Экспедиция Фёдора Розмыслова в 1768–1769 годах

Все предшествующие путешествия русских в Новой Земле имели своею исключительною целью промысел, и поэтому понятно, что никаких описей берегов и не велось, да и не могло этого быть, так как все плавания туда совершались простыми кормщиками, людьми в большинстве случаев неграмотными.

Лишь во второй половине XVIII столетия делаются первые со стороны русских попытки ее частичной описи и определения ее географического положения.

В 1767 году крестьянин селения Шуя, Кемского уезда, Яков Чиракин подал Архангельскому Губернатору Головцыну заявление, в котором сообщал, что "прошлого 1766 года, в Июле месяце, был он послан от Архангельского купца Антона Барбина с протчими работниками, девятью человеками, на судне кормщиком на состоящую в Белом море Новую Землю для ловли зверей, где находился даже Сентября до 1 числа 1767 года, в которое время тогдашним летом одним небольшим проливом в малом извозном корбасу оную Новую Землю проходил поперек насквозь на другое, называемое Карское море, два раза оттуда и возвращался в Белое море тем-же проливом и оному месту снял он своеручно план". План этот и описание пролива, приложенные Чиракиным к поданному им заявлению, вместе с ним были направлены Головцыным в Архангельскую контору над портом, с просьбою рассмотреть их и дать отзыв.

Контора над портом поручила это дело штурману подпоруческого ранга Федору Розмыслову, который, рассмотрев и план и описание, а также расспросив обо всем касающемся дела и самого Чиракина, нашел, что "по справке географской генеральной ландкарте, от Семи Островов, Гусиный Нос лежит в ширину 73°45'". Были ли еще какие-нибудь заключения и выводы Розмыслова, — указаний нет, но, вероятно, были, так как контора над портом, отвечая губернатору, писала, "что де объявленной сочиненной крестьянином Чиракиным план и назначенной на нем компас по проверке с генеральным атласом не сходен, к тому же и описание тем крестьянином имелось неаккуратное и без показания румбов и промеру и без объявления дистанции, почему за неаккуратностью его в действо произвести не можно".

Очень мало, или совсем не придавая значения сообщенному Чиракиным, ни Архангельская Контора над портом, ни Адмиралтейств Коллегия в Петербурге пока не имели намерения заняться описью Новой Земли вообще, или какой-либо части ее в отдельности. Но Головцын, заинтересовавшись как Новою Землею, так и возможностью открытия пути, через описанный Чиракиным пролив в Обь, начал хлопотать в Петрограде разрешить ему снаряжение экспедиции для описи Маточкина Шара, запросив в то же время купца Бармина "не будет ли у него в оное ново изобретенное место вновь судового отпуску и ежели будет, то когда и с кем именно". Последний же, основываясь на рассказах Чиракина, что на Новой Земле нетрудно отыскать серебро, будто бы находящееся здесь в некоторых местах на поверхности земли, ввиде "некоторой накипи", задумал сделать попытку отыскать его, решив послать туда для этой цели свое судно с тем же Чиракиным. Поэтому Головцын получил ответ благоприятный для него, а вскоре также было получено и разрешение из Петербурга.

Для целей экспедиции Бармин построил небольшое трехмачтовое судно, так называемую кочмару (особый тип судна; подымающего до 500 пудов грузу), и, кроме кормщика Чиракина, назначил на нее 9 человек промышленников. Архангельская же контора над портом, исполняя просьбу Головцына, командировала в его распоряжение уже знакомаго нам штурмана Розмыслова, который был назначен командиром кочмары и начальником экспедиции. В помощь ему были даны подштурман Матвей Губин и два матроса.

Интересно заметить, что снаряжение экспедиции почему то держалось в секрете.

В инструкции, данной Головцыным Розмыслову, для описания и осмотру сысканного Чиракиным через Новую Землю пролива между прочим говорилось:

В инструкции неверно говорится, что пролив (Маточкин Шар) был "сыскан" Чиракиным, он был известен промышленникам еще задолго до последнего.

10-го июня Розмыслов вышел из Архангельска в море и, много раз на пути укрываясь от штормов в становищах, 28 числа вошел в реку Харловку, на Мурманском берегу, у Семи Островов. Запасшись здесь водою, дровами и рыбой, 2-го Августа он вошел в океан, взяв курс на северо-восток к Новой Земле.

В описываемое время у многих новоземельных кормщиков существовал обычай начинать плавание к Новой Земле только от семи островов.

16-го Августа, после бурного тяжелого плавания, Розмыслов вошел в Маточкин Шар и около мыса Бараний встал на якорь, т. к. кормщик Чиракин заявил, что далее этого места по проливу он не бывал, и потому вести судно дальше отказывается. Это принудило Розмыслова, оставя здесь кочмару на якоре, заняться промером Шара, к чему он немедленно же и приступил. К. 19 числу доведя промер до мыса Моржевого, лишь около десяти верст к востоку от судна, он вернулся к кочмаре, и отправив в тот же день Губина описывать южный берег Шара к востоку, сам занялся промером его западного устья и определением его мысов, связывая их и берега пролива взаимными пеленгами.

30-го Августа, окончив работы, Губин возвратился на судно, а Розмыслов снова на шлюпке предпринял окончательную опись Маточкина Шара. Скоро достигнув его восточного устья, он увидел отсюда Карское море, совершенно свободное ото льдов, но худые Морские качества кочмары и сильная течь ее, не позволяли ему воспользоваться этим благоприятным случаем попытаться пересечь Карское море.

Жалуясь на плохие качества кочмары Розмыслов пишет в своем журнале, что— "Наше судно противными ветрами ходить совсем необыкло; неспособность оного исвестна и ничего доброго надеяться не можно; сложение оного не дозволяло ни на парусах ходить против ветра, ниже лавировать, ниже дрейфовать; когда оное имеет ветр с кормы, то большой парус нарочито способствует; но если ветр переменился и стал противен, то должно подымать другой малый курс и возвращаться назад". Возвращаясь обратно к кочмаре, он осмотрел губу Белужью на северном берегу Маточкина Шара, не далеко от восточного устья, и нашел ее удобною для зимовки.

Прибыв к судну, в ожидании попутного ветра, он совместно с Губиным продолжал описные работы в западном устье, а Чиракин с промышленниками в это время разбирал и грузил на судно стоявшую здесь на берегу избу.

Дело в том, что взятая Розмысловым изба из Архангельска была мала для помещения всей команды. 6-го сентября с попутным ветром он пошел к восточному устью и на другой день вошел в Белужью губу.

Приближалась зима, морозы увеличивались с каждым днем, погода стояла бурная, ненастная. Видя, что в этом году уже невозможно заниматься какими-либо описными работами, Розмыслов решил устраиваться на зимовку. Избу, привезенную из Архангельска, он поставил в Белужьей губе, а взятую в западном устье Шара, — на Дровяном мысу, на южном берегу Шара, ближе к Карскому морю, надеясь иметь здесь лучшие промыслы. В каждой избе поместилось по 7 человек, — при чем сам Розмыслов поселился в Белужьей губе, а Чиракин на Дровяном мысу. Последний в это время уже был болен.

20-го сентября Маточкин Шар покрылся льдом, а 1-го ноября в целях сохранения в избе тепла и уменьшения сырости, были заколочены окна. В этот же день они последний раз видели солнце, наступила полярная ночь.

Отмечая об этих событиях в своем журнале, Розмыслов пишет следующее: "законопатили избные окна от нестерпимости больших снегов и крепких ветров, и при том солнце скрывши свои лучи под горизонт и не делает уже дневного света".

17 ноября зимовщики понесли первую утрату умер кормщик Чиракин; других больных в тоже время было два человека.

Чем дальше шла зима, тем тяжелее становилась она для зимовщиков, тем большее число их заболевало. Страшный бич полярных стран — цынга неумолимо преследовала зимовщиков. Сильнейшие вьюги, иногда заносившие снегом их избу почти наравне с крышей, и холод причиняли им много мучений. В избах держался беспрерывный огонь и от происходящего от него угара и тесноты изб вообще, воздух в них был спертый, почему все страдали большою, слабостью и стеснением в груди. Частые-же непогоды иногда не позволяли выходить на воздух по несколько дней. Отсутствие дневного света тяжело всех угнетало.

Как шла их жизнь зимою, лучше всего покажут следующие выписки из журнала Розмыслова.

Так 24 января он отмечает — "Трудных работников два человека; да и прочие имеют не малую тесноту в грудях, ибо крепость ветра и вьюга снежная не допускают сделать прогулки за десять сажен".

31 января. "Один из работников, живших на Дровянном мысу, увидя на северном берегу стадо оленей, вознамерился итти, дабы получить, сколько из оных Всевышний определить изволит; и по отбытий его, через малое время, сделался вдруг жестокий ветр и курева, которой закрыл своей темнотой глаза, дабы видеть человека за десять сажен; отчего наш определенный к смерти промышленник через сутки уже назад не возвратился, отчего и положили считать его в числе мертвых без погребения".

Описывая зиму вообще, он сообщает, что она "происходила весьма крепко морозна, снежна и вихривата; ветры беспрестанные почти все от NW; снеги весьма глубоки, так что жилище наше занесено было двойным снегом, сколь оная высоты имела. И беспрестанная ночь при нас находилась ноября с первого, февраля по первое число; и так в помянутых трех месяцах мы уже не находили света не мало и думали протчия, что уже не лишились-ли дневного света на веки…"

"17 апреля... С полуночи шторм от SW, слякоть и временно дождь. На последок сильный град, величиною с половину фузейной пули и продолжался до полуночи."

"23 апреля... Умер один работник на Дровянном мысу".

"17 мая — всех больных с Дровянного мыса Розмыслов взял к себе для вспоможения в их болезни".

"22 мая... От NW жестокой ветр, которым с высоких гор наносило тяжелой горькой воздух на подобие от дыму. Умерло два работника, и двое тяжело больны."

"30 июня... По шару видно, что от дождей и с гор сильно шумящими ручьями воды толстоту снега весьма убавило."

В половине июня месяца Розмыслов вышел по льду для окончания описи берегов пролива, "оставя в зимовье на милость Сына Бога Всевышнего двух своих больных".

Около половины Июля Шар начал очищаться ото льда. Кочмара, освобожденная от него, многими местами сильно текла, так что два раза в сутки приходилось отливать из нее воду. В конце концов вытащив ее на берег, сколько позволяли силы, начали ее ремонтировать. Вырубая "гнилые места, они заделывали их, заполняя пустоты оригинальным цементом "густою глиной, смешанною со ржаными отрубями", а в иных местах только конопатили. Но и по окончании ремонта течь кочмары "не весьма успокоилась".

Когда 2 августа Маточкин Шар совершенно очистился ото льда, — кочмара уже была готова к плаванию, и Розмыслов в тот же день вышел на ней в Карское море, также освободившееся к этому времени от ледяного покрова, имея здоровых лишь четыре человека команды и сам будучи болен. Правда, теперь и экипаж его кочмары состоял только из пяти человек матросов и помощника Губина, остальные семь человек умерли во время зимовки. Выйдя в Карское море, Розмыслов имел намерение пересечь его в восточном направлении, для измерения расстояния между Новою Землею и противолежащим берегом полуострова Ямала, что предписывалось ему инструкцией. Отойдя от Шара миль 35, вечером 3 августа он встретил на пути непроходимую массу льда "между которою, как он пишет, сверху мачты, водяного проспекта, также и берега не видно. Между тем судно льдами повредило и сделалась в нем немалая течь; чего для, согласно положили, дабы с худым судном не привесть всех к напрасной смерти, повернуть по способности ветра к проливу Маточкину шару".

На другой день, 4 числа, он в тумане снова увидел берег Новой Земли, и в нем разлог, принятый им за устье Маточкина Шара, но, как оказалось потом, это была какая-то губа к северу от пролива. Войдя в нее он увидел свою ошибку, но продолжать Дальнейшее плавание к шару пока не мог из-за наступивших штилей. Вновь открытой им губе Розмыслов дал название залива Незнаемого.

Он простоял здесь до 6 числа, когда попутный ветер позволил ему плыть к югу. По дороге 7-го, умер еще один из промышленников, восьмой по счету, и был похоронен в море. 8 августа он вошел в настоящий Маточкин Шар и, пройдя в западному устью, встал на якорь около речки Маточки; кочмару опять необходимо было чинить; теперь, после встречи со льдами, она стала еще более ветха и неблагонадежна.

Вслед за Розмысловым, вскоре же пришла сюда лодья Кемского помора Макара Водохлебова, под управлением кормщиков Лодыгина и Ермолина. Последние видя ужасное состояние кочмары Розмыслова, и при том с больною командою, уговорили его ради своего спасения перебраться на их судно. Следуя советам и уговорам этих великодушных людей Розмыслов покинул свою кочмару.

Мотивируя оставление им ее, он пишет в журнале, что — "ибо уже на утлом судне чрез обширность моря пускаться не можно, которое по закону приговорено, что можно получить самовольную смерть и назваться самоубийцами". Лодыгин и Ермолин простояли в Шару до 25 августа, они грузили свой промысел, а Розмыслов снимал с кочмары все, что было можно и имело смысл брать.

Выйдя из Шара 25 числа, 27 они встретили густые льды, сквозь которые с трудом пробирались до вечера следующего дня; выйдя из них, и уже не встречая более на своем пути, 31 августа они достигли Семи островов, и в тот же день губы Порчнихи, где встали на якорь. Задержанные здесь противными ветрами до 2 сентября, они продолжали плавание далее и 8 сентября благополучно прибыли в Архангельск.

Экспедиция Розмыслова своими результатами не удовлетворила ни той, ни другой стороны снарядивших экспедицию.

В отношении описи берегов Новой Земли было сделано очень немного. Был описан лишь Маточкин Шар, измерена его длина в 42 мили и определена географическая широта. Первое было сделано очень обстоятельно и точно, но широта, полученная из пятикратных наблюдений, была определена с ошибкою, — на 20´ более истинной. Последнее, как полагают, произошло исключительно от большой погрешности инструмента (квадранта) употреблявшегося Розмысловым при наблюдениях. Съемку берегов Шара он производил астролябией. Кроме карты Маточкина Шара он представил карты двух становищ Мурманского берега, карту от Семи островов до Новой Земли, Описной и Морской журналы.

Ни серебра, ни каких других драгоценных металлов Розмыслов не нашел на Новой Земле. Все разговоры, что оно находится здесь на поверхности земли "ввиде некоторой накипи, были конечно лишь плод досужей фантазии новоземельских промышленников. Тщательно осматривая, как берега Маточкина Шара, так и горы его окружающие, он не видал там, как пишет Розмыслов, "никаких отменностей и курьезных вещей, например как руд, минералов, отличных и неординарных камней и соленых озер и тому подобных, а особливо ключей вод и жемчужных раковин".

Чиракин рассказывал Розмыслову, что где то на южном берегу есть небольшой камень необыкновенной красоты, искрящийся на солнце всеми цветами радуги, и он ходил искать его, по — "множество их обошед, и не один кроме своего дикого цвета, ни какой отмены не показал; и так его оболганье явно видится, ибо как, по его объявлению, почти за алмаз почитаемый камень, мог бы скорее и легче в пользу получить, нежели свои трудные промыслы употреблять". Горы Маточкина Шара, осмотренные Розмысловым, по его мнению, состоят из мелких и крупных плитных камней, имеется на многих и трухлой аспид. На горах-же он нашел много озер, где водится рыба, но ловить ее им, "за неимением к тому сетей, было не можно".

Описывая климат Новой Земли, он сообщает, что лето там длится всего один месяц август и несколько дней сентября, после чего сразу наступает зима, а говоря о растительном мире Новой Земли, пишет, что — "растущих дерев весьма не имеется, да и травам за беспрерывною зимою никаким расти не можно; но хотя изредка и находили выходящую из под снега траву, называемую зверобой и салат, но какую оные имеют силу неизвестно".

Таким образом Розмыслову принадлежит честь быть не только первым гидрографом Новой Земли, но и честь первого исследователя ее в геологическом и естественном отношениях, конечно насколько он мог произвести их, сообразно его скромным познаниям в этих науках. После экспедиции Розмыслова уже не предпринималось более попыток со специальною целью отыскать на Новой Земле золото и серебро.

После него, в течение, почти сорока лет, Новую Землю посещали только одни промышленники.

П. И. Башмаков "Первые русские исследователи Новой Земли."
Фото — С. Б. Чуркин "Открывая Маточкин Шар"