О работе военно-сборочных бригад

Как струны, нервы всех напряжены,
Природа тоже смолкла боязливо.
Не знаю я страшнее тишины,
Чем ожиданье ядерного взрыва.

Л. Лелеко. Ядерная тишина

Проведение испытания ядерного заряда (зарядов) является сложнейшей научно-технической задачей, поэтому сектор внешних испытаний должен работать в тесном сотрудничестве не только с представителями всех основных подразделений института: физиками (теоретиками и экспериментаторами), исследователями, конструкторами, технологами, но и с представителями многих внешних организаций: проектировщиками, строителями, горными специалистами, монтажниками и работниками полигонов. Поэтому сам испытательный сектор по своему профессиональному составу, как ни один другой, вынужден быть неоднородным. В него входят исследовательские, конструкторские и эксплуатационные отделы с разнообразнейшим набором профессий. Для проведения работ "во внешних организациях" (читай на полигонах) формировались временные научно-технические подразделения института которые помимо специалистов испытательного отделения (так сказать, испытателей профессионалов) входили ведущие специалисты теоретического, газодинамического и конструкторского отделений, а так же весьма представительная группа специалистов отделения экспериментальной физики, осуществляющая основные физические измерения. Воспоминания эти никак не связаны с хронологией испытаний (даты, место проведения, название опыта и т. д.), этим событиям посвящены несколько фундаментальных изданий МСМ и МО СССР.

Испытания ядерных зарядов, проведённые в 1957-1958 годах, убедительно показали, что такими работами должны заниматься не эпизодически назначаемые люди, а постоянные кадры, специалисты, понимающие и знающие специфику своего дела. Для выполнения этого комплекса работ и было решено создать в структуре КБ-1 сектор № 12, задачей которого являлось проведение натурных испытаний ядерных зарядов, разрабатываемых институтом: участие в воздушных испытаниях ЯЗ в 1961-1962 годах; организация подготовки и проведение первых подземных испытаний. Но с организацией этого подразделения возникли определённые трудности. Можно было начать его организацию с разделения сектора № 9 КБ-2 (боеприпасного) на два подразделения, сотрудники которого имели уже большой опыт по испытаниям боевых частей, сработались. Руководство сектора и КБ, конечно же, не хотело терять своих специалистов. Места испытаний, куда выезжали сотрудники сектора № 9, были для них интересны даже с познавательной точки зрения: Крым, Камчатка, Приморье, районы Ташкента, Балхаша и Печоры, Оренбургская, Куйбышевская и Волгоградская области, акватория экватора Тихого океана и даже острова Фиджи. Замечу, однако: не надо думать, что это были лёгкие прогулки. За исключением, безусловно, командировок в благословенный Крым свою "ложку дёгтя" вносили и дальность поездок, транспорт, неустроенность быта, питания, медицинского и культурного обслуживания, а главное — экстремальные условия проведения работ. Однако при всех этих условиях участники испытаний не подвергались радиоактивному облучению и связанными с этим обстоятельством дополнительными мерами по обеспечению необходимых условий труда и радиационной техники безопасности.

На деле получилось так, что кадры из сектора № 9 на новое место работы, мягко говоря, не кинулись. Сектору № 12 предстояло начинать свою деятельность с нуля, а испытания проводить в степях Казахстана и в суровых условиях архипелага Новая Земля. Тогда-то для решения поставленных задач во вновь созданный сектор и были переведены специалисты военно-сборочной бригады, что, в общем-то, отвечало целям создания её в институте. На них и легла основная нагрузка в экспедиционных работах по подготовке и сборке зарядов для испытаний, так как в первые годы своей деятельности сектор главным образом занимался разработкой аппаратуры для испытаний, а не организацией их. Кадровая основа сектора создавалась строгим отбором поступающих на работу, принимали далеко не каждого. Пригодность к работе определялась образованием, профессией, трудовым опытом, возрастом. Учитывались состояние здоровья, серьёзность намерения стать испытателем, возможность и согласие выезжать в длительные и частые командировки, отношение членов семьи к переходу кандидата на новую работу, так как не каждый способен выдержать многократные и физические, и духовные испытания, были и "отсевы".

Как известно, в августе 1963 года был заключён Договор о запрещении ядерных испытаний в трёх средах: в атмосфере, под водой и в космосе, но с разрешением проведения подземных испытаний. Подземные ядерные испытания проводятся как в штольнях, так и в скважинах, специально подготовленных для этих целей и, естественно, в специально отведённых для этого местах. Для проведения таких испытаний требовалось разработать совершенно новые, значительно более сложные, в отличие от воздушных испытаний, технологии как для создания конструкций ядерных зарядов (это уже не бомба и не БЧ), новых систем подрыва и методик контроля работы заряда, так и при подготовке мест проведения взрывов (штольни, скважины) на полигонах. Местом для такого рода (вида) испытаний опять был выбран Семипалатинский полигон (штольневой и скважинный варианты испытаний), на котором 11 октября 1961 года был осуществлён первый в СССР подземный ядерный взрыв. Позднее испытания стали проводить на Новоземельском полигоне (преимущественно штольневой вид испытаний), куда они были перенесены по экологическим соображениям. Следует отметить, что к моменту заключения указанного выше Договора США значительно опережали СССР по количеству проведённых подземных испытаний (116 против двух!). В сложившейся ситуации разработку новых технологий требовалось осуществить в кратчайшее время. Что это означало для разработчиков и испытателей ядерных зарядов, из чего, собственно, состоит организация подготовки и проведения натурных испытаний ядерных испытаний, в очень сжатом виде представление можно получить, прочитав упомянутую выше книгу "Отделение внешних испытаний. Время. Люди. Свершения. 1961-2005 года".

К концу 1960-х годов разработка новой технологии ядерных испытаний в основном была завершена. Началась длительная и напряжённая испытательная "страда", количество экспедиций доходило до пятнадцати в год. Уму непостижимо: как можно было обеспечивать такой темп работ одновременно и в институте, и на полигонах. Каждому из испытателей приходилось бывать на полигонах по 3-5 раз год, суммарная продолжительность командировок при этом составляла полгода и более. И это без учёта подготовки и производства так называемых мирных взрывов, то есть взрывов в народно-хозяйственных целях.

Обычно отъезд экспедиции происходил от ДК "Октябрь" ранним утром, когда город ещё досматривал последние сны. Членам семей провожать отъезжающих не разрешалось, поэтому площадь перед ДК заполнялась исключительно мужчинами: довольно молодыми, немного озабоченными и даже чуть грустными. Дорога до аэропорта Кольцово была адаптационным отрезком времени между уютным семейным позади и довольно жёстким и всегда немного тревожным экспедиционным впереди. Бывший наш министр В. Н. Михайлов о работе испытателей написал так: "Это отличные парни. Их труд и быт вдали от родных и близких по несколько месяцев в году проходит в суровых полевых условиях, зачастую с риском для жизни. Высокая ответственность за каждую операцию вырабатывает мужество и товарищество у каждого из них. Плохие люди и специалисты здесь не задерживались, сама жизнь выталкивала их из этих коллективов...". Надо признать, что и из ВСБ были отчисления: три офицера были переведены для продолжения службы в другие воинские части.

Что же представляли собой эти "суровые полевые условия"? Да многое: и экстремальные климатические условия (арктический Север и знойный полупустынный Юг), и неустроенность быта (жильё, питание), и практически полное отсутствие всякой связи с внешним миром, с семьёй, и постоянные физические и психологические перегрузки, и "нулевое" культурно-досуговое обеспечение. А вот чего бывает в избытке у испытателей так это адреналина, неиссякаемым источником которого является их профессиональная деятельность. Об итоговом результате испытаний на полигонах всегда говорилось в коротких стандартных сообщениях ТАСС. Правда, мало кто в городе и даже в институте связывал эти сообщения с работой наших экспедиций. Вся служба, работа строилась и проходила с учетом строжайших режимных требований, сопровождающих всю деятельность бригады и сотрудников института не только на рабочих местах и в командировках, но даже дома в общении со своими родными. Такой режим работы для многих испытателей продолжался десятки лет. Однако, несмотря на такие ограничения, люди этого поколения прожили интересную полноценную жизнь, они были беззаветно преданными Родине, они состоялись! Да, как наши отцы и матери во время недавней мировой войны, они были "в окопах" в мирное время. Горжусь принадлежностью к этому поколению людей.

Нельзя не вспомнить о транспортировке грузов на полигоны. На УП дорога проторённая и относительно лёгкая: груз погрузить в вагоны, фургоны на платформы, закрепить их, сдать весь эшелон сопровождающим (начальник эшелона и его заместитель) из числа своих же сотрудников и через неделю груз благополучно будет доставлен на место назначения. Сопровождающие едут, как правило, в отдельном купе и, в общем-то, в сносных условиях. Но: переадресовки в пути (беготня по путям ж/д узла любое время суток, на что имелось специальное разрешение) с обязательной проверкой требования к эшелону "С горок не спускать", беспокойство за крепление грузов, контроль за состоянием изделия; проверка несения службы караулом; вопросы обеспечения себя пропитанием, что касается последнего вопроса, то здесь я должен сказать добрые слова в адрес проводников, которые, в большинстве случаев, шли навстречу сопровождающим и "стол" был общим. В дороге были и непредвиденные случаи (или, вернее, которых не должно было быть): в одном транспорте сход вагона с рельс, но, слава богу, на малом ходу. Я был первый раз помощником начальника транспорта, которым был С. И. Абакумов; в другом — появившийся "ползун", то есть когда колесо в буксе заклинило и оно не вращается, а ползёт по рельсу и, естественно, выдаёт пучок искр. Причина: песок в буксе! Откуда? Хорошего мало, пришлось менять вагонную пару со всеми вытекающими из этой ситуации "побочными" следствиями. В обоих случаях транспорт был с изделиями.

А вот Север это особый случай, туда доставка происходит разными видами транспорта (авто, морской, авиа) с несколькими перевалочными пунктами в пути, что очень осложняло дело: негде поесть, передохнуть, груз нельзя оставить без присмотра даже при наличии караула. Самолётом добираться до места, бесспорно, гораздо быстрее и приятнее, если, конечно, погода не подведёт или... не вмешаются "другие обстоятельства". Если приходится "идти" морем, то это, как правило, двое суток в тесном и душном матросском кубрике с постоянным чувством тошноты и другими "прелестями" такого бытия.

Вот одно из "других обстоятельств" на эту тему. В командировку на Семипалатинский полигон экспедиция (и я в её составе) вылетела самолётом (по-моему, это был Ан-24) из Свердловска. Полёт прошёл нормально, самолёт пошёл на посадку и уже близка земля. И вдруг резкий завал самолёта на одно крыло для поворота и такой же резкий набор высоты после выравнивания. Можете представить, что творилось в салоне самолёта и с нами от неожиданности. Сколько кружил над аэродромом сам не помню, но повторный заход на посадку и сама посадка теперь прошли нормально. В чём же было дело? Разгильдяи (диспетчер или дежурный) на аэродроме, давая летчикам разрешение на посадку, не убедились в том, что трасса снижения (как это глиссада?) свободна, а в это время с земли на тросе был запущен метеорологический зонд прямо по курсу самолёта! Лётчики увидели сами трос или им с земли прокричали (и так говорят), но до авиационной катастрофы было всего несколько секунд. К чему бы это привело? Гибель опытных испытателей срыв испытаний, лётчиков и людей на аэродроме могло быть, разбирательство, соответствующие "оргвыводы" не летать нам туда, скорее всего, самолётами. Подобный случай вспоминает и М. Н. Воробьёв, который произошёл, наоборот, при возвращении экспедиции с УП-2 домой. Было это под Новый год. После взлёта из аэропорта города Тюмени, где была произведена дозаправка самолёта, через некоторое время наш коллега закричал и стал показывать в иллюминатор всем, что из бензобака, расположенного в крыле самолёта, струёй льётся топливо. Позвали одного из членов экипажа, в итоге пришлось срочно возвращаться на аэродром в Тюмень для устранения утечки. Хорошо, что всё закончилось таким образом. Можно сказать, что испытатели сами себе сделали "подарок" к Новому году.

Существенное отличие штолен Новоземельского полигона от Семипалатинского состояло в том, что они имели значительно большую длину и находились в вечной мерзлоте, поэтому длительное пребывание в них без интенсивного движения в любой одежде неуютно, так как промерзаешь до костей. Штольня с её оборудованием, трубами вывода излучений, коробами с многочисленными кабелями, снующими туда-сюда электровозами представляет собой большое подземное хозяйство, в ней поражает размах, наличие яркого света и отличной вентиляции. Об этом хорошо рассказано в книге "Техника без опасности". А приведённый там случай по поводу необходимости и в этих условиях соблюдения правил ТБ убедительно доказывает такой случай: стоило только одному из присутствующих в штольне (из начальствующих, кстати, лиц) снять с головы защитную каску, положить её на что-то, а самому отойти едва на пару шагов в сторону, как на то место упал довольно солидный кусок породы и каска была разбита. А электровозы! Дорога не асфальт, при ходьбе по штольне надо было постоянно внимательно смотреть под ноги и не... спешить. Есть и ещё один "враг", который незримо присутствует при работе в "повторных" штольнях радиация от ранее проведённого в них испытания. Всё надо было учитывать.

При проведении первых испытаний на НЗП экспедиции поначалу размещались в двухэтажных деревянных гостиницах-бараках на сваях, которые продувались полярными ветрами насквозь, даже одеяла шевелились от ветра; противопожарное состояние их, мягко говоря, не внушало доверия. Чистоту в бараках поддерживали сами. Столовая была тоже непривлекательной. Культурно-досуговый момент в жизни экспедиций был практически на нуле. Погодные условия менялись буквально вмиг и были настолько непостоянны, что вот только что была хорошая видимость, а через пять минут опускался такой туман или появлялась такая пелена дождя, что исчезали все ближайшие ориентиры или очертания. Это Заполярье. А работать надо было!

В первые экспедиции для проведения испытаний с предприятия доставлялось всё: оборудование для сборки, подрыва и измерений, стендовая и тестерная аппаратура, инструмент, базовая и снаряжательная оснастка, приборы, расходные материалы, спецодежда, документы всех степеней секретности и спецузлы, грузоподъёмные устройства, транспорт. Кроме основной работы по подготовке изделий к испытаниям члены сборочной бригады и другие сотрудники экспедиций занимались погрузкой-разгрузкой огромного количества ящиков со всем этим грузом. Ручная погрузка выгрузка распространялась на грузы до 100 и более килограм лишь бы было за что ухватиться. При этом в экстренных случаях в такой операции участвуют все от монтажника до доктора наук, так как в экспедиции специальных грузчиков не предусмотрено. Правда, в составе экспедиции обычно есть аттестованный крановщик, но это, по большей части, для работы с изделием. Только с 1965 года регистрирующая аппаратура стала устанавливаться в "домашних" условиях в передвижные спецфургоны, что значительно облегчило доставку её на место и повысило надёжность измерений. А дороги! Пока доберёшься до места проведения работ (особенно если до штольни) все кости перетрутся. Сотрудники группы сборки (сборщики) перед началом работы с зарядом в сборочном сооружении мыли полы, наводили порядок и чистоту в нём и в боксе штольни, участвовали в дежурствах по контролю забивочных работ в штольне. Прибывший однажды на испытания директор завода № 1 института Б. И. Беляев был поражен порядком и культурой производства работ на временных полигонных технических позициях (деревянные сооружения, ПРТБА, палатки). В слабо оборудованных, тесных помещениях при работе с зарядами в любое время года требовалось неукоснительно выполнять требования ТБ, РТБ и противопожарной безопасности, что в зимнее время обеспечить было совсем не просто. И даже после того, как на Семипалатинском полигоне было построено специальное сборочное сооружение (СЛК), условия безопасного обращения с подготавливаемыми к испытанию зарядами не всегда удавалось выполнить полностью.

Вот пример. По требованию чертежа на заряд температура на всех этапах работы с ним и хранении должна быть не ниже 5°С. При транспортировании в вагоне или обогреваемой спецмашине это условие легко выполнимо. Но вот однажды в зимнее время при температуре воздуха минус 30°С и сильном ветре произошло отключение котельной, обогревающей СЛК. Температура внутри сооружения стола падать со скоростью 2 градуса за один час, за 10 часов она дойдёт до нуля. Температура и давление в помещении для контроля записывается самописцами. Заряд опытный, от соблюдения требуемого теплового режима зависит судьба и результат испытания, а за этот результат в первую очередь будут отвечать руководитель опыта и начальник экспедиции. По заявлению руководителей полигона котельную можно будет запустить только часов через десять. И пришлось Феликсу Фёдоровичу Желобанову, руководитель опыта, и Николаю Никитьевичу Капустину, начальник экспедиции, пойти на грубейшее нарушение правила ТБ, в соответствии с которым рядом с зарядом не должно быть электрических нагревательных приборов напряжением 220 вольт. Над зарядом была поставлена утеплённая палатка, а в ней, рядом с зарядом, две троллейбусные печки для обогрева. Сами же руководители и дежурили в ней до тех пор, когда заработала котельная и в помещении стала подниматься температура. Так приходилось поступать и на НЗП в деревянных сборочных сооружениях при сбое калориферных обогревателей, дежурили, конечно, сборщики отдела со всеми необходимыми средствами для тушения возможного пожара. Впоследствии комиссией представителей Минатома и Минобороны, проверяющей работу института на полигонах страны, было документально признано, что принятые в таких случаях меры были необходимыми и оправданными.

Установка ядерных зарядов в КБ штольни или опускание в скважину всегда были очень ответственной работой, к тому же сложной и утомительной. С момента начала доставки их на место (завоза; установки на оголовок скважины), размещения, юстировки с различными устройствами измерительных методик, проведения заключительных операций, навешивания замка на двери КБ (есть и такая операция) и до возвращения с инструментом и приборами в свои сооружения и машины на устье штольни проходят практически целые сутки. Всё перечисленное делается строго по документам с росписью исполнителей за каждую выполненную операцию, под бдительным оком руководителей, представителей теоретиков, конструкторов (для решения на месте возникающих проблем), военной приёмки, техники безопасности и дозиметрической службы. В Семипалатинских штольнях относительно тепло и сухо, чего не скажешь об их собратьях на НЗ: три-четыре градуса тепла при большой влажности, так что прозябаешь до костей, а возвращаться порой приходилось в щитовые блоки "в русском исполнении".

В скважинном варианте подготовка изделия идёт, как правило, в специальной машине (было дело и в палатке с принудительным подогревом), а все остальные работы: завешивание изделия над оголовком скважины и опускание на свежем, так сказать, воздухе... Это работа в степи (в любое, естественно, время года!) с её ветрами и осадками, изнуряющей жарой или холодом при минимуме сооружений. Работа очень сложная, требующая постоянного напряжённого внимания за целостность кабелей подрыва и физизмерений (они на барабанах, для контроля за каждым назначен ответственный), соблюдения скорости опускания всей сборки без рывков и остановок, контроля за целостностью кабелей приборами. Остановка опускания производится только для подстыковки очередной "свечи" труб (это три трубы по 5-7 метров со специальными фланцами). В этот период на площадке все исполнители подчиняются одному ответственному лицу — это, как правило, руководитель группы сборки изделия, он же даёт соответствующие команды крановщику. Работа эта идёт без остановок до полного опускания изделия на заданную глубину. Опечатанный оголовок скважины под роспись сдаётся караулу. После этого надо собрать весь инструмент, грузоподъёмные приспособления, барабаны (не расходная, кстати, единица), всё это погрузить в машины и увезти. На всё это уходит около полутора суток при опускании без ЧП. А они, нестандартные ситуации, были в практике и обусловлены как "человеческим фактором" (усталость исполнителей, крановщика), так и неисправностью техники. При последнем варианте развития события последствия могли быть самые трагичные. Такого, конечно, не было, но при ЧП "на ноги" поднималось руководство на полигоне, в институте и в Москве. На устранение их уходило неопределённое количество времени. На "базу" испытатели возвращались усталые, голодные, не выспавшиеся. На столовую в таких случаях рассчитывать было трудно, поэтому аккордом работ было застолье в собственном исполнении, надо было отойти от напряжения, а порой и стресса.

Кстати, замечание в скобках: совершенно нелепы измышления тех, кто на полигонах не бывал, но утверждают, что в таких командировках люди много пьют. И командировки бывают разные, и люди разные. А главными "выводилами" радиоактивности из человеческого организма тогда всерьёз считались молоко и спирт. Но к тем, кто был занят испытаниями ядерных зарядов работой высочайшей ответственности добные обвинения не относятся и являются вздорными наговорами. Дни рождения в экспедициях, конечно, отмечали, испытатели те же люди. Проходило это не кулуарно, а совместно с другими членами экспедиций, весело и, по возможности, с выдумкой.

Конечно, о быте участников экспедиции думали, и в скором времени им в качестве гостиниц на НЗП стали предоставляться два шикарных круизных теплохода "Буковина" и "Татария", были решены вопросы питания. Теплоход пришвартован к причалу, живи и радуйся! Но в один из дней вдруг началось массовое перемещение льда из Карского моря в Баренцово, а это страшное дело: мимо проплывали такие айсберги, что могли запросто раздавить корабль, под угрозой вмиг стала жизнь людей и сроки выполнения работ на берегу, так как в конце концов теплоходу было разрешено уйти на якорную стоянку в одну из тихих бухт пролива "Маточкин Шар". Высадку людей на берег и обратно производили баркасами и шлюпками, которые из-за льдов не могли подойти к корабельному трапу и поэтому добираться до них или до теплохода приходилось по льдам. Малейшая неосторожность и ты в воде, а это не Чёрное море!

Впрочем, погода всюду испытывала людей на прочность: сколько раз при таянии снегов в горах "сидели" в заглохших машинах доставляемые к штольням люди в бурных водах реки Шумилиха на НЗ, а вода в ней очень холодная; сход снежной лавины с одной из гор грозил уничтожить буквально в течение нескольких минут всю подрывную и измерительную технику, предназначенную для проведения опыта, и это при полном бессилии и беспомощности людей, которых, к счастью, успели предупредить и эвакуировать. Спас рельеф местности, но предупреждение своё природа людям вынесла суровое: они пережили сильнейший стресс, холодный пот прошиб всех. Природа "насылала" на людей и их творения даже белых медведей, повадившихся ходить к жилым помещениям лакомиться кухонными отходами. Медведь очень коварный зверь, при "личном общении" может моментально снять скальп. Пришлось принимать меры предосторожности против любого общения с этими зверями, так как стрелять в них было запрещено. Однажды только с помощью вертолёта удалось отогнать медведя от кабельных линий, установленных на металлических стойках, когда он перемещался вдоль них (а если бы он решил перебраться через кабели?). В 2007 году на полигоне всё-таки произошла трагедия: от медведя погиб офицер полигона. Испытатели переносили и такие, ставшие в наше время почти совсем забытыми, болезни как цинга (зимой в тайге. Очень вовремя тогда "нам в руки" попался заяц!) и дизентерия (однажды переболела почти вся экспедиция) — обе эти "прелести" испытал и я.

О всех перипетиях, нюансах, трудностях, удачах и неудачах (они не могли не быть по определению в таком грандиозном по масштабу, новом по сути и напряжённости деле как создание, разработка и испытание ядерных зарядов и средств их доставки до цели) при подготовке и проведении опытов в этом труде рассказать невозможно, заинтересованного читателя отсылаю к списку использованной мною литературы. A неудачи определялись в первую очередь новизной дела, наличием маломощной, на первых порах, вычислительной техники для расчёта зарядов различной конфигурации и мощности, ещё не полным знанием "поведения" внутриядерных сил при этом — это, как говорится, по большому счёту. Но поскольку испытания проводились и в воздухе, и в скважинах, и в штольнях в разных географических координатах и геологических данных, то и причины и проявления этих неудач могли, и были на самом деле, разные: отказал радиодатчик получился не воздушный, а приземный взрыв; не правильно рассчитали забивку скважины или штольни по породе прорыв газов с различными вытекающими отсюда последствиями и для людей, и для результатов опыта (такое было на обоих полигонах); сработал заряд не с расчётной, пусть даже с большей мощностью значит в расчётах и идее заряда какая-то ошибка. Были и такие, уж совсем "экзотические" с точки зрения безопасности, работы как:

• вскрытие штольни с проникновением в концевой бокс для установления причины несрабатывания ядерного заряда в опыте после выдачи всех положенных команд на его подрыв;
• изменение схемы (с распайкой) одного из контрольных приборов в
• изделии, находящегося в полностью готовом для испытания состоянии; падение изделий в разной степени готовности и др.

В этих случаях даже определение "героизм", если принять во внимание, с чем приходится иметь дело, не вполне отображает состояние и готовность к таким работам испытателей и возможность реальных последствий в критическом случае (попробуйте представить!). В то время патриотизм, долг, готовность к личному и коллективному самопожертвованию высоко ценились и уважались. А перечисленные факты нестандартных случаев при испытаниях практически всегда обязательно получали своё научное объяснение и служили на благо новому делу. Необходимо отметить ещё два момента: день и время проведения подготовленного опыта, особенно воздушного, в значительной мере определялись метеорологической обстановкой: облачность в баллах, высота нижней кромки облаков, толщина слоя облаков, видимость, скорость и направление ветра, температура воздуха. При испытаниях на Новой Земле в нейтральных водах всегда "паслись" иностранные корабли, которые чуть раньше нас сообщали по радио об энерговыделении (мощности) при взрыве с постоянным завышением результата примерно на 20%. На акватории Тихого океана всегда в пределах прямой видимости стояли разведывательные корабли "супостатов", облёт наших кораблей на возможно низких высотах делали самолёты и все старались делать нам всякого рода пакости.

Много раз по телевидению показывали — и будут, конечно, показывать и впредь — сам атомный взрыв и его результаты, все видели кадры разрушенных японских городов, действие воздушной волны на выставленную на опытовом поле технику и строения... Но это последствия взрыва, как бы это поточнее сказать, "на свободе", они и должны быть такими, на это рассчитаны и предназначены. Другое дело при подземных испытаниях, при которых смертоносный "джин" запакован в штольне или в скважине. Когда видишь всю подготовку к испытаниям своими глазами, то убеждаешься в глубокой продуманности и обстоятельности происходящего: всё готово (изделие в штольне или в скважине, подрывная и измерительная аппаратура, люди и транспорт для снятия плёнок после опыта...), погода соответствует, дороги перекрыты. Наконец объявляется готовность столько-то минут, затем от 10 секунд и до ноля считается каждая секунда и, наконец, "НОЛЬ"! Взметнулась в небо земля, приподнялся грунт горы, район эпицентра затянуло пылью, померкли зажжённые перед взрывом световые реперы... А по степи, пригибая траву, идёт фронт ударной волны, его хорошо видно. Вот волна дошла и до тебя: закачалась, заходила под ногами Земля. В течение нескольких секунд продолжается землетрясение, вызванное человеком. А потом громкий раскатистый грохот взрыва и всё! СРАБОТАЛО! Сколько раз видишь, столько же раз переживаешь это необъяснимое высокое чувство принадлежности к большому делу. Все оживлены, улыбаются, поздравляют друг друга... Поздравьте и Вы нас, испытателей, и не вершите свой суд предоставьте это Истории! Русский, если хотите, советский характер и патриотизм испытателей (не материальная, конечно, субстанция, но ...) позволили в кратчайшие сроки достичь ракетно-ядерного паритета между богатейшей страной мира и нашим государством.

Из сборника
"На острие атомного проекта" 2015 г.