) и эти деревянные подмостки покрываем кошмой (кусками технического войлока). Поверх нее укладываем поролон. Место для ночлега готово. Теперь отдыхать можно и лежа. Как приятно, когда у тебя гудят все мышцы и побаливает все тело от проделанного и пережитого за этот день, раскинуться на поролоне и несколько минут полежать с закрытыми глазами. Это блаженство может понять лишь тот, кто хотя бы один раз был в такой ситуации.

Наш обед был совмещен с ужином. Что ели, как утоляли голод, память не сохранила, а вот спали мы в своих спальных мешках крепко, даже очень крепко. Надо восстанавливать силы, впереди еще много дел, а мы только в начале пути. Это только первый день на леднике, который был наполнен многими событиями, но пролетел этот день, как один миг. Печь, конечно, мы затопили, теперь у нас на плите всё время находится чайник и в нём «крутой» кипяток.

Наступил второй день пребывания на леднике. Узнавать время по солнцу еще не научились, солнце ходит по кругу. Доклад по рации на БДК – и первые огорчения. Они на ГТС, без нашего ведома, пытались пройти к нам на ледник, но не смогли преодолеть морену. К тому же вывели из строя второй ГТС. В крепких выражениях делаю внушение представителю полигона. При работах на леднике нужна железная дисциплина.

Как манит, притягивает к себе место наших предстоящих раскопок. И до него всего 400 метров, но каких метров! Снежный покров еще глубок. Идти в валенках с калошами тяжело и неудобно. Снег мокрый, неровностей на леднике много. То и дело нога проваливается во что-то, и вода захлестывает калоши. Валенки быстро промокают. Меховые сапоги хороши, но тоже впитывают много влаги, сохнут долго (за «ночь» не высыхают). И лучше всего зарекомендовали себя простые резиновые сапоги с обычной суконной армейской портянкой. Конечно лучше, если на ноге есть еще меховой или шерстяной носок.

Тяжел и извилист путь к воронке. Осмотр места внедрения изделия в лед ничего нового не дает. Остатков частей изделия не обнаружено. Понурив головы, бредем назад, а в голове каждого одна мысль: то ли место? Продолжаем обустройство жилья. Сколачиваем стол, что-то наподобие лавок. Размещаем ящики так, чтобы могли на них сидеть, а затем следующая работа – подготовка площадки для приема вертолета. Площадку нужно выбрать без больших трещин, очистить от снежного покрова и по краям установить вехи. Площадка готова, о чём следует доклад на БДК. Получаем подтверждение: «Вылет вертолета из поселка Северный запланирован».

Долгожданный вертолет появляется из-за гор, пролетает над нами (как бы приветствует нас с началом функционирования лагеря) и берет курс на БДК. Идет заброска остального груза для нас и, самое главное, – коробок с сухим пайком для питания.

Бросаем все силы на удаление снежного покрова с места падения изделия. Толщина снега достигает 70 см. Снег тяжелый, пропитан водой, ноги промокли, но огромное желание – поскорее отыскать воронку во льду – прибавляет нам силы.

Удаление снежного покрова проводим, используя штыковые и совковые лопаты и специальный желоб (наше изобретение). Загружается желоб снегом, двое здоровых ребят накидывают на себя вожжи, сделанные из строп парашюта и волокут желоб со снегом на приличное расстояние, чтобы снег этот не мешал нам при разработке шахты. От одежды ребят валит пар – с таким огоньком они трудятся. Ни одного лишнего движения, только слышны ободряющие шутки. Постепенно начинает прорисовываться воронка (наверное, мы на правильном пути). Форма воронки и её размеры вселяют уверенность, что она образована нашим изделием.

Теперь надо зафиксировать центр воронки на местности, пока воронка хорошо просматривается. Привязка центра воронки к местности необходима для того, чтобы в процессе разработки шахты можно было выемку льда проводить в нужном направлении. Для этого устанавливаем четыре вехи на расстоянии 15 м от центра воронки: две вехи – по курсу полета, две другие – перпендикулярно к ним с таким расчетом, чтобы воображаемая точка пересечения этих линий находилась по центру воронки.

Заканчивается второй день пребывания на леднике. Как приятно в натопленной палатке переодеться во все сухое. Для сушки мокрых вещей используем натянутые вдоль печи веревки. За ночь, т. е. время нашего сна, мокрая одежда успевает высохнуть, правда, сильно меняя свою первоначальную форму.

Топилась печь у нас круглосуточно, благо угля у нас было много, и весь он находился на леднике. Мешок с углем располагался около печи, и любой член экспедиции, видя, что уголь прогорел, брал совок и подбрасывал уголь в печь. Откуда у нас появился совок, я не знаю, но в заявках он точно не числился, хотя в быту вещь очень нужная. Наверное, запасливые наши ребята где-то его «позаимствовали» при получении имущества. Из-за малочисленности экспедиции дневального у нас не было.

На следующий день к нам присоединились остальные члены экспедиции с БДК, а с ними и боевое оружие (два карабина с большим количеством патронов) для отпугивания белых медведей. Следы медведей на снегу ледника мы видели (они хорошо просматривались при полете на вертолете), но заметить самих белых медведей нам не довелось.

Приступаем к разработке шахты. Обозначаем контуры будущего ствола шахты, с помощью «долбяков» (что-то наподобие рыбацкой пешни с более массивным наконечником из твердой стали) откалываем лед и удаляем его из углубления простой совковой лопатой. Пройдены первые полметра будущего ствола шахты во льду, и вот первая наша удача – обнаружена пластина стабилизатора. Маленькая частица инородного тела в толще льда. Оживленно обсуждаем нашу находку, и кусочек металла переходит из рук в руки. Да, изделие находится здесь! Прочь сомнения!

Находка придает нам силы и уверенность, что поставленная перед нами задача – откопать изделие и установить причину отказа – будет выполнена. Далее при разработке ствола шахты встречаем мелкие куски металла, пенопласта, прессматериала типа АГ-4, которые, по заверениям В. В. Белова, могут принадлежать только хвостовой части изделия. Отверстие от внедрения изделия в ледовую массу хорошо просматривается, имеет правильную цилиндрическую форму и незначительный наклон от вертикали. Это означает, по заключению другого специалиста экспедиции – В. Ф. Степанова, что подход изделия к преграде происходил с параметрами, близкими к расчетным. Делаем вывод, что работать предстоит не с аварийным изделием, которое испытало ударные нагрузки значительно больше расчетных, а с изделием, которое свою работоспособность потеряло по иной причине. Это означает, что по условиям безопасности можно будет увереннее проводить работы по разборке и дефектации изделия, в составе которого имеются взрывчатые вещества.

Эту ночь спим уже под охраной. У входа палатки на всякий случай стоят два заряженных карабина.

Проблемы с едой. Чем кормить ребят? – вот забота, которая свалилась нам на головы. Едоков стало больше, а продуктов нет. Мы так экстренно покинули корабль, что о питании на леднике просто забыли. Резко изменившаяся обстановка (БДК не смог стать «на упор», ГТС вышли из строя, не проложив дорогу к нам) требовала нового решения вопроса питания экспедиции на леднике в сложившихся условиях.

Утро следующего дня нас не обрадовало. Стоял сильнейший туман. На расстоянии нескольких метров ничего не видно, о прилете вертолета не могло быть и речи. Приходится питаться продуктами из неприкосновенного запаса, срок годности которого давно истек. Поэтому его с такой охотой нам отдавали снабженцы полигона. Но работы по разработке ствола шахты идут не прекращаясь. Уже пройдено два метра, найдено «перо» стабилизатора. Нас начинает беспокоить талая вода, которая заливает шахту. Работать становится труднее, практически стоя по колено в воде. Темп работ снижается. Пора готовить бензонасос для откачки воды, а заодно и монтировать копер для поднятия льда из шахты.

Копер был спроектирован специалистами отдела 70 института, и всё в нём было предусмотрено и продумано. Получилась удачная конструкция. Без копра нам просто было бы не добраться до изделия на такой глубине. Хочется выразить за это большую признательность всем специалистам – от техника до начальника отдела, и особенно В. М. Морозкову (он участник нашей экспедиции), которые принимали участие в создании копра.

Копер вместе с бадьей служил нам для опускания людей в шахту, поднятия на-гора колотого льда и имел в конструкции всё необходимое, чтобы не травмировать человека при спуске и подъеме. Подробнее расскажу об установке копра. Дело в том, что края шахты имели малую прочность. Таяние льда вокруг шахты происходило неравномерно, а копром мы должны были пользоваться длительное время. Поэтому к установке копра мы подходили со всей серьезностью, понимая, что случай заваливания или опрокидывания копра может привести к трагическим последствиям. Вокруг шахты нами были уложены шестиметровые деревянные брусья в шахматном порядке с таким расчетом, чтобы в центре образовалось отверстие размером 1 × 1 м. Сборку копра проводили отдельно на ровной площадке. Хотя контрольную сборку мы и проводили дома, на Урале, здесь же в полевых условиях при плохой погоде эта работа далась нам не сразу. Было потрачено много сил и энергии и высказано немало крепких слов в свой же адрес, смысл которых сводился к следующему: несмышленыши, не могли додуматься и промаркировать все детали и узлы краской при контрольной сборке дома, теперь и мучайтесь сами! Но всё же копер был окончательно собран. Работали в условиях сплошного тумана, влажность составляла 100%.

Пора было подумать, как собранный копер перенести, а вернее, надвинуть на шахту. Сборка массивная, имеет приличный вес и при перемещении существует опасность завалить её в шахту. Справляемся и с этой задачей. Закрепляем копер на подмостках с помощью брусьев, обкладываем досками и устанавливаем металлический желоб для выгрузки льда, поднятого из шахты. Проводим работы по расчистке от снега места, куда будет доставляться и выгружаться лед.

Подготовительные работы закончены. Запущен насос. Вода в шахте убывает. В шахту спускается первая пара людей. Это пуско-наладочные операции. Настоящая работа начнется завтра. За сегодняшний день сделано много. Усталые бредем к палатке. Так долог этот путь – всего-то 400 метров, особенно в сплошном тумане. В палатке тепло, но ужинаем только сухим пайком. Так ребята долго не выдержат. Выхожу на связь с БДК (по расписанию мы должны выходить на связь в 8, 12 и 20 часов, но из-за рваного ритма работ и большой продолжительности пути от места работ до палатки, мы часто в 12 часов на связь не выходили, за что вечером получали внушения). Я инициативу взял в свои руки. Нам нужно питание, продукты, иначе завалим работы. Труд тяжелый, и на одних галетах, без хлеба и мяса, долго не протянем. Меня заверили, что завтра всё будет.

Утро. Погода прекрасная. Ждем прибытия вертолета с продуктами. Вертолет прилетел, но продуктов не привез: на море стоит большая волна, спустить катер на воду не смогли, а попытка взять с БДК куль (мешок) с продуктами из-за качки корабля чуть не закончилась трагически для вертолета. Нам передают свежие газеты (там думают – у нас есть время и силы читать их), а доставить немного продуктов из поселка Северного – не сообразили. Похоже, вопрос питания беспокоит только нас. Все остальные – сытые. Такое отношение к нам приводит меня в ярость, меня «прорвало». Тут же на связи всё это эмоционально выкрикиваю представителю полигона.

Немного остыл. Задумался. А тут ведь есть и моя вина. При подготовке решения на развертывание экспедиции не был предусмотрен дублирующий вариант питания. Незачем было так быстро высаживаться с БДК на берег. Нужно было сначала оговорить вопросы питания в новых условиях. Только теперь дошло до меня, что обеспечение нас питанием связано как минимум с двумя условиями – отсутствием тумана (для полета вертолета) и волны на море (спуск катера на воду и его причаливание к берегу при волнении невозможны). Туманы и ветра характерны для этих широт в это время года. Прокол в экспедиции. Остается надежда на второй рейс вертолета. Он должен доставить нам что-то из поселка Северного.

Но к обеду погода испортилась, нас снова накрыл туман, и ждать прилета вертолета не приходится. Ребята страдают больше, чем я. У них ко всему этому кончилось курево. В такой обстановке продолжаем проходку ствола шахты, хотя попадание талых вод в шахту идет обильно и сильно тормозит нашу работу. Для уменьшения попадания воды в шахту начинаем пробивать вокруг нее отводные каналы. Работа проделана большая, но ненужная. Эффект от этого практически нулевой. В основном вода в шахту попадает по многочисленным микротрещинам по стенкам шахты в 1,5...2 м от поверхности. Одна надежда на насос. А с насосом нам не повезло. По условиям безопасности нам было запрещено использование электронасоса (хотя, осмысливая это сейчас, я убежден, что его всё же можно было использовать при удалении от шахты места включения электронасоса). В нашем распоряжении был один бензонасос всасывающего типа. Насос этот в нормальных (складских) условиях запускался и работал без проблем. Но на леднике в условиях повышенной влажности (частые туманы, влажность 100%) и из-за некачественного бензина запуск насоса осуществлялся с огромными трудностями, и он норовил всё время заглохнуть. Кроме того, отсутствие запорного крана на конце подающего шланга снижало его производительность. Всё это осознали мы уже при работах на леднике.

Несмотря на все эти трудности, глубина шахты продолжала увеличиваться, и к концу рабочего дня её глубина составляла около шести метров. Однако объекта (так мы называли тогда изделие) еще не обнаружили. Несколько слов о нашей технологии разработки шахты. Люди опускались в шахту следующим образом: один человек залезал в бадью, приседал, хватался руками за устройство, на котором висела бадья, и по его сигналу двое человек, которые стояли на вороте копра, начинали бадью опускать как можно плавнее, так как при раскачке бадья начинала бить по стенкам ствола шахты и находящийся в ней человек в этом случае применял сильные выражения в адрес тех, кто был на вороте.

Лед в шахте откалывали по двое с помощью долбяков. Пребывание в шахте определялось не временем, а количеством бадей, поднятых наверх. Выдал определенное количество бадей на-гора – твоя смена окончена. Подъем. На спуск идет следующая пара. И так весь день.

В стволе шахты делали что-то наподобие бокового углубления, чтобы при подъеме бадьи со льдом находящиеся в шахте люди могли укрыться от падающих кусков льда. Строго следили, чтобы лед в бадью загружался не до краев. Поднятый лед из бадьи вываливался в желоб, а по желобу падал на металлический лист, который затем оттаскивался на приличное расстояние и там освобождался от груза.

Идем отдыхать. Осматриваем крепление растяжек палатки и с изумлением обнаруживаем, что три из четырех веревок, удерживающих центральный кол, оборваны. Надо было при установке палатки заменить старые, бывшие в употреблении веревки, на новые стропы. Это тоже нам урок. Да сколько их будет еще при выполнении таких работ?! Заменять растяжки сейчас, когда палатка стоит, значительно сложнее, но делать нечего. Справляемся и с этой работой – и скорее на настил, спать.

Просыпаемся от сильных порывов ветра. Время всего 6 часов утра. Можно поспать еще часок, но ветер внушает тревогу. Выходим и осматриваем крепление палатки. Вроде бы всё в норме. Наш дом, хотя и трепещет на ветру, всё же стоит. Благо края палатки мы предусмотрительно закрепили еще раньше мешками с углем и бревнами. С бревнами у нас проблем не было, так как топляков на берегу бухты Султаново было много, и мы просили с каждым рейсом вертолета подбрасывать нам по нескольку новых бревен. Длинные, более десяти метров, бревна использовали затем для укрепления основания, на котором был установлен копер.

Каждый рабочий день мы начинали с осмотра крепления палатки, выяснения состояние шахты, много ли воды в ней, как стоит копер, не собирается ли наклоняться из-за неравномерности таяния льда.

Вот и сегодня, осматривая отверстия во льду, куда установлены и закреплены колья для растяжек палатки, приходим к заключению – при таких сильных ветрах, которые здесь бывают, колья просто могут быть подняты из отверстий. Так сильно оттаяли их края. В этом случае палатка запросто может улететь. Колья надо закреплять заново, т. е. проделывать новые отверстия, и переносить палатку на новое место. Труд большой, но выбора нет. Мы не хотим остаться без места для ночлега.

Идем выбирать новое место для палатки, с таким расчетом, чтобы оно было ближе к месту работ. Такое место нашли всего в 50 метрах от шахты и принялись за работу. Теперь-то мы уже имеем опыт установки палатки такого типа. Работа идет споро: одни тащат, другие сверлят, третьи натягивают брезент. Так слаженно трудятся ребята. Прошло немного времени – и наш дом уже сооружен рядом с шахтой.

А в шахту лучше не смотреть, в ней много воды, и, прежде чем приступить к работе, мы долго пытаемся откачать её. За этот день углубились всего на полметра. БДК меняет место стоянки. Он отошел дальше от берега из-за большой волны.

Седьмой день пребывания на леднике запомнился мне двумя событиями: первое – мы вышли на торец хвостовой части изделия и второе – больше курьезное. Во время прилета вертолета ко мне подбегает техник и как-то смущенно, жалобно сообщает, что у кого-то из экипажа скоро день рождения, а отметить нечем. Не выручу ли спиртом. «Прилетайте с тарой, литр найдется», – был мой ответ (тогда мы еще не знали пластмассовых бутылок и с небьющейся тарой были проблемы). Через некоторое время, к моему изумлению, замечаю бегущего от вертолета техника с видавшей виды кастрюлей в руках. «Плесни сейчас», – слышу его голос. Наверное, опасаясь, что я могу передумать или не будет погоды, они решили сразу и отовариться.

Не прошло и получаса – слышим гул вертолета, который приземлился у нас в незапланированное время. Это вертолетчики доставили, зная наши страдания с питанием, нам презент – две оленьи туши. Вот так подфартило! Свежуем туши подальше от палатки, рядом с трещиной большой и глубокой. Благо есть среди нас охотники, им это дело знакомо. Дело сделано и все концы – в трещину (не надо привлекать хищников к нашей деятельности). Проблем с питанием теперь у нас нет. Благодаря искусству и выдумкам В. П. Капоты, наш стол всегда был завален изысканными блюдами из мяса и даже вареными языками.

Вопрос с питанием решен, зато темп разработки шахты резко снизился, и всему виной вода. Насос работает с перебоями, едва справляется с откачкой воды, скапливающейся в шахте за время нашего отдыха. Идет обильное таяние снега. Везде лужи, ноги промокают очень быстро. И для экспедиции наступили тяжелые времена. Попытки очередной раз запустить насос, положительных результатов не дали, а, учитывая технические характеристики насоса (откачка воды допускалась с глубины до 6 м), ремонтировать его бесполезно. На мои две телеграммы с просьбой срочно доставить электрические насосы, ответов нет. Удаление воды из шахты с помощью «бадьи» также не имело успеха, так как приток воды опережал её удаление.

С мрачными лицами смотрим утром внутрь шахты. Изделие полностью находится под водой. Цель была так близка. Надо было откопать всего лишь метр-полтора – и задача выполнена. Настроение у всех подавленное. Наступил самый критический момент в работе экспедиции. Что делать? – вечный русский вопрос.

Право было командование полигона, когда предлагало начать работы по раскопке изделия в августе месяце, когда закончится обильное таяние снега на леднике. Они лучше знали особенности этих мест. Нам же нужны были сроки. Вот и стоим у шахты, опустив головы. К тому же погода скверная, идет мелкий осенний дождь. Бредем в палатку.

После долгих размышлений приходим к заключению: в сложившейся обстановке выход один – попытаться отвести воду из шахты в трещину. Для этого надо в районе ближайшей трещины пробить вспомогательную шахту глубиной больше основной с таким расчетом, чтобы затем соединить их с помощью наклонного канала и спустить воду из основной шахты в трещину. Измерить глубину ближайшей трещины мы не смогли. Трехметровая веха оказалась короткой, а груз на веревке дальше 5 метров не хотел опускаться. Либо трещина имеет малую глубину, либо забита снегом.

Сможем ли мы избавиться от воды, сделав вспомогательную шахту? Пойдет ли вода в трещину? Вот вопросы, которые нас мучили, пока мы разрабатывали вспомогательную шахту. Копер мы решили не демонтировать, так как при таком таянии кромок льда у горловины шахты, установить его на прежнее место не сможем. А копер нам еще понадобится, когда начнем работы с изделием (то, что это время наступит – мы верили).

Для подъема колотого льда из вспомогательной шахты использовали ту же бадью, закрепленную на стропе через блок, который крепился на бревне. Один конец этого бревна был закреплен на копре, а другой – на треноге из бревен. По мере углубления шахты количество людей на подъеме бадьи со льдом увеличилось от одного до трех. Колотый лед высыпался непосредственно на металлический лист, который затем оттаскивался к месту сброса этого льда. Спуск людей в шахту с использованием бадьи мы отвергли по причине опасности этой операции.

Нашли другой способ. Запросили с БДК трап максимальной длины. Трап с оказией был доставлен. Он представлял собой канатную лестницу длиной 6 метров с деревянными перекладинами шириной около 20 см. Закрепляем трап на поверхности с помощью бревна, которое было забито на глубину 0,7 м в засверленное во льду отверстие. Надежность крепления трапа проверяем перед каждым опусканием и подъемом людей. Когда длина трапа оказалась недостаточной, то к его концу приделали металлическую лестницу (они у нас были). Теперь люди спускались сначала по трапу, а затем по металлической лестнице.

Размеры вспомогательной шахты были меньше размеров основной, и выбраны такими, чтобы в самом низу шахты мог работать только один человек. Приобретенный опыт и огромное желание поскорее избавиться от воды в основной шахте дали свои результаты. На третий день разработки вспомогательной шахты после долгого сравнения глубин обеих шахт, пришли к заключению, что вспомогательная – глубже. Делаем несколько отверстий в сторону основной шахты и идем на обед.

Режим работы на леднике у нас был такой: в 8 часов утра идем на работу. С 12 до 14 часов обед и отдых (некоторые даже успевали поспать). С 14 часов работаем до упора, смотря по обстоятельствам, и пока есть силы. Полдник скользящий, не отходя от рабочего места. И вот, решается наша судьба. Сразу после приема пищи (какой там отдых!) идем к основной шахте и к всеобщей нашей радости видим – воды в шахте нет. Ура! Мы смогли найти выход из, казалось бы, безнадежной ситуации!

По нашим расчетам, толщина перемычки между шахтами должна составлять не более метра. Что значит один метр по сравнению с тем количеством льда, которое мы выдали на-гора. Решаем сделать проход из вспомогательной шахты в основную. Проход сделан. Толщина перемычки оказалась чуть меньше полуметра. В дальнейшем спуск людей проходил во вспомогательную шахту с последующим переходом в основную. Теперь ведем одновременное углубление обеих шахт так, чтобы глубина вспомогательной шахты всегда была больше. Интересно наблюдать на такой глубине созданный нами поток. Бежит вода, журчит ручей. Так была решена проблема талых вод в основной шахте.

Всё. Больше углублять ствол шахты не надо. Можно приступить к работам по разборке изделия.

Делаем вокруг изделия канавку, в нее стекает вода. Для удобства работы с изделием дно шахты устилаем досками. Размер шахты около изделия был выбран с таким расчетом, чтобы свободно могли работать два человека, и был еще свободный проход вокруг всего изделия.

Вот оно, родное!

Сколько мы испытали их за свой долгий срок работы испытателями!

Теперь нужно установить причины отказа. Почему изделие не взорвалось? Надо разобрать изделие. Это уже работы непосредственно с изделием, испытавшим большие перегрузки при внедрении в лед и пролежавшим в нём около года, к тому же имеющим в своем составе не один десяток килограммов взрывчатки.

Внешний осмотр изделия вселяет уверенность, что всё будет хорошо. Теперь только ничего бы не упустить и ничего не нарушить при разборке. Вот вскрыты по-штатному люки один и два. При вскрытии их слышим характерное шипение, вызванное выравниванием давления внутри изделия и атмосферным. Как радостно слышать такое шипение. Это означает, что боевой отсек изделия сохранил герметичность, воды внутри нет, можно будет увереннее проводить работы по дефектации изделия с соблюдением всех мер по технике безопасности.

Осмотром через люки устанавливаем, что произошел отрыв одного из элементов с места его установки, из-за чего и не произошло срабатывание (подрыв) изделия. По очереди все члены экспедиции спускаются в шахту и констатируют этот факт. Руками ничего не трогаем, только смотрим. Затем приступаем к работам по расснаряжению изделия (переводу его в меньшую степень опасности), измеряем величины обжатия, моментов затяжки, прозваниваем цепи и тому подобное. Эту часть работ я опускаю. Она специфична и подробно описана в других документах.

После завершения этих работ проводим короткое обсуждение ситуации, и мнение у всех одно: для установления причин, почему произошел отрыв (недостаток конструкции или дефект при окончательной подготовке изделия), необходимо демонтировать раму с аппаратурой для доставки её на предприятие для дефектации. Работа неординарная, не предусмотренная никакими инструкциями, методиками, регламентами, но мы должны, обязаны её сделать!

Все мы помним пословицу: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Такая работа должна быть выполнена, чтобы специалисты всех рангов и уровней смогли сами увидеть, что произошло. Разбирать изделия мы умеем, несмотря на то, что в нём имеется ВВ, оно находится глубоко в шахте и вся хвостовая часть забита льдом, а значит, имеет значительно больший вес, чем обычно.

Для выполнения этих работ на блок копра устанавливаем ручную таль и отсоединяем боевой отсек от переходной части. Вот уже связка, состоящая из переходной и хвостовой частей, отведена в сторону, опущена и установлена рядом с изделием. Правда, для этого нам «немножко» пришлось дополнительно поработать (надо было расширить ствол шахты, чтобы связка могла стать рядом с изделием). Демонтируем раму с аппаратурой и поднимаем её из шахты, драгоценный груз со всеми предосторожностями упаковываем в ящик. Можно сказать, работы на леднике завершены, причина отказа изделия однозначно установлена, «вещдок» упакован в ящик. Пора спускать флаг экспедиции.

Осталось назвать имена участников, благодаря самоотверженному труду которых были успешно выполнены эти работы в крайне неблагоприятных климатических условиях полярных широт. Это сотрудники отделения 9 – В. П. Капота, Г. А. Горбунов, Ю. А. Драничников, Ю. К. Кочин, А. А. Лукьянов, В. Д. Бабенко, отделений 7 и 14 – В. В. Белов, В. М. Морозков, В. Ф. Степанов.

В обобщенных материалах о работе нашей экспедиции сказано, что кандидат на выполнение аналогичных работ должен удовлетворять следующим критериям:

• быть физически крепким, не подверженным простудным заболеваниям;
• быть психически уравновешенным, уживчивым в коллективе;
• быть ответственным за принятие решения, понимая, что в условиях Севера любое неправильное решение может отразиться на жизни всей экспедиции или создать экстремальную ситуацию;
• уметь сглаживать конфликтоопасные ситуации и не замыкаться в себе при возникновении каких-либо проблем;
• уметь обращаться с огнестрельным оружием типа карабин, автомат.

Участники нашей экспедиции отвечали всем этим требованиям.

И последнее. Результаты наших работ позволили серийному заводу изготовить в кратчайшие сроки по откорректированной КД контрольное изделие, и уже в сентябре 1990 года успешно его испытать. Тем самым был дан зеленый свет для отправки изделий заказчику. А дома меня ждало другое радостное известие: дочь стала студенткой УПИ.