Первый пахтусовский пласт

Имя Петра Кузьмича Пахтусова на Севере давно стало символом отваги, упорства, верности долгу. Сын отставного боцмана из Сольвычегодска, воспитанник архангельского военно-сиротского училища, он стал штурманом исключительно благодаря собственным способностям и труду. Пятнадцать лет кряду из года в год он направлялся из Архангельска к Ледовитому океану, чтобы исследовать его берега. Благодаря ему мир впервые увидел на карте очертания восточного побережья Новой Земли.

Имя Пахтусова увековечено на Новой Земле не раз. У Северного острова на западе — пролив Пахтусова, на востоке — острова Пахтусова с входящим в эту группу островом Пахтусова. У Южного острова — залив Пахтусова, частично описанный еще самим Петром Кузьмичом, и озеро Пахтусова. Это имя настолько популярно на картах, что даже в далекой Антарктиде в горах Принс-Чарльз есть нунатак (изолированная скала или горный останец, выступающий над поверхностью ледника) Пахтусова.

А при жизни скромный поручик корпуса флотских штурманов Петр Пахтусов не купался в лучах славы. Величие подвига полярного исследователя оценили лишь после его смерти, когда вышли в свет его "Дневные записки". (Второй раз они были изданы лишь в советское время). В отличие от своих сверстников и начальников — будущих адмиралов Федора Литке и Михаила Рейнеке он не посещал светские гостиные и придворные балы. Редкие его наезды в Петербург были короткими и деловыми и не простирались дальше чертежной Гидрографического департамента.

Мы до обидного мало знаем об этом человеке. Хотя мореплавателю посвящено почти два десятка книг, не считая сотен больших и малых статей, к сожалению, почти все они повторяют составленную морским историком С. Крашенинниковым первую биографию Пахтусова, напечатанную в "Записках Гидрографического департамента" через десять лет после его смерти.

Наши многолетние поиски в архивах, старых газетах позволили выявить новые факты в жизни первопроходца Севера, его окружение. И в первую очередь в этом помогли карты Пахтусова, данные им географические названия, которых оказалось почти две сотни.

Сразу следует оговориться, что подлинные картографические материалы Пахтусова не сохранились. Они погибли во время савинковского мятежа в Ярославле в 1918 году вместе с большей частью картографического архива Главного гидрографического управления, куда были эвакуированы в связи с приближением немцев к Петрограду. Правда, все рукописные карты и планшеты его были использованы при издании морских карт. Трудновосполнимой оказалась утрата метеорологического, астрономического и особенно журнала описи восточного побережья Новой Земли 1832-1833 годов. Дело в том, что Пахтусов, картографируя берега Новой Земли, далеко не всегда пояснял в "Дневных записках", в честь кого и почему называл географические объекты.

Пояснения относились, как правило, к топонимам в честь известных политических и морских деятелей того времени. Названия же в честь близких ему людей Пахтусов не пояснял. Так, при описании юго-западной части Новой Земли он писал: "О произведенной нами описи в записках сих я ничего не упоминаю, потому что об этом ведется особенный журнал".

Но журнал сгорел на берегах Волги. Много лет пришлось буквально по крупицам собирать биографические сведения о людях, которых мог знать Пахтусов, просматривать горы архивных документов, в том числе на первый взгляд не имевших прямого касательства к Пахтусову. Путем многократного сопоставления обнаруженных фактов с фамилиями, указанными на картах Пахтусова, в основном удалось выявить окружение Петра Кузьмича сослуживцев, друзей, близких, просто знакомых. Яснее стал вырисовываться духовный мир, интересы этого выдающегося исследователя Севера.

Конечно, по картам трудно установить характер отношений Пахтусова с лицами, имена которых он помещал на них. Но нельзя сказать, что карта лишь бесстрастно фиксирует фамилии. Вне всяких сомнений, система здесь имеется. Пусть не тщательно спланированная и продуманная, но она есть.

Так, на южном и восточном побережьях Новой Земли, как пишет Пахтусов, "отличающиеся мысы, реки и горы назвал по именам известных мне особ, как значится на картах и в описном журнале". Здесь он употребляет имена видных военно-морских деятелей, крупных ученых, чиновников, кораблестроителей. Среди них есть люди сановитые, для Пахтусова малодоступные в силу большого расстояния по иерархической лестнице.

Если генерал-лейтенант Логгин Иванович Голенищев-Кутузов на рубеже XVIII и XIX веков возглавлял опись Белого моря и был автором многих северных карт, а вице-адмирал Алексей Федорович Клокачев девятнадцать лет губернаторствовал в Архангельске — их именами Пахтусов назвал мысы Кутузова и Клокачева, — то каким образом были "известны ему особы", именами которых он назвал мысы Колзакова, Ратманова, Рожнова, приходится только гадать. Павел Андреевич Колзаков и Макар Иванович Ратманов, участники Отечественной войны 1812 года, руководили крупными морскими департаментами; Петр Михайлович Рожнов командовал Кронштадтским портом. Все они в это время имели чин вице-адмирала, были в два раза старше Пахтусова...

Вице-директор Инспекторского департамента Морского ведомства капитан I ранга Александр Николаевич Бутаков, имя которого носят реки Верхняя и Нижняя Бутакова, привлек внимание Пахтусова "полезными для Мореплавания переводами" — популярными тогда "Словарем морских слов и речений" и "Морским телеграфом".

А вот о мысе Меншикова Пахтусов записал: "Назван именем исходатайствовавшего мне высочайшее решение на отправление в сию экспедицию светлейшего князя Александра Сергеевича Меншикова". Титул светлейшего князя он унаследовал от деда, любимца Петра I А. Д. Меншикова. Александр Сергеевич слыл человеком неглупым, автором многих острот и каламбуров, отличался исключительной работоспособностью, но был не померно честолюбив, высокомерен и эгоистичен. В своей карьере дипломата и штабного офицера он знал взлеты и падения. В войне с Турцией 1828-1829 годов был трижды ранен. Пахтусов, как и многие его современники, находился под обаянием этого интересного и остроумного сановника, занимавшего тогда высокий пост начальника Главного морского штаба.

И. П. Магидович в приложении к сборнику "Русские мореплаватели" утверждает, что мыс Перовского назван в честь будущего министра внутренних дел Льва Алексеевича Перовского. Пахтусов же прямо пишет: "...по имени генерал-адъютанта В. А. Перовского". Побочные сыновья графа А. К. Разумовского братья Перовские позже стояли у истоков Русского географического общества — Василий Алексеевич был одним из членов-учредителей, Лев Алексеевич — первым почетным членом его.

В. А. Перовский, участник Бородинского сражения, будущий оренбургский губернатор и исследователь Аральского моря, в 1828 году возглавил канцелярию Главного морского штаба. А с этим учреждением Пахтусову приходилось не раз иметь дело. Именем начальника отделения этой канцелярии Андрея Андреевича Жандра, в будущем действительного тайного советника и сенатора, он назвал мыс.

4 июля 1833 года штормовой ветер вынудил Пахтусова вытащить карбас на льдину против высокого мыса на восточном берегу. "Мыс сей назвал я по имени полковника корпуса флотских штурманов Александра Григорьевича Вилламова", — записал он в дневнике. Весной 1832 года гвардейский полковник А. Г. Вилламов был переведен в корпус флотских штурманов и назначен дежурным офицером по Управлению генерал-гидрографа, а затем управляющим его канцелярией. Сам он в гидрографических работах не участвовал, но зато потом семнадцать лет возглавлял русскую гидрографию и уволился со службы генерал-лйтенантом лишь в 1858 году. Приходилось иметь дело Пахтусову и с начальником чертежной Гидрографического департамента полковником Алексеем Емельяновичем Колодкиным. Названная его именем река Колодкина на некоторых картах теперь имеет и второе ненецкое название Канатаяха.

Мыс и залив Брандта названы Пахтусовым в честь основного субсидера его экспедиции — архангельского головы, купца первой гильдии Вильгельма Брандта. Уроженец Гамбурга Брандт приехал в Архангельск в 1793 году, где совместно с купцом Родде в 1801 году основал торговый дом. Во время Отечественной войны 1812 года разбогатевший В. Брандт выделился в самостоятельную фирму. Однако вскоре прекратил коммерческую деятельность и даже оставил Архангельск. Но через четыре года снова вернулся туда и быстро занял ведущее место среди купеческих воротил города. Его компаньоном по снаряжению экспедиции Пахтусова был крупный чиновник лесного ведомства, архангельский форштмейстер Петр Иванович Клоков. Неожиданная смерть В. Брандта в 1832 году едва не сорвала выход экспедиции. Клокову пришлось немало потрудиться, чтобы урегулировать финансовые вопросы с наследниками купца. Пахтусов с большим уважением относился к нему. Они познакомились еще в 1829 году. Лично Клоковым были написаны инструкции для экспедиции.

Пахтусов не только увековечил на карте "имена господ снаряжателей" — имя Клокова носят мыс и залив на восточном побережье, но и некоторых друзей Петра Ивановича, с которыми он, безусловно, был знаком. Так, полуостров Меккера на юго-западе Новой Земли, видимо, назван в честь помощника губернского лесничего Е. И. Меккера, а мыс Дружинина на восточном побережье именем Я. А. Дружинина, вместе с Клоковым предполагавшего еще в 1828 году организовать акционерную компанию для торговли с Сибирью. Особое значение для плавания 1832—1833 годов имело судно. "Оно строилось вольным мастером В. Хабаровым, — пишет Пахтусов, — по плану, составленному мною при пособии корабельного инженера г. полковника В. А. Ершова, наподобие больших карбасов, употребляемых пустозерскими промышленниками для отдаленных плаваний во льдах. Длина этого судна по килю 42 фута, ширина по мидель шпангоуту 14 футов, глубина интрюма 6 футов. Обшивка судна положена вгладь. В корме и в носу сделаны каюты легкими переборками и покрыты тонкими палубами. В кормовой каюте расположился я с помощником, уложены инструменты и запас провизии, которая могла повредиться от сырости, а в носовой поместились 8 человек служителей с небольшим их багажом... Судно названо "Новая Земля".

Именами строителей судна Петр Кузьмич назовет остров Хабарова и мыс Ершова. Здесь же, на восточном побережье, он поместит мыс Курочкина в честь выдающегося русского кораблестроителя Андрея Михайловича Курочкина, построившего бриг Литке "Новая Земля". За время, пока генерал-майор корпуса корабельных инженеров А. М. Курочкин возглавлял судостроение в Архангельске, под его руководством было построено 87 кораблей, из них 28 линейных и 17 фрегатов.

Мыс и залив Шуберта названы Пахтусовым "по имени известного учеными своими трудами генерал-лейтенанта Шуберта". Директор Гидрографического депо Федор Федорович Шуберт, в молодости боевой офицер, дважды раненный во время Отечественной войны 1812 года, почти шестьдесят лет продолжал дело своего отца, русского академика Ф. И. Шуберта, по картографированию России. При его участии и под его руководством была составлена первая десятиверстка (масштаб: в 1 дюйме — 10 верст) европейской части нашей страны, известная под названием "Карта Шуберта". В его труде на французском языке "Объяснение астрономических и геодезических работ, произведенных в России с географической целью по 1855" указаны и работы, выполненные Пахтусовым.

Мыс Вишневского носит имя другого ученого авторитета в области полевой астрономии академика Викентия Карловича Вишневского. Он, как и Ф. Ф. Шуберт, не бывал в Арктике, но много поработал в экспедициях по Средней России, где определил положение 223 астропунктов. Много лет Вишневский был "совещательным астрономом" Гидрографического департамента. В тяжелом новоземельском походе 1832—1833 годов Пахтусов вспомнил и поместил на карты имена многих чиновников, способствовавших его хлопотам при подготовке экспедиции: адъютанта морского министра капитана 2 ранга Ивана Григорьевича Волкова (мыс), лоц-капитана Архангельска полковника Петра Петровича Мехренгина (остров), управляющего канцелярией архангельского губернатора Петра Ивановича Шитца (мыс), сотрудников главного командира Архангельского порта — правителя канцелярии Андрея Ивановича Кокина (острова), дежурного штаб-офицера Николая Петровича Тумило-Денисовича (его именем с некоторым искажением назван мыс Денисевича). Последний был женат на дочери главного командира Архангельского порта Роберта Галла, имя которого Пахтусов дал мысу на восточном берегу Новой Земли.

Над некоторыми топонимами Пахтусова на восточном побережье Новой Земли еще придется поломать голову. Например, принято считать, что названия залив, река и мыс Абросимова происходят от фамилии исследователя Белого и Балтийского морей, преподавателя математики и навигации Егора Ивановича Абросимова. Но вряд ли его мог знать Пахтусов. Чин у Абросимова невысокий — капитан, преподавал он в морском корпусе, где Петр Кузьмич не учился, умер в 1810 году, когда будущему мореплавателю было всего десять лет. Скорее всего имелся в виду Алексей Васильевич Абросимов, преподававший в Штурманском училище тригонометрию, над которой Пахтусову в свое время пришлось попотеть.

Хотя в первой своей экспедиции на Новую Землю на восточном побережье Пахтусов, как мы и говорили, избегал предаваться воспоминаниям юных лет и давать названия в честь сослуживцев, предпочитая имена "известных особ", но могли быть исключения. Можно предположить, что остров Ежова и мыс Можайского названы в честь Александра Алексеевича Ежова и Федора Тимофеевича Можайского, в 1817 году плававших на корабле "Трех Иерархов", где проходил учебную практику Пахтусов. Правда, Ф. Т. Можайский (отец создателя первого в мире самолета А. Ф. Можайского) мог встречаться с Пахтусовым в Архангельске, где недолго был капитаном порта.

Особый интерес для выяснения окружения Пахтусова имеют данные им названия на юго-западе Новой Земли в 1832-1833 годах. Здесь много имен людей, с которыми Пахтусова связывали не только знакомство, но дружба. Это люди, дорогие его сердцу не чинами, богатствами, признанными заслугами, а своими нравственными качествами.

Очень показательно, что среди них, например, острова Нахимова, названные в честь того самого Павла Степановича Нахимова, впоследствии героя Синопа и Севастополя, адмирала, а в те времена, когда его встречал Пахтусов у своего начальника Михаила Рейнеке в Архангельске, никому не известного лихого моряка, убежденного холостяка, умного и прямого собеседника. Любопытно, что многие биографы Нахимова даже не подозревают о том, что далеко за Полярным кругом есть острова, носящие имя прославленного флотоводца.

Интересно происхождение названия мыса Писарева. Он назван в честь декабриста А. М. Иванчина-Писарева. Хотя Алексей Михайлович формально в тайном обществе не состоял, он был близко знаком со многими декабристами и, как скромно показал на допросе декабрист В. А. Дивов, "соглашался с свободным образом мыслей и также говорил иногда против правительства". Николай I приказал перевести Иванчина-Писарева "для исправления образа мыслей в Архангельск под бдительный надзор начальства". Опальный лейтенант пять лет служил при описи Белого моря с Пахтусовым. Вместе они не раз рисковали жизнью при штормовых высадках на необорудованный берег, делили последнюю краюху, согревали друг друга на тяжелых экспедиционных ночевках. У нас нет оснований считать, что Иванчин-Писарев "исправил образ своих мыслей". Когда осенью 1830 года почти одновременно сгорели угольные склады Архангельского адмиралтейства, якорный и литейный цеха Ширшемского завода, а по городу стали распространяться антиправительственные прокламации, подозрение пало на Иванчина-Писарева и жену другого близкого приятеля Пахтусова капитана 2 ранга Ф. Г. Артюкова, помощника командира Архангельского порта (его имя Пахтусов дал мысу Артюкова в проливе Железные Ворота). Лишь тщательное расследование показало их непричастность к указанным событиям. Иванчина-Писарева перевели на Балтику, где он вскоре уволился к статским делам.

13 мая 1833 года, открыв на юго-западе Новой Земли громадный залив, Пахтусов записал в дневнике: "Я назвал его заливом Рейнеке, по имени флота капитана, под командою коего служил я пять лет при описи и промеpe Белого моря; острова и проливы, в заливе сем находящиеся, назвал по именам бывших сослуживцев моих по той же экспедиции".

Свою деятельность на Севере Рейнеке начал в 1824 году на бриге "Кетти" под командованием лейтенанта Дмитрия Алексеевича Демидова (в его честь Пахтусов назвал острова Демидова, находящиеся в заливе Карпинского). Д. А. Демидов был уже опытным моряком. В 1819-1821 годах он участвовал в первой русской антарктической экспедиции Ф. Ф. Беллинсгаузена на шлюпе "Восток". Отправляясь на промер в Белое моpe, Демидов получил предписание от Ф. П. Литке, которому был подчинен. Главным делом навигации 1824 года было тяжелое и опасное обследование песчаных банок Северные Кошки, где в 1821 году едва не погиб бриг Литке.

 "Крепкие ветры и туманы, нынешним летом почти беспрерывно продолжавшиеся, —докладывал по возвращении Демидов, — едва дали мне время отыскать и промерить одну банку, которая по близости своей к берегу в малой глубине, конечно, есть опасения для судов всякого ранга".

На следующий год командование Беломорской экспедицией принял М. Ф. Рейнеке. Демидов же по какой не известной нам причине перешел на береговую службу, а в 1832 году в чине капитана 2 ранга ушел в отставку. Мы пока не нашли даты его смерти, но В. М. Пасецкий утверждает: "Возвращаясь в 1855 году из Николаева в Петербург, Рейнеке навестил Д. А. Демидова, жившего в своем имении в Орловской губернии".

Именем другого помощника Демидова на бриге "Кетти" Александра Александровича Шатилова Пахтусов назвал остров. В 1826 году на корабле "Азов" Шатилов ушел в Кронштадт, служил при описи финских шхер. Через пять лет снова вернулся в Архангельск, но в работах Рейнеке и Пахтусова не участвовал, а состоял при порте. В 1858 году оставил службу в чине генерал-майора.

Буквально титаническую работу по описи Белого моря проделал М. Ф. Рейнеке и его многочисленные помощники, имена которых Пахтусов поместил на карту в виде названий островов Котельникова, Богословского, Нелидова, проливов Юнкера, Бубнова, мысов Селиверстова, Корсакова.

Шесть навигаций подряд бриг "Лапоминка" и две шхуны, не считаясь с капризами северной погоды, производили съемку берегов и промеры по всей акватории Белого моря, основой которых послужил 31 астрономический пункт. Экспедиция выполнила магнитные наблюдения, исследовала приливо-отливные явления, впервые в открытом море организовала наблюдения за колебаниями уровня моря и прозрачностью воды. Рейнеке и его помощник унтер-офицер И. Казаков изготовили первые образцы мареографа для измерения скорости течения и диска прозрачности — приборов, которые за границей появились десятилетиями позже. "Гидрографическая опись Белого моря и берегов Лапландии, исполненная Рейнеке, — писал академик К. Бэр, — бесспорно принадлежит к тем подвигам, которыми может гордиться всякая страна".

Поначалу казалось, что выявить сослуживцев Рейнеке и Пахтусова по Беломорской экспедиции не составит особого труда. Так, из рапорта начальника экспедиции о награждении офицеров явствовало, что на бриге "Лапоминка" в 1827 году плавали лейтенант Котельников, мичманы Иванчин-Писарев и Милюков, штурманские помощники унтер-офицерского чина Пахтусов и Вепрев, штаб-лекарь Константин Богословский; на шхуне № 1 лейтенант Ломен, мичман Корсаков, штурманский помощник Селиверстов; на шхуне N№ 2 лейтенант Юнкер, мичман Бубнов, штурманский помощник Казаков.

Но в последующие годы личный состав экспедиции часто менялся, и эти изменения проследить по далеко не полно сохранившимся документам оказалось нелегко. В 1828 году взамен командиров шхун Н. Ф. Ломена и А. Л. Юнкера, направленных в действующую средиземноморскую эскадру, были назначены лейтенанты Василий Андреевич Кротов и Василий Степанович Нелидов. Работа была тяжелая, и поэтому далеко не все выдерживали экспедиционные тяготы. В 1829 году умер Александр Григорьевич Котельников, а через четыре года Иосиф Петрович Милюков (названные Пахтусовым острова Милюкова на современных картах не показываются), на место Богословского пришел лекарь Карл Людвигович Ланг (остров Ланга тоже не на всех картах показывается), в 1832 году при невыясненных обстоятельствах погибли на шхуне "Енисей" лейтенант Василий Андреевич Кротов и подпоручик Иван Филиппович Казаков (их именами на восточном побережье названы река Казакова, бухта Кротова и реки Большая и Малая Кротова), тяжело заболел мичман Николай Тверитинов. Его брата Алексея, служившего с Пахтусовым на "Лапоминке", вскоре перевели на Балтику. Несохранившееся пахтусовское название острова Тверитиновы было посвящено братьям-близнецам. Любопытно, что заболевший в экспедиции Николай Алексеевич намного пережил вскоре умершего Алексея Алексеевича и только в 1860 году был уволен от службы в чине генерал-майора.

Некоторые присвоенные Пахтусовым географические названия в честь беломорских сослуживцев в заливе Рейнеке исчезли с карт в ходе уточняющих съемок уже в советское время. Так, в действительности не оказалось пролива Шишмарева, названного по имени Александра Дмитриевича Шишмарева 8-го, мичмана 13-го флотского экипажа, плававшего в 1831 году на шхуне № 2.

Пролив же Рубанова стал называться проливом Русанова. В двадцатые годы нашего столетия гидрографы, обследуя этот район, назвали здесь безымянный залив и полуостров именем выдающегося русского полярного исследователя В. А. Русанова, многократно и успешно работавшего на Новой Земле и в 1913 году пропавшего без вести у берегов Таймыра. При очередном переиздании карт Новой Земли произошла опечатка, а скорей всего редактор, мало знакомый с историей исследования Новой Земли, умышленно исправил неизвестную ему фамилию Рубанова на знакомую Русанова, раз пролив ведет в залив Русанова и одним из его берегов является полуостров Русанова.

Ему невдомек было, что автор первой карты этих мест имел в виду своего сослуживца по плаванию на бриге "Лапоминка" мичмана Иустина Игнатьевича Рубанова. Выпускник Черноморского штурманского училища, Рубанов на Север попал случайно и все семь лет службы здесь не питал к нему никакой привязанности. При первой же возможности в 1836 году он уехал из Архангельска. Однако здоровье его было подорвано, Рубанов вышел в отставку и в 1847 году умер. Вполне естественно, что современные картографы не спешат исправить на картах эту сознательную опечатку.

Последнее время на карте пролива Петуховский Шар перестали показывать острова Вальховского. С капитаном седьмого ластового экипажа (ластовые экипажи создавались из нестроевых чинов для береговой службы, караулов, портовых судов, маяков, госпиталей) Лукой Михайловичем Вальховским Пахтусова связывала не только дружба, но и деловые отношения. В этом экипаже ему не раз приходилось брать матросов для своей экспедиции. Вальховский прослужил в Архангельске почти четверть века, и в 1857 году был уволен от службы подполковником.

Среди имен сослуживцев Пахтусова, увековеченных им на картах южной оконечности Новой Земли, и имена четырех его однокашников по Штурманскому училищу. Их носят острова Рагозина, Вепрева, Казобина и Крапивина. Этих людей смело можно назвать наиболее близкими друзьями Пахтусова. Они сопутствовали ему всю жизнь.

С Н. М. Рагозиным Пахтусов в 1824-1828 годах занимался описью Баренцева моря и устья Печоры. Позже, когда Петр Кузьмич под командованием И. А. Бережных картографировал побережье западнее Печоры, Рагозин под руководством штурмана И. Н. Иванова направился на восток и несколько лет снимал берега Карского моря и полуострова Ямал. Рагозин намного пережил Пахтусова и позже занимался гидрографическими работами на Балтике. На его могильном камне на Смоленском кладбище написано: "Рагозин Николай Маркович, полковник корпуса флотских штурманов (4 декабря 1802-7 марта 1870)". Только эта надпись положила конец разночтениям его фамилии, которая в делах Штурманского училища писалась по-разному.

Иван Елисеевич Вепрев окончил училище через три занимались описью Белого моря на бриге "Лапоминка". Кондуктор Николай Михайлович Крапивин в качестве помощника Пахтусова участвовал в его первой новоземельской экспедиции 1832—1833 годов. Алексей Васильевич

Казобин с Пахтусовым не плавал, но долгие годы служил в Архангельске под начальством друзей Пахтусова лейтенанта Кротова на дальней брандвахте и полковника Мехренгина, выполняя промеры на Северной Двине. Сыну простого плотника Казобину и его жене Елене Харламовне, дочери чиновника 13 класса, нравились простые нравы в семье Пахтусова. После смерти Пахтусова в 1835 году они много помогали его вдове Авдотье Петровне и детям.

Первая экспедиция Пахтусова на Новую Землю длилась почти полтора года. Зимовали на самом юге Новой Земли в губе Каменка, месте действительно каменистом. А вот соседняя — тоже со старинным поморским названием, история происхождения которого до нас, к сожалению, не дошла, — губа Логинова доставила Пахтусову много хлопот. Хотя, по его измерениям, всего-то "имеет длину 20 верст и ширину 5 верст".

Ее Пахтусов и Крапивин пытались нанести на карту целый год, но лёд, туман, штормы и пурга упорно не пускали их в самый близкий к их временному дому на Новой Земле залив. Только летом 1833 года после нескольких дней выжидания благоприятных ветров "Новая Земля" вошла в губу. Но вершину ее все-таки пришлось снимать со шлюпки, так как к этому времени заштилело надолго.

"Я очень рад был случаю поверить на деле рассказ бывшего со мной крестьянина Хаймина, который удостоверял меня, что здесь точно губа, а не пролив, как я полагал при весенней описи, причиною заблуждения моего были низменные, покатые к воде берега, окружающие вершину губы. Когда земля была покрыта снегом, а губа льдом, то берегов от воды нельзя было отличить".

Далеко не все ясно с пахтусовскими названиями в этой губе. Если острова Стодольского он назвал "по имени одного из отличнейших морских капитанов" и особого труда не представляет уточнить, что Александр Сергеевич Стодольский ходил в кругосветное плавание в Русскую Америку, участвовал в Наваринском сражении, то куда менее однозначно дело обстоит, например, островами Броуна.

В конце двадцатых — начале тридцатых годов прошлого века в Архангельске служили два брата-погодки лейтенанты Броуны. Младший Иван Николаевич в мае 1833 года "отставлен от службы за дурное поведение" (впрочем, этого находившийся на зимовке Пахтусов мог не знать). Егор Николаевич честно тянул флотскую лямку и ушел в отставку лишь в 1858 году. Вероятно, именно его имел в виду Пахтусов, называя острова. Более надежно "уцепиться" буквально не за что. В немногочисленной сохранившейся переписке Пахтусова эта фамилия не встречается.

Несколько увереннее можно предположить происхождение названий мысов Камараша и Тимирева, хотя и неизвестно, каким образом пути этих людей пересекались с пахтусовскими. Выручают редкие фамилии. Скорее всего это лейтенанты Павел Ильич Камараш и Иван Иванович Тимирев. Офицеры Стодольский, Камараш, Тимирев бывали в Архангельске при перегоне новых кораблей в Кронштадт.

Мы уже говорили о неудачном толковании историком М. И. Беловым происхождения названий горы, полуострова Рахова (они тоже находятся в губе Логинова) и мыса Федотова, фактически названных именами спутников Пахтусова по его первой зимовке на Новой Земле. Последнее дано в тридцатые годы нашего столетия комиссией СГЭ, как и находящиеся западнее остров Рудакова, полуостров Подгорного и мыс Родионова, также получившие имена спутников Пахтусова. Все трое холмогорские крестьяне. Сорокапятилетний Никифор Подгорный умер от цинги на зимовке, более молодой Николай Рудаков — при возвращении и похоронен в море, а пятидесятидвухлетний Константин Родионов благополучно вернулся домой.

Продолжение — Подвижники корпуса флотских штурманов